ВЕЧНЫЙ РЫЦАРЬ ВАГАН АНАНЯН

В одесском Музее западного и восточного искусства 17 декабря 2016 года с огромным успехом открылась выставка картин Вагана Ананяна, посвященная 10-летию со дня смерти художника. Много картин маслом на библейские темы, пейзажи, натюрморты, а также – портреты пастелью. 

Для Вагана каждый человек – Дон Кихот, ищущий Истину не просто на Земле, но и во всей Вселенной. Он ни на кого не похож и не без труда воспринимается неискушенным зрителем. Но в нем распознается страстный исследователь первопричин. Работы этого армянского художника включены в "Золотой альманах Одессы", куда он переехал из Еревана в 90-е. И не случайно интерес арт-общества Одессы к работам В.Ананяна со временем растет. Об этом свидетельствуют полные залы музея в день открытия выставки.

Пришли художники Одессы, близко знавшие Вагана Ананяна, и люди, впервые открывшие для себя мастера. Армянская община Одессы тоже проявила интерес к выставке и участвовала в ее организации.

В сентябре текущего года прошла также выставка работ В. Ананяна в галерее аукционного дома "Дукат" в Киеве, на интернет-выставке "Портреты", в международном биеннале современного искусства во Флоренции и на других престижных международных смотрах. Произведения В. Ананяна раскупались иностранцами еще при его жизни, и сейчас многие из них находятся в частных коллекциях в разных странах. Наверное, это стало возможным потому, что автору удалось вынести армянское мировоззрение на уровень общечеловеческих поисков концепции мира. Выставки организованы другом художника и коллекционером Аленой Римко, которая готовит книгу об этой незаурядной личности. "У меня уже собраны впечатления о встречах с Ваганом как художником, армянином, человеком, музыкантом, мужчиной, философом, мудрецом, юмористом..." написала на сайте http://www.vahan-gallery.com.ua/ А. Римко, призывая всех, кто знал художника, поделиться воспоминаниями о нем.

Предлагаем вниманию читателей "ГА" эссе Kilp Vahan (с сокращениями).

KILP VAHAN

В ярком свете пока еще греющего солнца моментами поблескивали полупрозрачные нити паутины, парящей в еле ощутимых струях воздуха, уже вобравшего в себя холод продрогшего моря. Одесситы, чуя, что уже совсем недолго до ненастных дней, будто договорившись, заполонили центр города. Людские потоки завихрялись в Городском саду, возле "Гамбринуса", на Греческой площади и неторопливо с Дерибасовской сворачивали к оперному театру, а далее – к Приморскому бульвару, к вечно бдящему Дюку у лестницы. А у кого хватало прыти – и к Тещиному мосту. Можно сказать, население отмечало негласный праздник "бабьего лета".

 НЕСМОТРЯ НА ПОГОЖИЙ ДЕНЬ, ОН (речь об Ананяне) был одет в длиннющий, до щиколоток, плащ цвета хаки, из-под которого видны были только массивные ботинки на "тракторе". Плащ был наглухо застегнут под самый кадык, а из засученных по локоть рукавов выступали голые смуглые руки. Голова лысая, нет, не бритая, а по-настоящему голая. Не было даже бровей и ресниц. От безволосости и "шоколадности" кожи особенно выделялись на лице белки выпуклых крупных глаз. Они словно перекатывались по лицу, когда он переводил взгляд то на позирующего мужчину, сидящего на раскладном стульчике, то на большой лист бумаги на этюднике. Прямо на асфальте были разложены дорожкой его рисунки – портреты, сделанные мелками на толстой серой бумаге.

Краски. Буйство красок. Фонтан красок. Эти портреты будто говорили, нет, кричали зрителю: "Смотри, каким ты мог бы быть, если найдешь дверь в мой мир!" Большинство людей степенно обходило рисунки, как бы совершая круг почета, и тихонько уходило из дворика в поисках новых сюрпризов города. Но некоторый костяк недвижимо следил за цветным мелком, между толстых пальцев мастера. Одесситы – искушенный в искусствах народ и абы какое рисование не задержит их возле художника. Но здесь происходило нечто мистическое. Невольно воображалось, какими красками, извивами передаст художник портрет нового "инопланетянина". Забавно было вообразить реального человека этаким пришельцем. Вроде это он, да не совсем. Поэтому процесс приковывал.

Появились двое хорошо одетых мужчин средних лет. Один из них, долговязый брюнет, явно заинтересовался портретами. Другой же, крепко скроенный шатен, стоял на месте и пускал вдогонку другу скабрезные шутки по поводу каждого рисунка.

 Все было хорошо слышно, в том числе и художнику. Когда брюнет пошел зырить по второму кругу, шатен стал поторапливать его, мол, хватит, нас ждут. Но тут брюнет спросил цену одного из рисунков. Художник ответил отказом, мол, эти рисунки слишком ценны, поэтому они не продаются. Брюнет явно расстроился. Тут уже рядом с брюнетом появился его друг.

Послушай, – обращается он к художнику, – все на свете имеет свою цену, ты назови число, я куплю.

- Это слишком дорого.

– Позволь решить, что для меня дорого, а что – нет. Сколько?

– Тысячу рублей.

Шатен замялся, и вдруг обнаружилось, что он способен все-таки на нормальный разговор.

– Я не хочу принижать твое искусство, может, оно стоит и больше – я не смыслю в этом ничего. Но больше четырехсот не могу дать.

– Ну, вот видите, я же говорил – не продается.

ДРУЗЬЯ УХОДЯТ НИ С ЧЕМ. И вправду, в те времена рублей этак за сорок можно было пообедать в ресторанчике. Так что цифра была объявлена весьма приличная.

Вскоре появились две подружки, старшеклассницы. Они в явном восторге от рисунков. Одна из них подходит к художнику, указывает на тот же портрет и тоже справляется о цене.

 – Двадцать рублей, – отвечает хозяин, – а ты не хочешь, чтоб я нарисовал твой портрет. За ту же цену. Зачем тебе чужой портрет?

– Нет, я хочу именно этот рисунок, – и сконфуженно добавляет, – а у меня и денег всего-то десять рублей с копейками.

Подруга предлагает еще пятерку.

- Что, дадите пятнадцать с копейками и жалеть не будете?

– Дадим.

– А на какие шиши домой доберетесь?

– А мы тут недалеко живем, как-нибудь приковыляем.

– Ну ладно, давай десятку и забирай рисунок, только обещай, что повесишь его над своим диваном.

– Я так и хотела сделать.

– Я шучу, вешай, где хочешь, это уже твоя вещь.

Девушки уходят, а Художник поднимает над головой красную купюру с Лениным: "Вот! Девушке дали десятку, чтобы она, может быть, сходила на дискотеку, а она купила у меня рисунок. Это для меня дороже всего!"

Это был мой соплеменник Ваган Ананян (он подписывал свои картины так – Kilp Vahan. Kilp – с армянского կիլպ– со снятой кожурой, лысый. – А.А.), в котором я тогда не распознал армянина, наверное потому, что он был уже человеком всей Вселенной.

Арарат АХНАЗАРОВ