ХУДОЖНИК НЕ УХОДИТ БЕССЛЕДНО

Жизнь самое хрупкое, что есть в этом мире, и самое невосполнимое. Художник театра и кино, живописец Гурген МАНУКЯН прожил интересную жизнь, наполненную встречами с лучшими людьми своей эпохи, любимой работой, которой он был предан до конца своих дней. Весть о его уходе пришла из далекой Америки, где он прожил свыше трех десятков лет. И вот уже осталось тире между двумя датами: 1937-2020. Xудожник уже не принадлежит самому себе. Всё, что он совершил в жизни, его творения открываются заново с исчерпывающей глубиной, возвышенно и чисто.

ОН БЫЛ СОЗДАН ИЗ ИНСТИНКТА И РАЗУМА, И В ЕГО СУДЬБЕ было нечто странное, очень сложное, красивое и печальное одновременно. В Гургене Манукяне счастливо сочеталось высшее свойство восточной и западной культур - яркость красок Востока и обладание техникой западных школ.

Мне выпало счастье лет десять назад побывать в доме художника в знаменитом предместье Бостона –Уотертауне. К художнику мы приехали втроем: его друзья - Жанна и Константин Петросяны и я, почитательница. У самого порога одного из уютных особняков Уотертауна нас встретили его жена Шушаник и сам художник. Худощавый, спокойный, с большими, по-печорински печальными глазами, дружелюбный - таким я увидела живописца на пороге его дома. Прямо с порога мы попали в большую комнату, все стены которой были завешаны полотнами Гургена. Здесь царила атмосфера волшебства, все казалось особенным и не схожим ни с чем ранее виденным и пережитым - и обитатели дома, и круг интересов, и прежде всего сам художник - живое воплощение духа искусства. В ярком, спокойном, таком необходимом для восприятия свете цвели его картины. И все было знакомо и радостно в этом мире, сотканном художником из воздуха, гор, солнца, деревьев и цветов Армении. Кусочек его родины в далекой заокеанской стране. Земля, на которой он родился, которую любил и, казалось, познал в красоте своей, здесь открылась ему заново уже не с высоты человеческого роста, а с космической гигантской высоты. И здесь, в Америке, он продолжал создавать свою новую, вечную и непостижимую Землю, чтобы постигали ее и те, кто никогда не видел Армению.

Своими работами Гурген доказывал, что прогрессивной может быть любая форма, если она одухотворена. При всей сложности его языка, при всем богатстве ассоциаций (они как бы "запланированы"), при отсутствии дословности и плоской публицистичности искусство Манукяна не требует утомительной расшифровки. Хотя не исключено, что человеку, не искушенному в искусстве, его живопись может показаться непривычной для глазa и он обнаружит в себе желание что-то изменить в его картинах. Но, может быть, в изменении нуждается глаз зрителя? Надо, видимо, приложить усилия, чтобы найти в себе коэффициент соответствия, и тогда все станет на свои места, примет удивительно гармоничный, законченный вид. Картины вызовут в душе непонятные нам самим отзвуки, включат самые древние, может быть, дремлющие пласты нашего мозга.

ЖИВЯ В АМЕРИКЕ, ОН ИСПЫТЫВАЛ РАЗНЫЕ ЧУВСТВА - и радость, и горечь, и печаль. Но, как он признавался, забывал обо всем, когда натягивал на подрамник холст. Он и здесь был очень увлечен искусством. Оно ему было нужно не меньше, чем когда-либо: помогал художнику сохранить уверенность в своем всегдашнем убеждении, что нет на свете ничего важнее и нужнее искусства. Тогда совершалось чудо. Кажется, что эти картины выводила рука доброго бога, так они очаровательны, будто создавались в лучшие мгновения жизни. Лишь сердце, которое не может не любить и остается плененным земной красотой, способно передать эти картины, нужные людям как хлеб и кров.

"Вот над этой картиной я бился, страдал, множество вариантов перепробовал: одну закончил, другую начал, за третью принялся. Смотрю - и это не совсем то, еще одну написал. Хожу вокруг нее, изучаю, ошибки ищу..." – рассказывал Гурген. Голос у него тихий, манера говорить - ненавязчивая, спокойная, раздумчивая. Раскрыв передо мной папку с рисунками костюмов, театральных оформлений, работ, созданных для кино в период работы на Арменфильме, он как-то ушел в себя, что-то вспоминая. Видимо, какие-то образы прошлого, видения прежней его жизни и работы набегали, он словно мысленно беседовал с ними, забыв о моем присутствии. Это были настоящие фолианты, увесистые, добротные, сделанные надолго. Рассматривая эскизы костюмов и декорации к фильмам, спектаклям, убеждаешься, что талантливый колорист, знаток исторических стилей, тонко проникающий в дух любой эпохи, Манукян артистичен и в области кино, театрально-декорационного искусства. Армянское кино, театр, телевидение обязаны ему оформлением многих фильмов, телеспектаклей, отличающихся цельностью, образностью, художественностью. Прекрасный сценограф, Гурген глубоко проникал в самую суть сценария, пьесы, отбирая главное. Он считал, что сценограф должен быть художником вообще, а не узким профессионалом сцены. Это очень важно, потому что расширяет творческие возможности, привносит в работу нечто новое.

Работа на студии "Арменфильм", куда Гурген пришел после окончания факультета прикладного искусства Московского текстильного института, принесла ему известность и признание, репутацию даровитого сценографа. Он сотрудничал с известными кинорежиссерами, такими, как Генрих Малян, Лаэрт Вагаршян, Юрий Ерзинкян, Дмитрий Кесаян, Виген Чалдранян, кинооператорами - Левоном Атоянцем, Кареном Месяном, телеоператором Шаваршем Варданяном. С его участием создавались фильмы "Айрик", "Хаос", "Этот зеленый, красный мир", "Белые берега", "Солдат и слон", "Бабушка" и другие и множество телефильмов.

Рассматривая работы Гургена Манукяна, еще и еще раз отмечаешь контрастные столкновения в жизни художника: причастность к самой сердцевине мировой культуры и приверженность к новейшей живописи конца XX и начала нового, XXI века, занятие искусством средневековой миниатюры и интерес к новому времени, увлечение реставрацией... Когда так отчетливы полюса, определяющие ток каких-нибудь электронов в духовной структуре человека, наверное, он дольше сохраняет свой творческий заряд.

Как человек и художник, Гурген был захвачен ситуациями всего современного мира, напряженно отыскивая в его тревожной, беспокойной жизни отблески духовности и красоты. Только некоторые из его графических работ имеют открытую публицистическую направленность.

И все же особое место в творчестве мастера занимает Армения (хотя уже несколько десятков лет он жил в Америке), ее прошлое и настоящее. С глубоким волнением и душевным подъемом он обобщал свои переживания, воспоминания на языке метафор, сближая реальные виды и символику вечных начал. Я спросила художника, почему, так долго живя в Америке, обозревая ее великолепные пейзажи, он по-прежнему рисует Армению. Ответ прозвучал обезоруживающе просто: "Я много здесь работаю, пишу и американские пейзажи. Но, что бы ни рисовал, получается Армения..."

Иногда Гурген испытывал возможности современного экспериментаторства, но по самой сути своего искусства он был классичен, влюблен в натуру, извлекая из нее мелодические интонации. Они звучат тихо, под сурдинку и чаще всего с налетом грусти. В этом он был близок традиционному характеру армянской лирической поэзии и камерной музыки. Гурген обладал тем редким даром, что называют цветовым слухом. Вся его живопись - это цветовая музыка. Желание связать цвет и музыку, увидеть музыку и "услышать" цвет - такое же древнее, как стремление человека взлететь в небо или обрести вечную молодость. Чаще всего цвета уподобляют именно музыке. Еще Аристотель сравнивал сочетания красок с музыкальными аккордами. А Ньютон утверждал, что спектр цветов связан с гаммой звуков. Даже смотря на портреты, созданные Гургеном, не можешь отделаться от ассоциаций с музыкой. Так я восприняла портрет Жанны. Здесь краски не только звучны, но и светоносны. Он усиливает цвета - яркие краски, чтобы сочетания этих красок были в полной гармонии со светом, что в свою очередь передает черты характера изображаемого персонажа. В этом он видел свою задачу в решении образа.

И все же, вновь и вновь обращаясь к вечному и вместе с тем бесконечно изменчивому роднику жизни, Гурген изыскивал возможность находить свои, неповторимые, до него не использованные средства выразительности. У этого истока брало свое начало искусство Гургена - искусство возвышающей красоты.