"НУЖНО ИСКУССТВО, В КОТОРОМ ЕСТЬ СВЕТ"

"О войне мы говорить не будем - не о чем говорить", - заявил один из наших лучших актеров среднего поколения и директор Государственного театра "Амазгаин" им. С. Саркисяна Арман НАВАСАРДЯН.  Он вернулся с позиций всего несколько дней назад, и для артиста вторая Карабахская стала второй войной - первой была Апрельская.

- Тогда давай не совсем о войне. В Великую Отечественную актеров на фронт не призывали. Но можно назвать множество великих артистов, выбравших свой путь уже после войны. Что этот опыт меняет в жизни?

- Наверное, все, и даже, простите за неуместное слово, обогащает, если, конечно, до этого не сойти с ума. Вот Ованес Аджинян из Театра пантомимы, который погиб, был в нашем отряде. Точнее, в подразделении - никак не освободимся от этих "отрядов", возможно, потому так и вышло… Мы не смогли быть на его похоронах, потом приехали к нему домой, привезли его каску. Я не мог смотреть в глаза его детей, хотя на его месте мог оказаться любой из нас. А с другой стороны, была такая гордость за этих мальчишек! Я ему говорю: эти окопы я рыл своими руками, я знаю, где тайные схроны, а он мне: дядь, отойди, не мешай! Сейчас мне кажется, из них получились бы лучшие на свете офицеры и инженеры, врачи и артисты, лучшие папы на свете…

Меня всегда удивляла Сардарапатская битва. Как случилось, что народ, переживший Геноцид, через три года посреди голода, болезней, тысяч беженцев смог расправить спину и ему удалось одержать победу на трех фронтах - Сардарапат, Баш-Апаран, Каракилис? Меня всегда это поражало, даже больше, чем первая Карабахская. Тогда все-таки не было такой обстановки и были профессионалы, офицеры Советской армии. А сейчас нам нужно отрезвление, потому что мы позволили себе много провалов - тогда, когда поступали в институты за взятки и за них же освобождались от армии, когда уезжали в другие страны и для того, чтобы получить статус в лагере беженцев, дурно говорили о своей стране, - не важно, что в ней было хорошо и что плохо, но она наша! Нам нужно осознать свои ошибки и принять их как лекарство. Потому что ясно же - завтра хорошо не будет. Это мы должны стремиться к тому, чтобы было хорошо, чтобы мы излечились.

- В деле излечения за искусством первое место, а с другой стороны, кажется, кроме самих деятелей культуры, это никого не волнует.

- От физического истребления людей защищает армия, от духовного - культура. А в последние годы на государственном уровне ей уделялось крайне мало внимания. Даже не имею в виду финансовую поддержку, а в первую очередь отношение. Но ведь если этого, духовного, нет, человек не может относиться ни к какой нации, не может быть носителем никакой идеи и этики и превращается в зомби, простите за затертое слово. Как мне кажется, сегодня роль культуры должна быть высока, как никогда, особенно музыки и театра, поскольку это искусство "здесь и сейчас". У нас, деятелей культуры, должна быть соответствующая стратегия, подчеркиваю - у нас, а не у государства. Чисто как артисту мне нет дела до государства, поможет - спасибо, нет - бог с ним. Но мы как театр должны иметь собственную стратегию, и первый шаг уже предпринят. Хотя лично мне очень трудно - психологически я все еще на фронте. Да всем будет трудно, но мы обязаны это делать во имя...

Я долго не мог найти это "во имя". Там, на фронте, думал: нам снова подниматься на сцену, и что, нет никакой разницы, что завтра, что три месяца назад? Но "во имя" нашлось - первые спектакли сыграть в Арцахе. И мы едем туда играть - во имя всего. Во имя детей Арцаха, во имя нас. Потому что и наша спина, я уверен, распрямится, если мы вдохновим того малыша, которому довелось много чего увидеть. Я родом из Тавуша, мое детство прошло через войну, я знаю, что это такое, когда оно рассыпается на тысячу осколков. Эти дети в обязательном порядке должны видеть сказку. Через сказку мы должны возродить их мечту. Потому что это самое страшное - наша разбитая мечта. А она рассыпалась в один день - в один день нам воткнули шомпол в позвоночник. Наше подразделение готовилось осуществлять очередную задачу, когда пришла эта весть, в которую невозможно было поверить... Нет! Я же обещал не говорить о войне.

- У Арцаха есть силы вас принять?

- Да, уже есть все договоренности - будем играть в школах Степанакерта, в Чартаре. Мы не хотели беспокоить руководство Арцаха - у них сейчас и без нас сплошные проблемы. С другой стороны, собственных возможностей у театра тоже не было, мы же почти год сидим без зрителя. Но мир не без добрых людей. Есть такой армяно-германский студенческий клуб "Айк", они прислали какую-то сумму. А еще продюсер фильма "Песни Соломона", в котором я снимался, Аско Акопян поддержал нас по-дружески. Так что с транспортом и питанием разобрались. А правительство Арцаха настояло на том, что гостиницу они нам все-таки обеспечат.

- А что, родному НОКС-министерству опять не оказалось дела до подобной акции государственного, на минуточку, театра?

- Мне нет до этого дела! Сейчас перед нами миллион подобных вопросов, но, вникая в такие вещи, мы отодвигаемся от сверхзадачи, которую надо определить и двигаться к ней всеми силами. А наша сверхзадача - вновь обрести силу и сохранить эту страну и это государство. Вот сейчас в моей семье живет сын моего друга из Шуши, мы его устроили в школу, в которой учится мой сын, и так удобно. У него в Шуши остался кларнет, он музыкой занимался, и телефон. На днях мальчик мне сказал: "Дядя Арман, кларнет я попрошу у Деда Мороза, а телефон - у папы, ко дню рождения". Но уже на следующий день заявил: нет, телефон попрошу, когда вернемся домой. Он еще ребенок, но уже понимает, что важно, а что вторично.

Сейчас важно сконцентрироваться на том, что для нас главное. Это очень сложно - для всех. Вот нам играть в Арцахе, и я предупредил актеров - первый спектакль будем играть сквозь слезы, но через это надо пройти. Помню, как-то Грант Тохатян рассказывал, как после землетрясения Камерный театр ездил в Ленинакан и он был Дедом Морозом… Когда ребенок просит у Деда Мороза не игрушку, а чтобы он вернул ему маму - что с этим делать? Но, в конце концов, Сос Саркисян основал наш театр в черном, холодном и голодном 1992 году, и спектакли шли при полных аншлагах.

- Знаешь, как бы невероятно это ни выглядело, история, видимо, повторяется. Детские спектакли, которые в Ереване играют для семей погибших военнослужащих, тоже идут при аншлагах…

- Так ведь, в конце концов, наша родина не фейсбук! Нельзя жить за этим "ограждением" и самоутверждаться, низвергая гадости на всех и вся. Это же как плюнуть из окна и спрятаться, и никого за руку не поймаешь. И весь интерес! Я живой человек, мы все живые люди на своей живой родине! Мы реальные люди, так давайте разговаривать! Ведь сколько наших сограждан стоят на грани полного разочарования и ждут первой возможности, чтобы сбежать из этой страны. Их надо удержать, схватить за руку. Мне кажется, это сегодня еще одна важнейшая задача нашего искусства. Заставить их оглянуться - на музыку Комитаса, на полотна Сарьяна. И если в двух случаях из десяти нам это удастся, считай, мы сделали свое дело. Вот у нас в театре был случай, когда после спектакля "44 градуса" человек, который собирался через какое-то время уезжать из страны, порвал билет и заявил, что никуда не поедет. Возможно, это был эмоциональный всплеск и назавтра он купил новый билет, но такое было, было на глазах наших артистов. Разве это не сила искусства?

- Ты говорил о стратегии, о каких-то планах, но план имеет перспективы только при наличии финансовой базы, которой в нынешних реалиях ждать не приходится. У вас есть для этих условий какой-то план "В"?

- В нашем случае это уже план не "В", а "D". Как ты знаешь, строится здание нашего театра. Когда все это только начиналось и были другие реалии, мы решили - пусть нам только построят корпус, а все техническое оснащение мы возьмем на себя. Тогда нам казалось, если театр "Амазгаин", то и строить его будем общими усилиями. Был Фонд им. Соса Саркисяна, у нас даже в фойе стояла урна для пожертвований. Мы думали, если человек чем-то помог в становлении театра, пускай тысячей драмов, он будет относиться к нему с большим интересом. Душа будет болеть за такой театр, и он станет для многих родным. Но пришел коронавирус, потом был взрыв в Бейруте и изменившаяся там ситуация, а мы ждали оттуда финансовой поддержки. В результате пришлось обращаться к государству, это и оказалось нашим планом "В". До начала войны ответа мы не получили. Естественно, сейчас не время об этом напоминать. Но если нам откажут, тогда остается думать уже над планом "D".

- А еще надо думать, куда двигаться дальше, чтобы достучаться, чтобы быть услышанным.

- Это очень серьезные вопросы. Периодически мы собираемся коллективом и обсуждаем, поездка в Арцах - это хорошо, это правильно, но каков наш следующий шаг, как строить репертуар? Я вот даже думал снять наш спектакль "Генезис победы", посвященный первой Карабахской войне (ну, куда сейчас?), а потом понял, что его надо играть, просто сменить какие-то интонации. Потому что это важно. Очень важно сегодня понимать, какой путь выбираем, и особенно определиться с целевой аудиторией. И думать не только о собственной сцене, поскольку это ограничивает нашу деятельность. Сегодня нужны постоянные выезды по всей стране. Люди, скажем, Ашоцка, Сюника, Тавуша в "Амазгаин" не придут - это мы должны идти к ним. Мне хочется, чтобы наша география расширилась, надо играть везде, где только возможно, а если нет возможности или площадки, привозить зрителя к нам. Жизнь продолжается, и мы должны дарить людям надежду, по возможности нивелировать это чудовищное разочарование. Будем искать пьесы. Сейчас я не готов назвать авторов, но принцип выбора мне понятен уже сейчас - сегодня нужны спектакли, в которых есть свет.