...И ДОЖДЬ ПОПОЛАМ С СОЛНЦЕМ

          Эти заметки вызваны желанием хоть как-то воздать должное памяти художника, незаслуженно обойденного вниманием и при жизни, и после смерти, по крайней мере до сих пор. В этом году Ашоту Баяндуру - замечательному живописцу и графику исполнилось бы 70 лет.

С ИМЕНЕМ АШОТА БАЯНДУРА У ПОКОЛЕНИЯ ХУДОЖНИКОВ СЕРЕДИНЫ 70-х связано нечто совершенно очаровательное. Те, кто знал Баяндура лично, помнят мягкое обаяние его человеческих качеств и одновременно очень высокую требовательность к себе серьезного живописца.

        Порой трудно сказать, что интереснее - картина или человек, ее написавший. Я имею в виду хорошие, потому что плохие картины тем и плохи, что рождаются как результат унылой поденщины, и тут сквозь краски не просвечивает ни малой капли души человеческой, судьбы, облика неповторимой натуры автора. Ашот Баяндур написал мало. Может, мог бы создать больше. Но есть иная точка зрения: художник может написать столько, сколько он написал. Пожалуй, эта точка зрения не лишена смысла, если не иметь в виду чрезвычайные случайности, обрывающие жизнь художника безвременно и трагически. Ашот ушел из жизни от инфаркта - самой распространенной болезни нашего века. Было ему всего 56 лет.

         У него было счастливое сочетание профессионального мастерства и тонкой душевной организации. Он мог заставить зрителя волноваться, сопереживать его героям, и самое главное - он верил, что самоотверженность, подвижничество, самопожертвование - необходимые качества художника, который хочет остаться честным перед собой и перед искусством.

         Ашот Баяндур был, что называется, не от мира сего, обладал благородной мужской красотой и душевным изяществом. Это шло, конечно, прежде всего от семьи, в которой он рос. Отец - Саркис Баяндур, главный редактор журнала "Советакан арвест" - удивительная личность, интеллигентный, мягкий человек, с которым было легко и приятно общаться. Мать - известный армянский лирический поэт Маро Маркарян, сестра - прекрасная переводчица Анаид Баяндур, особенно известны ее переводы произведений Гранта Матевосяна.

        НЕВЫСОКОГО РОСТА, С ВНИМАТЕЛЬНЫМ И ДЕЛОВИТЫМ ВЗГЛЯДОМ ДОБРЫХ серовато-зеленых глаз, глубоко посаженных под густые брови, Ашот располагал к себе сразу. Всех его друзей и знакомых привлекала щедрость и неиссякаемость воображения художника, его эрудиция. Он любил общество самых разных людей, любил споры (особенно если речь шла об искусстве или поэзии, путешествиях), где он сразу становился естественным центром в силу изящества ума, остроумия, необыкновенной свободы, с которой он вел разговор, и того доброжелательства, которое как магнит притягивало к нему людей. Вся его жизнь была пронизана творческим светом, и эта черта сказалась и в его живописи.

        Замечательный художник в течение тридцати лет радовал нас своим искусством. Его выставки открывались в России, Франции, Люксембурге, не раз работы художника демонстрировались и в Ереване. Независимый, свободный, "гуляющий сам по себе", он был ценим многими, но понимаем избранными - теми, кто способен разглядеть исключительное, что еще не отчуждено пиететом музейности.    

         Картины Баяндура - настоящий праздник пластических символов. Добираясь до души изображаемого явления, он безраздельно отдавался интуиции и чувству, жертвуя при этом правдоподобием. И все же его художественное наследие представляет ценность не только для современников, но и для людей новых поколений, так как в его произведениях трепетала живая душа, горячо влюбленная в жизнь и замечательно тонко резонирующая на его сложности.

         В среде художников своего поколения Ашот пользовался огромным авторитетом. Художники высоко ценили в нем то, что называется "глазом" - умение видеть и понимать искусство: в нем поражала проницательность и меткость критических суждений. Одной из любимых тем художника была современность искусства, его обращенность к живой окружающей действительности. Он мог бы повторить за Бодлером: "Нужно принадлежать своей эпохе". Он был действительно современным художником - не только внешне, а внутренне современным. Ашот обладал органическим чувством времени, поэзии, правды. Поэтому его произведения были наполнены яркостью новизны, острым чувством темы, абсолютной искренностью.

         Так получилось, что первая персональная выставка Ашота прошла не в Ереване, а в Москве, где он сразу завоевал массу поклонников. Известный критик Станислав Рассадин в своем обзоре писал: "У армянского художника Ашота Баяндура нет ни одного автопортрета. Я во всяком случае не видел. И все-таки знаю, что он за человек. Точнее, узнаю, глядя на его работы. Он добрый, веселый, хотя иногда веселится так, что становится чуточку грустно. Он и созорничать не против. Он - умный, я это тоже вижу, угадывал за его добрыми и смешными фантазиями любовь к размышлению. Короче говоря, он - художник... По его картинам и рисункам видно, что он очень любит свое детство и хотел бы в него вернуться..."

         Мир его искусства населен персонажами из сказки - милыми и странными людьми, животными, вещами: тут и воздушный шар, сплющенный, как дыня, человечки с крыльями, яблоки огромные, как Земля, циркачи и птицы, волы и ослики, цветы, падающие с неба...

          МИР, ПРИДУМАННЫЙ БАЯНДУРОМ, ПРИВЛЕКАЕТ И ВЗРОСЛЫХ, И ДЕТЕЙ, так как фантастичен и в то же время прост. Не случайно у художника особое место в творчестве занимали иллюстрации к книгам разных авторов. Здесь сливались воедино субъективные и объективные, сознательные и рациональные моменты психологии творчества. Кстати, это особенно ясно видно и на сложных, полифоничных по структуре полотнах Баяндура. Главное свойство его полотен, по-моему, и состоит в том, что они имеют особый язык подтекста, намеков, ассоциаций и иллюзий. Между тем "междустрочное чтение" и поиск кода произведения проходит через обманчиво простые, пластические ходы. За простотой его композиций очень много работы: ведь простота требует безошибочного решения.

        Ашот был душой или, вернее, совестью художников своего поколения. Он не шел на компромиссы, не поступался своими взглядами и убеждениями. Его неуступчивая принципиальность не могла не производить глубокого впечатления. Мало к кому прислушивались так внимательно, как к Ашоту. Это происходило потому, что он во всех своих словах и поступках, в каждом движении своей мысли всегда оставался художником. Конечно, я не берусь утверждать, будто Баяндур был самым значительным среди армянских художников того времени. Природа одарила его необыкновенно живым темпераментом, способностью к быстрым и метким суждениям, верным и тонким вкусом, силой убеждения и, наконец, непобедимым личным обаянием.

        Сейчас, с течением времени, картины Баяндура, полные юмора, написанные непринужденно, чуть ли не шаловливо, по-новому открывают свой непростой и глубокий смысл. Стоит только взглянуть на них, и вас подхватит волна движущейся, захватывающей, поражающей своей полярностью жизни. Вас, как некогда и его создателя, окружат чудаки и мечтатели, фантазеры, искатели правды, наивные мыслями и чистые сердцем. Вам встретится немало и грустного, но еще больше смешного, и будет дождь пополам с солнцем, и откроется целый мир, где солнечные и печальные краски смешались, создавая совершенно особую удивительную гамму.

        Ашот не хотел признавать будничное неинтересным, потому что для него оно было интересным и захватывающим. Надо лишь уметь это увидеть. Так умеют видеть будничное дети. И очень редко сохраняют эту способность взрослые. Ашот сохранил. Оттого, должно быть, и вспоминал он свои ранние годы, словно продолжал в них жить. И наверное, этот мир останется с нами надолго. Потому что он уникален, как всегда уникально настоящее искусство. И еще потому, что в этом мире, каким бы жестоким он ни представал, никогда не гаснет свет добра и надежды.