ЕРЕВАН - СТОЛИЦА, А НЕ СТРАНА

Майский солнечный день 1949 года. Я четырнадцатилетним подростком видел, как ведут по центральной улице крохотного тогда Степанакерта целый строй людей в сопровождении вооруженных конвоиров. Все лица были знакомые. Некоторые были одеты в потертую военную форму. То были бывшие фронтовики.

СТОЯ НА ТРОТУАРЕ, Я ВСМАТРИВАЛСЯ В ЛИЦА МОЛЧА ШАГАЮЩИХ АРЕСТОВАННЫХ ЛЮДЕЙ и впервые в жизни уловил для себя, что глаза человека могут явственно отражать все то, что творится у него в душе. Вдруг защемило в груди. Я увидел до боли знакомое лицо. Бывший директор нашей школы Амазасп Вартанович. Фамилии его мы, ученики, не знали. Обращались к нему только по имени и отчеству. Высокий, чуть сутуловатый. Одет он был, как всегда, в хорошо выглаженный костюм. В шляпе. При галстуке. С тросточкой. На мгновение мы встретились взглядами. Он широко улыбнулся. И я абсолютно был уверен, что думал в это время Амазасп Вартанович о моем отце, бывшем, как говорили тогда, наркоме просвещения Арцаха, репрессированном в 1937 году. Амазасп Вартанович был единственным человеком, который каждый раз при встрече не только справлялся о том, помогаю ли дедушке и бабушке, но и непременно подчеркивал: "Никогда не верь, что отец твой был врагом народа".

Их увозили в сторону железнодорожной станции. Оттуда – в Сибирь. В небытие. После этого долго мы в Степанакерте не видели  людей в шляпах, при галстуках, с тросточками... Лишь потом, после хрущевского ХХ съезда партии, я узнаю из нашей новейшей истории, что в тот жуткий день ужасного 1949 года чуть ли не во всех городах СССР текли по центральным улицам нескончаемые потоки последних из могикан – представителей интеллигенции. Ужас этот, конечно, творился и в Ереване.

Рассказывают, что группа людей, обуреваемая паникой, беспокойством за завтрашний день, пришла к Аветику Исаакяну, чтобы хотя бы душу излить. Людей этих можно было понять. Речь шла не только о том, что никто из них не был застрахован от того, что они могут оказаться в очередном потоке репрессированных. Речь о том, что каждый раз увозят в основном интеллигенцию, цвет нации. Очевидцы рассказывают, что семидесятичетырехлетний Варпет сам был в ужасном состоянии, но все же нашел для несчастных людей слова, в которых теплилась хоть какая-то  надежда: "Пока есть армянское село, силы наши не иссякнут и надежда не покинет нас. Во все времена, как показала наша история, село нам заменяло птицу Феникс. Так что я спокоен".

Остается напомнить, что слова эти великий поэт сказал в далеком сорок девятом, когда в Ереване проживало не более двухсот пятидесяти тысяч человек, а районные центры еще оставались селами. Увы, уже тогда, в сорок девятом, даже намного раньше, началась чудовищная тенденция тотальной урбанизации СССР и, конечно, всей Армении. И началась она в не менее черном 1930-м, в самый разгар коллективизации сельского хозяйства, сразу после публикации в "Правде" провокационной статьи Сталина "Головокружение от успехов".

В ТОТ ГОД В АРМЯНСКОЙ ССР В ОДНОЧАСЬЕ БЫЛО СОЗДАНО двадцать пять административных районов. Резали по живому, презрев и исторические особенности, и местные обычаи, и различие категории качества земли. Уж кто-кто, а палач Сталин хорошо знал, что после того как ре уже отрезал от Армении не только Нахиджеван, Арцах, Гардманк и Джавахк, но и всю Карсскую область и другие исторические армянские регионы, входившие в состав России, социалистической Армении достались лишь мертвые камни. Не случайно изверг Талаат сказал: "То, что с армянами не сделал ятаган, сделают камни". Средняя высота – 1800 метров, на которой произрастают только полудикие злаки. Однако в условиях тогдашнего кошмара армянские сельчане, как тогда говорили, из камня делали землю, которую в народе иронично называли "несъедобным пирогом".  И вот этот, с точки зрения земледелия, "несъедобный пирог" разрезали на двадцать пять кусков. Сталин преследовал и другую цель. Ему нужно было, чтобы каждый советский человек находился под присмотром, под особым контролем. Ибо двадцать пять административных районов – это столько же райкомов, райисполкомов, профсоюзов, комсомольских организаций, МВД, КГБ и пресловутых "троек", которые заменяли собой правосудие. Через семь лет в том самом трагически известном тридцать седьмом разрезали "пирог" еще на семь частей. Впоследствии еще на пять. Итого: тридцать семь районов.

Урбанизация, то есть процесс повышения роли городов в развитии общества, как явление сама по себе опасна  для всех народов и государств. Но для малочисленных народов и небольших стран она просто катастрофична. Ныне неохотно цитируемый Карл Маркс еще в позапрошлом веке заметил эту самую опасность, которая заключалась в "особых городских отношениях". Это значит  не эволюционное, а революционное, резкое изменение образа жизни, образа мыслей, традиций, национальных ценностей, в том числе с точки зрения домостроя, морали, этики, эстетики. Ведь для урбанизации характерны приток в города исключительно сельского населения. А село, как известно, не является бездонным инкубатором по выращиванию людей. Родившиеся там с чистыми душами, влюбленные в землю и народные песни, потомственные крестьяне не просто уезжают в город, чтобы учиться, или, по воле божьей, стать Туманянами и Севаками, а заколачивают досками окна дедовского дома, повесив на дверь амбарный замок, и со всеми чадами и домочадцами, со всей утварью переезжают (вынужденно) на вечное поселение в город.

ПУТЕШЕСТВУЯ ПО АРМЕНИИ, БЕСЕДУЯ СО СТАРОЖИЛАМИ УМИРАЮЩИХ СЕЛ, в том числе и с теми, кто каждое лето в преклонном возрасте из районного центра регулярно едет к своим корням, к могилам предков, едет в убитое наповал свое село, я с болью в сердце осознавал, какую чудовищную трагедию пережил наш народ уже, казалось бы, в свободной стране с гарантированной безопасностью. Сначала уничтожили потомственных земледельцев, талантливых сельских предпринимателей, назвав их нелепым прозвищем "кулак"– отсюда и страшный по своей политической сути термин "раскулачивание"; затем насильственная коллективизация сельского хозяйства, которая привела к массовому исходу крестьян в города; затем дурацкий партийный призыв к ликвидации границы между городом и деревней; и, наконец, преступное, перманентное районирование всей территории СССР,  от которого больше всего пострадала Армянская ССР. На глазах у двух-трех поколений были разорены без всякого выстрела, без всякого ятагана более двухсот древних армянских населенных пунктов, население которых, словно беженцы, перекочевало в другие места, в Ереван и в райцентры, где наспех возводились скучные, серые, безликие хрущевки-близнецы, не подозревая, какие горести будут ждать их в будущем. Конечно, они не ведали, в каком катастрофическом положении окажется в будущем Ереван. (Об этой нескончаемой трагической проблеме армянские писатели, ученые, журналисты писали много. Тридцать лет назад в "Литературной газете" (тогда тираж 6000000) я опубликовал статью  под соответствующим заглавием "Ереван в беде".)

Вчерашние кузнецы и пастухи, доярки и домохозяйки, родившие и воспитавшие минимум по пять-семь  детей, стали горожанами. Молодые девушки на новом месте устраивались секретаршами у бесчисленного количества высоких чиновников районного масштаба, учились варить и подавать кофе, коим потчевали своих шефов и боссов. Молодые парни устраивались кучерами-водителями у тех же шефов в филиалах ереванских или чаренцаванских заводов и фабрик, чувствуя себя "а ля" пролетариатом. И, женившись, уже не рожали, как их бабушки и матери, по пять-семь детей, а довольствовались двумя, в лучшем случае тремя.

Мы, армянские литераторы, много писали о строящихся шестнадцати водохранилищах, о том, какими темпами возводились корпуса так называемого Нового Раздана и огромного микрорайона для обслуживания Разданского цементного комбината. Предупреждали об опасных последствиях пресловутой урбанизации. Выполняя и особенно перевыполняя планы партии, строили, как показала суровая жизнь, преступно и безобразно. Больше всего людей погибло во время Спитакского землетрясения именно в районных центрах, особенно в школьных зданиях. В сельской местности строили карточные домики из многотонных железобетонных плит, забыв о том, что мы находимся в сейсмической зоне, где, начиная с IV века было зафиксировано более ста страшных по своей разрушительности землетрясений. Немалая часть сельского населения из зоны бедствия ринулась опять же в города, и в первую очередь в Ереван.

БЕДНЫЙ АЛЕКСАНДР ТАМАНЯН, КОТОРОГО СЕГОДНЯ ТАК ЧАСТО ВСПОМИНАЕМ в связи с опошлением и осквернением его гениального замысла, особенно окрест его неповторимого шедевра – Оперного театра, в который уж раз "переворачивается" в гробу, видя, во что превратили его "город Солнца" близорукие государственные мужи и иные его примитивные коллеги-наследники, которые, презрев стратегические перспективы нации, на протяжении трех поколений превратили чудом сохранившуюся часть страны Наири в эдакого уязвимого демографического головастика.

Ереван, проглотивший множество близлежащих населенных пунктов, Ереван со своими девятью Норкскими массивами и своим городом-сателлитом Абовяном – это почти, если не более чем половина населения всей республики. В свое время, празднуя рождение миллионного жителя Еревана, никто почему-то  не задумывался, что рано или поздно распадется советская империя, что ничто не вечно под луной, кроме народа, который, как говорил Анатоль Франс, не хочет умирать.

А ведь уже в те времена многие представители интеллигенции, да и сам народ, в частности, сельское население, обуреваемые традициями, чувством беспокойства за будущее своих детей, стратегической мыслью, направленной на перспективу, выступали против самой политики урбанизации. Послушались бы их, как тогда говорили, партия и правительство, глядишь, действительно подумали бы о том, что миллионный Ереван, задуманный гением Таманяна всего для 250-тысячного населения, и целая прорва городов, проглотивших деревни, могут стать, кроме всего прочего, соблазнительной мишенью для врага.

Я уже не говорю о том, во что превратился Ереван после распада СССР. Чтобы быть предельно кратким, ибо это уже отдельный, поистине трагический вопрос, достаточно обратить внимание на неимоверное количество чудовищных для сейсмической зоны высоток, построенных уже в последние годы, когда Армению охватил какой-то необъяснимый в экономических категориях бум жилищного строительства. Бум этот продолжается и сегодня. Жилье, дома и квартиры для людей – это, конечно же, хорошо. Но истина-то конкретна. Для Еревана такой бум создает и уйму вопросов, на которые нетрудно ответить.

К примеру, кто будет жить в этих высотных новостройках, если известно, что покупательная способность граждан заметно низкая, а проценты под ипотеку довольно высокие? А когда начнут там жить, то где они будут работать, если опять же известно, что с рабочими местами в Ереване большая напряженка ? А будут работать, где станут парковать свои автомобили, если нет соответствующей инфраструктуры в виде гаражей или платных стоянок, и вообще, когда в Ереване этих самых автомобилей пруд пруди, что, понятно, негативно влияет на экологию города.

Задаваемые вопросы не только риторические, они к тому же иллюстрируют тот безмерный кошмар, который ожидает нас в будущем, притом самом ближайшем, если уже сегодня незамедлительно не предпринять в законодательном порядке меры по устранению этого самого кошмара, начало которому положено еще в советские времена, когда вместо одного таманяновского генплана у Еревана к 1971 году было уже целых четыре. И с каждым генпланом население города росло и выросло аж до миллиона, а вскоре и больше миллиона. И это при трехмиллионном населении республики. Отсюда и выражение – демографический головастик.

СПЕЦИАЛИСТЫ-ДЕМОГРАФЫ ОБЫЧНО СРАВНИВАЮТ С ГОЛОВАСТИКОМ страну, где количество жителей столицы превышает четверть общего населения. Чаще всего в качестве примера приводили Армению, где уже в шестидесятых годах в Ереване проживало более трети населения Армении. То же самое можно сказать и о каждой административной единице, где в райцентрах живет почти половина населения района. На эту тему в свое время писали наши великие литераторы  Паруйр Севак, Серо Ханзадян, Сильва Капутикян, увы, ничего не изменилось даже после того, как тридцать семь районов объединили  в двенадцать областей.

Конечно, поезд, как говорится, давно ушел. Брошенный камень не вернуть с полета. Однако это вовсе не означает, что надо опускать руки, полагая,  будто ничего не поделаешь, когда речь идет о реалиях жизни. Речь прежде всего идет о судьбе всего нашего народа, о его будущем, которое, как это было во все времена, зависело от того, каким будет армянское село.

Незабвенный певец армянской души и духа родной природы Амо Сагиян писал: "По большому счету все армянские гении, выдающиеся полководцы, крупные общественные и государственные деятели вылупились из сельского гнезда". Он не раз предупреждал об опасности моментального перерождения крестьянина в горожанина, утверждая, что армянин на протяжении тысячелетий был крестьянином, который, окультуривая землю, сознавал, что земля в то же время окультуривает его.

В этом мы действительно убедились в победоносной арцахской войне, где решалась судьба армянского народа. Однако, как известно, гораздо легче выиграть войну, чем отстоять мир. Так что мы всегда  будем нуждаться  в патриотических уроках сельского учителя, как новорожденный ребенок – в молоке матери.

Необходимо, чтобы наше Национальное собрание в самые короткие сроки и безотлагательно создало законодательную базу для спасения села и регулирования процессов внутренней миграции. Даже в карликовом Лихтенштейне Ландтаг принял закон "Об ограничении механического роста столицы Вадуц". А ведь в стольном граде Лихтенштейна проживало всего лишь около пяти тысяч человек при населении в стране – около тридцати тысяч. Как видим, отношение столичного и остального населения составляет один к шести. И народ в этом видит проблему, которую нужно решать, а еще точнее - нельзя не решить.

НАМ РЕЗКО И РЕШИТЕЛЬНО НАДО ИЗМЕНИТЬ НЕ ТОЛЬКО ЭКОНОМИЧЕСКОЕ, социальное, но и душевное отношение к селу, жизнь которого, а стало быть, и жизнь всей страны зависят не столько от засухи и наводнений, от градобития и суховеев, от мороза и зноя, сколько от бездушного отношения города и чиновников. Выдающийся армянский историк и публицист Давид Ананун, которому Максим Горький доверил написать пространное предисловие к своей "Антологии армянской литературы", доказательно утверждал: "Армянская буржуазия (от слова "бург", "город". – З.Б.) никогда не выражала интересов нации. Выразителем интересов и хранителем народных традиций всегда являлось крестьянство".

В народе говорят, что мудрость – это осмысленное и осознанное чувство беспокойства за судьбы будущих поколений. Уже в обозримом будущем, то есть при жизни нынешнего поколения, в связи с неизбежным спадом промышленной добычи нефти в мире, нарушением экологии и другими факторами человечество переживет планетарный кризис. И в беспрецедентный переходный период выживут те народы, у которых имеется крепкое и развитое крестьянство. Уже сейчас, не теряя бесценного времени, премьер-министр Армении, президент Армении и Национальное Собрание, правительство и Католикос Всех Армян, Академия наук и творческие союзы, политические партии и средства массовой информации совместными усилиями должны выработать действенную государственную, долговременную национальную программу приоритетного развития села.

Каждый медный пятак, вложенный в село, обернется для будущего поколения золотой монетой. Каждое доброе слово, сказанное в его адрес, вернется нам песней. Cлова Аветика Исаакяна - золотые слова: "Армянское село – это житница и колыбель, университет и стратегический штаб, философия и мораль". Не забывая при этом честное признание Отто фон Бисмарка: "Франко-прусскую войну выиграл сельский учитель".

Думаю, ссылка на Бисмарка должна быть понятна нашему искушенному в нынешних политических реалиях читателю. Да, это война с Азербайджаном. Перестрелочная, вялотекущая, возгорающаяся, потухающая, милитаризированная, словом – всякая, какая бы ни была, но все равно война. Мы ее, надо честно признаться, выиграли не до конца. Однако обречены довести ее до конца, и, кстати, не обязательно танками или ракетами. Ибо танки и ракеты нам нужны ради защиты мира, ради созидания, а не разрушения. Но если не будет возрожденного армянского села, как начала начал этого самого созидания, то и защищать будет нечего. Так что сегодня именно от сельского труженика зависит будущее нашей Родины.

Другого нам просто не дано.