В ГОСТЯХ У САМОБЫТНОЙ ПОЭЗИИ

Наше общество редко вспоминает поэтов, даже живых. У Роберта Рождественского есть такие строки: "Это не время проходит. Это проходим мы". И все же время тоже проходит. Ведь мы сейчас живем совсем не в поэтическом времени. То, что было в недавнем прошлом, старательно стираем из памяти.

НО ВЕДЬ, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ УШЕДШУЮ ЭПОХУ, НУЖНО ЗНАТЬ, чем жили люди, ей принадлежавшие. О чем мечтали, к чему стремились, от чего приходили в отчаяние, за что боролись. Не адепты высокой культуры, не политики или административные функционеры, а простые, обычные люди. Ответы можно найти в литературе, в публицистике, если, конечно, авторы этих публикаций отваживались на честный разговор со своим читателем. Тогда они становились истинными свидетелями своего времени.

Такими свидетелями в нашей литературе в недавнем прошлом были Паруйр Севак, Серо Ханзадян, Геворг Эмин, Сильва Капутикян, Ваагн Давтян, Армен Ованесян и, конечно же, Рачья Ованесян, которому в минувшем декабре исполнилось 100 лет. Известный поэт, публицист, лауреат Государственной премии Армении, Рачья Карпович Ованесян отдал армянской литературе более полувека своей жизни, в течение которой менялись поэтические времена и поколения. Но он оставался явлением непреложным и в поэзии, и в самой жизни. Место в литературе ему принадлежало по праву. Это удел лишь тех, кто наделен истинным талантом.

Чтобы понять поэзию Р. Ованесяна, естественно, надо прочесть его сборники. Но можно сделать иначе - добраться до берега Раздана, посмотреть, как громады скал, повиснув над рекой, замерли, словно прислушиваясь к ее лепету. Увидеть, как внизу скалы подставили ей свои плечи и она, голубоглазая, смешливая река, чуть нагибаясь, спускается по ним послушать, как шумит листвой миндаль - и вы окажетесь в гостях у самобытной поэзии.

Когда по-ребячьи лепечет ручей,

Все кажется мне - это я, это я

Сбежал по камням и исчез средь полей,

И так же шепчу, и не видно меня.

Грохочет ли гром в грозовых небесах,

Все кажется мне - это я, это я,

И боль, что терзала в несбывшихся снах,

И ярость излить в этом громе хочу.

С улыбкой ли ясное солнце взойдет

Над гребнями гор, над озерной водой,

Мне кажется - я приближаю восход,

Встаю над планетой счастливой зарей.

Лишь первая капля росы упадет,

Я слезы свои узнаю в ней тотчас,

О той ли любви, что меня не найдет,

О том ли огне, что давно уж погас?

Везде нахожу я себя и во всем -

Смеюсь и молчу, проливаю я свет,

Но больше с неясной печалью знаком,

Которой конца и названия нет.

Перевод Н.Саакян.

МНЕ ДОВЕЛОСЬ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С РАЧЬЯ КАРПОВИЧЕМ на одном из совещаний писателей в середине 70-х годов, которые в те годы щедро проводились писательским союзом. Заочно поэта я знала задолго до этого знакомства. Одной из моих первых статей в редакции газеты "Коммунист" была рецензия на его лучший лирический сборник стихов "Чудесный садовник". При всех ситуациях он был доброжелательно спокоен, подчеркнуто внимателен. В нем не было того суетного высокомерия, которое частенько прорывалось в тех, кто был вхож в кабинеты деятелей ЦК КП Армении.

Союз писателей, председателем которого он был долгие годы, был одной из самых деятельных творческих организаций республики. Для каждого писателя Дом писателя по адресу Баграмяна, 3 был совершенно родным. Двери кабинета Рачья Ованесяна запирались лишь после полуночи, они были открыты для всех. Особенно для молодых писателей, которые всегда находили здесь поддержку во всех своих начинаниях. Сколько событий здесь происходило, какие споры, дискуссии, встречи! Жизнь кипела. Жаль, что все это прошло. Это не ностальгия по прошлому, а по тому хорошему, что было тогда.

Как это часто бывает, за активной общественной деятельностью трудно рассмотреть реальное лицо поэта. А ведь у Рачья Ованесяна (и с годами все больше) было много серьезных стихов, лирических и философских, афористичных строк, которые запоминались с первого прочтения.

По-моему, одна из самых трудных задач поэта и поэзии - сохранить свои истоки.

Поэзия Ованесяна, как трава, обладает стойкими запахами. Качество это - результат поиска, радостного и трудного. Поиска простоты. Радость тоже надо выстрадать, то есть пережить ее дважды: наяву и в слове. В этом - трудная, завидная судьба поэта. Радость Ованесяна живая и естественная. О чем бы ни писал поэт, он непременно отталкивался от действительности, поднимая ее на высокую ступень поэзии.

ИМЯ ПОЭТА ВПЕРВЫЕ ПОЯВИЛОСЬ В ПЕЧАТИ В 30-е ГОДЫ. Оно сразу привлекло внимание старших поэтов, писателей. Вот как приветствовал вхождение Р. Ованесяна в поэзию Дереник Демирчян: "Рачья Ованесян - цветок, раскрывшийся в течение одной ночи. Но к своему расцвету он шел очень долго".

Первый поэтический сборник готовился к выпуску накануне войны. Но он тогда не вышел. С третьего курса университета поэт ушел на фронт. После войны выходят его сборники "Песнь всей жизни", "Вторая встреча". Одна из ведущих тем первого сборника - это воспоминание о войне, о тех, кто отдал жизнь за Родину. Эта тема для автора, по-настоящему выстраданная, звучит трагически и мужественно. Один за другим выходят новые сборники поэта, и в каждом чувствуется рост и возмужание поэта. Со временем он обращается к вечным, общечеловеческим темам, находит новые образы и новые решения. Сборники "Чудесный садовник", "Рубиновые звезды" и особенно "Молчание моря" явились этапными в творчестве поэта. В них соединилось все: и отношение к земле, и отношение к искусству, и гражданственность, истинная, реальная, без деклараций. Ованесян воспевал щедрость души, романтическую вдохновенность, чудотворные руки своего любимого героя - чудесного садовника, умеющего обращать жизнь в великолепный сад, способного откликаться на горести и радости каждого человеческого сердца, вобравшего в свою песню эхо множества голосов, которые подтвердят, что он творец и вправе

... песню эту,

Где воплотились наша боль и смех,

На волю отпустить, отдать для всех,

Чтоб ветры разнесли ее по свету...

Поэзия Ованесяна отмечена светом крупной личности. Открытая миру, славящая жизнь и человека, его мужество и гуманизм, сердце бойца и мудрость мыслителя, поэзия эта обладала спокойной и ненавязчивой доверительностью. С нами говорил не пророк, не учитель, а такой же, как мы, смертный, мучимый теми же сомнениями, согреваемый теми же надеждами.

ГЛУБИНА, С КАКОЙ ПОЭЗИЯ ОВАНЕСЯНА ВЫРАЗИЛА НАШЕ ВРЕМЯ, с его небывалым взлетом и потрясениями, историческими событиями, простота и естественность этой поэзии, подлинная народность - вот главное, что сделало творчество Ованесяна достоянием народа.

В заключение хочу привести один эпизод, о котором мне рассказала Нелли Саакян. Это было на банкете в честь 60-летия Геворга Эмина. Гамзатов был тамадой, и его искрометное остроумие сумел оценить каждый. Смеялась до слез и Нелли, но не могла не подметить и грустной задумчивости аварского поэта, когда в разгар застолья прекрасно спели старинную армянскую песню отец и сын (Давид) Ованесяны. Оба - поэты. Взор Гамзатова затуманился. Песня, что и говорить, была замечательная и исполнена с воодушевлением, но главное - сын рядом с отцом, деталь для Гамзатова не безразличная. "Эх, сказал он, поднимаясь с места, если бы у меня был такой джигит, мы с ним тоже пели бы наши дагестанские песни!" Ни сына, ни даже внука у него не было, одни только дочери и внучки... И потому с двойной грустью он слушал старинную армянскую печальную песню в семейном исполнении Ованесянов.