ЛИЧНО ИЗВЕСТЕН

В журнале "Русский клуб" в июне 2015 года была помещена беседа известного тбилисского журналиста, писателя Арсена ЕРЕМЯНА с народным артистом Армении Гургеном ТОНУНЦЕМ. Состоялась она в 1973 году, когда в Тбилиси шли съемки фильма, посвященного последнему подвигу Камо. Сегодня участников этой беседы уже нет в живых, но в эти майские дни Великой Победы хочется еще раз вспомнить о боевом пути Гургена Тонунца, добровольцем ушедшего на фронт в первый же день войны. 

Короткое затишье перед съемкой, как перед боем. Расплавленный августовский день за окном номера тбилисской гостиницы "Иверия", тесного для его крупной фигуры атлета, популярного киноактера, народного артиста Армянской ССР и Якутской АССР. "От А до Я", как шутят коллеги-друзья. На столе – толстенная книга на немецком языке, которую отложил после моего прихода. Говорит Гурген Тонунц неторопливо, просто, мысленно перенесясь на руставскую дорогу, где через два часа предстоит ему скакать во главе гремящей кавалькады.

- С вашего позволения, Гурген Оганесович, начнем с конца. Продолжаете работу над образом, который давно стал визитной карточкой для вас, сыгравшего 48 ролей в кино и свыше 70 – в театре?

- В эти дни мы завершаем съемки фильма о последнем подвиге Камо, выступающем по заданию наркома Дзержинского в новом для себя качестве разведчика. После выхода фильмов "Лично известен" и "Чрезвычайное поручение" на киностудию пришли десятки тысяч писем зрителей с просьбой продолжить рассказ о человеке, в жизни которого всегда было место подвигу. Его шесть раз арестовывали, четыре раза приговаривали к смертной казни (из них последний приговор был заменен 20-летней каторгой). Трижды он бежал из тюрьмы. Его побег из Метехского замка в Тбилиси, по отвесной скале, Горький назвал фантастическим фокусом. Камо пять раз был тяжело ранен и более двух лет провел в психиатрической клинике в Берлине, где, скрываясь от полиции, гениально выдавал себя за сумасшедшего. Мы уже отсняли большинство эпизодов в Москве, Ереване, Баку.

Я родился в Тбилиси на улице Камо, в год его смерти, в 1922-м, недалеко от дома, в котором он жил. В детстве мы играли в Камо, как в России играют в Чапаева. Видимо, уже тогда этот образ как бы вошел в мою плоть и кровь. И вот я снова в городе, не похожем ни на один другой, где у меня столько друзей на киностудии "Грузия-фильм", да и не только там. В Тбилиси живет моя "мать" - выдающаяся грузинская актриса Верико Анджапаридзе, сыном которой непродолжительное время я был в фильме "Можно ли его простить?" А в снимающемся фильме моими партнерами выступают Гурам Сагарадзе и Бадри Кобахидзе.

- После Камо вы получили приглашения и снялись в сорока фильмах. В подавляющем большинстве то были роли людей мужественных, сильных. Видимо, выбор в известной степени был продиктован и тем обстоятельством, что вы, человек военный, удостоенный 11 боевых правительственных наград, чувствовали себя в родной стихии, попадая по воле сценариста в самые невероятные перипетии?

- С детства я мечтал о море. После окончания мореходки участвовал в походе по спасению "Седова" из ледяного плена. В первый день войны ушел добровольцем на фронт. На борту легендарного ледокольного парохода "Дежнев" с четырьмя орудиями и несколькими пулеметами. 27 августа 1942 года вместе с другими отражал нападение фашистского тяжелого крейсера "Адмирал Шеер", оснащенного 70 орудиями, на порт Диксон – один из важных опорных пунктов Северного морского пути. Это был неравный бой. Фашисты пытались высадить десант. Мы поставили дымовую завесу, и дальше все шло как на сцене. Завеса – занавес, наш пароходишко, вошедший в историю ВОВ как сторожевой катер-19, выскакивал, стрелял и снова исчезал в дыму. Неожиданно нас поддержала береговая батарея, чьи 150-миллиметровые орудия, уже подготовленные к отправке, незакрепленными стояли на причале. Командовал батареей лейтенант Корняков. Два точных попадания в носовую часть - и пожар на корме заставил фашистский крейсер выйти из боя. Вначале я стрелял из крупнокалиберного пулемета. Потом увидел, что из орудийного расчета остались только двое. Стал помогать им. Ранило меня в ногу и спину, подносил снаряды уже ползком. Потом врачи удалили около 30 осколков, а всего – мелких тогда не считали - их во мне было до 200.

Выписался я из госпиталя, признали негодным к строевой службе, инвалидом II группы. Время было, сами понимаете, горячее. А на фронт не пускают. Все же своего я добился. Был назначен в разведку в отдельный гвардейский мотоциклетный полк прорыва, которым командовал Герой Советского Союза полковник П.Белик. Наш полк, как правило, действовал на переднем крае и даже за ним. Так, в Бухаресте мы были на три дня раньше основных сил. Вот где - в разведке - пригодилось мое знание немецкого языка и регулярные занятия спортом. В довоенные годы я мечтал о лаврах Николая Королева, выступал в соревнованиях по боксу в чемпионатах Москвы и профсоюзов.

- Тогда, во время войны, вы, очевидно, были далеки от мысли о театре?

- Времени для него не оставалось. Под Будапештом был тяжело ранен в четвертый раз и списан уже вчистую. Надо было думать, как жить дальше гвардии лейтенанту. Подал заявление на режиссерский факультет ВГИКа и был принят в мастерскую одного из пионеров советского кинематографа, Льва Кулешова. А потом был заснеженный городок Кустанай, на сцене драматического театра которого я сыграл немало ролей: Фердинанда в "Коварстве и любви", кардинала Монтанелли в "Оводе", Паншина в "Дворянском гнезде", Кнурова в "Бесприданнице, сэра Тоби в "Двенадцатой ночи". Еще в Кустанае узнаю, что режиссеры, ныне народные артисты СССР Степан Кеворков и Эразм Карамян, собираются снимать фильм о Камо - профессиональном революционере Симоне Тер-Петросяне, о котором я еще в детстве был наслышан от своего отца, коммуниста с 1914 года. Сделал несколько фотографий и послал их на "Мосфильм". Жду. Нет ответа.

Шел 1956 год. Вскоре я смог вернуться в Москву. Устроился ассистентом режиссера у Александра Довженко на фильм "Поэма о море". Случайно узнаю, что актера на роль Камо еще не нашли. Иду в киногруппу, а там удивляются: "Что?" Эти ужасные полулюбительские фотографии ваши? Немедленно сниматься!" А дальше вы уже знаете. Кстати, не все складывалось гладко. Положение осложнялось тем, что внешне я абсолютно был не похож на Камо. Когда сестра Камо, Джаваир, увидела пробы, то резко запротестовала против того, чтобы я создавал на экране образ ее брата. Но все обошлось. Именно она после премьеры фильма одной из первых поздравила меня с успехом и, плача от нахлынувших воспоминаний, говорила: "Вы вылитый Камо!"

- Ваша последняя работа расскажет о деятельности Камо после Октябрьской революции, его женитьбе и трагической гибели. Означает ли это, что тема исчерпана до конца?

- Сейчас я заканчиваю сценарий фильма в четырех частях, возможно, для Центрального телевидения. Он расскажет о боевой группе Камо в глубоком тылу деникинской армии. Мне удалось обнаружить архивные документы и воспоминания бойцов этой интернациональной группы. Их было 17, в том числе четыре девушки. Русский, грузин, армянин, украинец, латыш, мордвин… Все коммунисты, выпускники пулеметных курсов. В тревожное для молодой республики время, когда партия бросила клич "все на борьбу с Деникиным", боевая группа действовала по заданию Ленина. На счету группы похищение секретных документов белогвардейцев, разгром Алексеевского полка, взрыв неприятельского штаба, доставка оружия и боеприпасов рабочим Северного Кавказа. Надеюсь поставить фильм самостоятельно, попробовать свои силы в режиссуре. Но это потом. А пока съемки, съемки… Закончив их, хочу отдохнуть. Просто трудно вспомнить, когда в последний раз воспользовался отпуском.

Прощаясь, мой собеседник берет книгу Виля Орджоникидзе о Камо "Тбилисский рассвет" и подписывает: "Арсену Левоновичу от лично известного. Желаю попутного ветра во всех начинаниях. Народный артист Армении Гурген Тонунц. 25 августа 1973 года".