НЕОСТЫВАЮЩИЙ СЛЕД

17 февраля – день рождения поэта Давида Ованеса. Ему бы исполнилось 72 года, а в июле минувшего года поэта не стало. Его поэзия, овеянная всеми ветрами последней четверти двадцатого века и неполной четверти непредсказуемого нынешнего столетия, полная философских раздумий, составляет одну из ярких страниц современной литературы.

ДАВИД ОВАНЕС БЫЛ РОЖДЕН ПОЭТОМ ПО САМОМУ СКЛАДУ СВОЕГО ХАРАКТЕРА – восприимчивого, общительного, жизнерадостного, по всему тому, что так щедро наделила его природа. Нередко внешние проявления характера мешают современникам восприятию творчества. Обладая вспыльчивым характером и поистине кавказским темпераментом, Давид мог разругаться с кем угодно. Он был нетерпелив и порывист, резко и азартно спорил и вызывал полемику вокруг себя. Это поистине "спорный" поэт в самом прямом и в самом лучшем значении этого слова. Это был протест всему – власти, системе, заскорузлости, глупости, смерти, войне, высказанный громко и внятно, с насмешкой, с презрением, а подчас и горькой иронией. Одним словом, так, как он, теперь уже никто и нигде не говорит.

В поэзии Давид Ованес сказал свое, неповторимое слово. Через его сердце прошли токи его времени. Это время он сам нес в себе, в своей биографии, в своей душе. И глубокая, внутренняя причастность к нему, ощущение этого времени, помогли ему создать немало хорошего в поэзии и в литературной критике.

Автор около 25 поэтических, детских и переводческих книг, множества публикаций в периодической печати, эссе и радиопьес, Давид Ованес имел свое, только ему принадлежащее место в нашей культуре. При всей эмоциональности и парадоксальности натуры Давид был глубок, при остром чувстве драматизма нашего бытия он до конца оставался жизнелюбивым поэтом, для которого были дороги и бессмертные краски армянской земли, и непобедимая сила творчества. При всей неординарности характера он был далек от ложного оптимизма. Время от времени в его творчестве появлялись подлинно драматические ноты.

Поэзия Давида удивительно "земная" и вместе с тем – "вселенская" - озарена светом истинной любви. В ней есть боль, тревога, печаль, нет одного – равнодушия. Она вобрала в себя страдания и радость, любовь и гнев, смятение и твердость – все, чем полон сегодняшний век.

Нельзя обойти вниманием стихи, написанные в юности. Они разбросаны по разным книгам, но к ним ведут нити всей творческой биографии поэта.

ДАВИДА ОВАНЕСА Я ЗНАЛА СО СТУДЕНЧЕСКИХ ЛЕТ. ЯРКАЯ ЛИЧНОСТЬ всегда привлекает внимание, и, вероятно, потому хорошо помню многое, что связано с его творческой юностью. Самое первое впечатление весьма поверхностное – обаятельный, дерзкий циник с острым умом и насмешливыми глазами, воспринимавший жизнь как блестящую радостную игру. Тогда мы еще не знали его поэзии, стихов, полных драматизма и страсти, звучавших как исповедь, как драма души. Перед нами был просто молодой человек, обладающий безудержной энергией и противоречивым нравом. Там, где Давид, всегда разгорался спор, всегда неудержимое желание выяснить и выразить до конца свою позицию, отличную от других. Самоуверенный, стремящийся жить ярко  и безоглядно, ни на кого не похожий – таким запомнился Давид в студенческие годы.

Но Давида настоящего, истинного поэта я узнала позже, после выхода его сборников. Впрочем, характеру своему он не изменил, он так же спорил, устраивал диспуты, эмоционально выступал на съездах Союза писателей. Неповторимым по масштабу был всплеск эмоций, мнений, суждений, вынесенный им на общий, иногда буйный, иногда беспощадный форум. Так было всегда. Словно энергия многих людей была спрессована в нем одном. В каждом деле он искал главный смысл, умел ставить себе задачи и находить самые прямые пути их решения. Давид обладал редко встречающейся способностью открывать во всем, что его окружало, новое, интересное, увлекательное, достойное воплощения в поэзии. В процессе такого открытия обнаруживается своеобразие, уникальность поэта, ибо его душа – это всегда единственный в своем роде сплав человеческого характера, темперамента, таланта, взглядов, знания и пристрастий. Именно в духовной сфере, помноженной на силу и прелесть его мастерства, заключалась и сила воздействия поэзии Давида Ованеса.

Что было в нем самое существенное, неотъемлемое, присущее только ему? Мне кажется, что это – страстное стремление познать историю своей страны, познать жизнь и свое место в ней, удивительная искренность и естественность, безбоязненность и прямота. Пульс его поэзии – стремительный, энергичный. В нем всегда слышится громкий, настигающий голос поэта, протестующий против дисгармонии жизни. Но в этой поэзии достаточно и спокойствия и глубины:

"Нет жизни иной у тебя, нет веры иной,

Нет надежды иной у тебя, нет иной любви,

быть повелителем Слова ты осужден навек,

Но это суровая кара – всемилость моя".

Вчитываешься в стихи "Поет неведомая птица", "Виноград", "Армянская песня", "Дилижан", "Сонет и муза", "Впервые за столько лет", ощущаешь, что на них сходятся его излюбленные поэтические "меты", образный язык его поэтики. Неистребимая, мучительная и всепоглощающая нежность к своей стране, к золотистым осенним холмам, быстрым водам и терпкому винограду, знойным полдням и прохладным вечерам диктовала поэту такие стихи, полные душевного трепета и переживаний.

ТАЛАНТ ДАВИДА ОВАНЕСА ВЫБИВАЕТСЯ ИЗ "РЯДА", ОТКРЫВАЕТ НАМ НЕЧТО НОВОЕ, что нередко звучит редким диссонансом устоявшейся норме. "Многогранен его талант – как кристалл, - пишет в предисловии к книге поэта в переводах Альберта Налбандяна, Георгия Кубатьяна и Петра Вегина известный литовский поэт, прозаик Юстинас Марцинкявичус. – Не рассеивающий лучи действительности, а собирающий их в одно. В стихотворения. В строку. В могучий заряд духовной энергии: любви, ненависти, страха, надежды, разочарования, восхищения… Вот те первоэлементы, из которых мы сотворены. Поэт знает их. Кажется, что он, как алхимик средневековья, в их противоборстве (а может, и в согласии) ищет свой философский камень. И ему уже не выйти из этой кельи, из этой игры. Из судьбы. Ловец мгновений, он увековечивает их, прикрывая собою человеческое существование, словно нагую осень. ("Вспомни минувшую осень, брат"). Истинность, подлинность таланта Давида Ованеса – несомненны…"

Читаешь сегодня стихи поэта и поражаешься чистоте и правде  изображенной жизни, безудержной открытости сердца поэта – со всеми его сомнениями, откровениями и недомолвками, вот он, весь перед нами!

Давид ОВАНЕС

Я – древность. Подойди, чтоб лучше видеть.

Я – летопись и духа бытие.

Я – твоего грядущего провидец.

Твое сегодня. Прошлое твое.

Не надо укрощать меня. От века

таким я был, таким пребуду впредь.

Но лучше всех я знаю человека

и знаю, как помочь ему прозреть.

Я – собеседник. И склонюсь пред теми,

Кто выслушать меня всегда готов.

На мне, замшелом, начертило время.

Несметное число имен и слов.

А если ты не извлечешь урока –

исчезни, точно ветер, без следа.

Таких, как ты, я перевидел много.

Я камень, я останусь. Навсегда.

Армянская песня

Есть страна, высокая страна,

В той стране мы жили век за веком.

Там светла небес голубизна,

Нет числа садам и бурным рекам.

Жили мы в краю прекрасном том,

Заняты трудом своим извечным.

Но однажды ворвались в наш дом

Нелюди в обличье человечьем.

О, забыть ли тот недобрый час,

Когда хищников свирепых стая

Ураганом ринулась на нас,

Все круша и все на пути сметая!

Кровь и слезы потекли рекой,

Не кончались муки и страданья,

Поднимался горький стон людской

Выше звезд – к порогу мирозданья.

Шли враги крушить, стрелять, колоть –

Старец ли, ребенок – все едино,

 И опять остался глух господь

К горестным молитвам армянина.

Все тонуло в пепле и золе,

Стал очаг наш черным пепелищем.

С той поры, скитаясь по земле,

Мирное пристанище мы ищем.

Сколько их – скитальческих дорог,

Стран и океанов за плечами!

Но родной родительский порог

Брезжит нам бессонными ночами.

И куда бы нас ни занесло,

Верим мы и будем верить вечно

В то, что никакое в мире зло

Все ж не может длиться бесконечно,

Верим, что когда-нибудь придем

К берегам тоскующей отчизны,

Чтобы озарить наш старый дом,

Нашу землю светом новой жизни.

Перевод Альберта НАЛБАНДЯНА