"ГАМЛЕТ" КАК СУДНЫЙ ЧАС

"Быть или не быть - вот в чем вопрос... Ну, а что там дальше вы все хорошо знаете"... Так, без пиетета произносится самый знаменитый монолог всех времен и народов в спектакле ереванского Камерного театра "ГАМЛЕТ", который даже сложно назвать трагедией. Верный собственной театральной теории отождествления режиссер спектакля, народный артист РА Ара ЕРНДЖАКЯН добивается того, что трагедия происходит не на сцене, а в душе зрителя. На сцене - грешный час лжи, вероломства и убийств, в душе зрителя - час осознания неискупимого греха, час нравственных мук, час расплаты.

ВРЯД ЛИ СТОИТ ИСКАТЬ ОТВЕТА НА ВОПРОС, почему именно сейчас режиссер сделал не просто "Гамлета" и даже не совсем "Гамлета". Он сделал спектакль о непрочности всех опор, на которых держатся человеческий разум и человеческая душа, о зыбкости всех нравственных и культурных оснований, о демонах, поражающих отдельных людей и людское сообщество. Знаменитое высказывание о том, что "пьеса - это только повод к постановке", к авторскому высказыванию, получает в этом "Гамлете" яркую иллюстрацию. Нет, Ернджакян не переписал шекспировский текст, как не раз поступал с классическими произведениями. Он просто переформатировал четыре долгих акта в короткую - всего полтора часа без антракта - почти рапидную историю, идущую сплошным флэш-беком. И вдохнуть в процессе этой, абсолютно нашей истории еще можно, а вот выдохнуть уже затруднительно.

"Помню, после моего первого "Гамлета", поставленного в 85-ом, мэтр отечественной театральной критики Рубен Зарян зашел ко мне в кабинет и сказал: "Считай, что ты убил моего отца!" Сейчас он, наверное, меня бы просто четвертовал. Вообще-то сначала я хотел назвать спектакль "Гамлет, или Пособие по разрушению государства". Потом директор попросила этого не делать, тем более за государственные деньги... Я просто дико перелопатил пьесу - наверное, те, кто хорошо ее знает, будут в шоке. Все действие спектакля происходит на фоне того, что Фортинбрас со своим войском идет на Датское королевство. Меня всегда удивляло, что на этой теме никто не делает акцент. Ведь Фортинбрас - злейший враг не только Гамлета, но и всей Дании, так сказать, заклятый враг, поскольку его отец пал на поле брани от руки Гамлета-отца. Ну вот - пока все "ля-ля" выясняют отношения, на датском троне воцаряется злейший враг государства. Я вывел эту тему на первый план - когда в государстве происходит черт знает что, в результате приходит некий фортинбрас и... имеем то, что имеем", - говорил Ара Ернджакян еще до премьеры.

Это спектакль-итог, спектакль-эпилог - эпилог во всех смыслах. Эпилог экзистенциальный - режиссер рассаживает персонажей, создает композиции мизансцен, они сидят на стульях, на помосте, прямо на полу, точно в ожидании дурных новостей или надвигающейся катастрофы. Эпилог исторический - в финале солдаты Фортинбраса как бы приканчивают погрязший в пороках Эльсинор. Этот финал брутален и демонстративно груб - самый зловещий контраст "Гамлету" и "гамлетизму". Это и есть судный час, о котором не забывает режиссер, кажется, впервые в жизни представший моралистом.

То ли пир, то ли бал где-то за кулисами и ад в душе - на этом острейшем контрасте строится вся тема Эльсинора. Бал непраздничный и нерадостный. Танец проклятых и пропащих. Так танцуют Клавдий (А. Зироян) и Гертруда (Л. Нерсисян) - отгораживаясь танцем от того, что все летит в тартарары. Здесь Призрак (Г. Багдасарян) обретет плоть - возможно, отец не верит, что сын-эгоист отомстит за него, поэтому и вынужден еще раз встать из могилы. Здесь люди становятся призраками - Полоний (М. Аветисян) с вечным призраком интриги за спиной, и Розенкранц и Гильденстерн (Д. Абрамян), которые слились в единый образ человека и его тени. Здесь вообще все готовы быть тенью и мало кто - человеком. Ведь Ара Ернджакян поставил спектакль о нечистой совести и нечистой жизни.

 КАК УЖЕ БЫЛО СКАЗАНО, ОН ПРОДЕЛАЛ УДИВИТЕЛЬНЫЙ ФОКУС. Добившись бесконечно трагедийного зрительского послевкусия от своего спектакля, режиссер лишил само действо трагедийной глубины. Эта история, рассказанная неожиданно выведенным на значимый план Озриком (Н. Маркосян), благодаря молодым актерам Камерного театра невероятно динамична - кажется, на сочувствие и сопереживание зрителю не оставлено времени. На самом деле - сочувствовать и сопереживать здесь просто некому.

Ведь даже Гамлет (Авет Зограбян), этот юный волчонок с прекрасными печальными глазами - совсем не традиционный романтический датский принц, но мальчик с оборванным детством и патологическим укладом семьи. Это холодный молодой человек - он не любит людей, он не любит Офелию (М. Довлатбекян). Даже в сцене объяснения с матерью он не слишком напряжен и, произнося бичующие шекспировские слова, успевает заглядывать в телефон, и что-то волчье проскальзывает в выражении его очень красивого лица. А в сцене убийства Полония Гамлет вообще предстает чудовищем, не замечая криков умирающего о помощи, а потом цинично клянясь в любви уже трупу. Это мизнатроп страшной эпохи, который всех принесет в жертву, но не остановится на полдороги...

Шекспировский Гамлет срежиссировал "Мышеловку". В Камерном театре "Мышеловку", спектакль в спектакле, который изначально присутствует на сцене, этот спектакль из танцев и огней, сверкающую театральную дьяволиаду, срежиссировал Ара Ернджакян. И на вопрос, "что же может спасти человека от демонов и самого себя?", он, фактически всю жизнь ищущий спасения в искусстве, отвечает - театр, это последнее прибежище божественных начал жизни. Театр, который не может не стать олицетворением человечности и любви. А поэтому брутальность ернджакяновского нового "Гамлета" сочетается с изысканным маньеризмом. Кажется, никогда в Камерном театре не рождалось спектакля столь откровенной красоты, в которой есть отточенный эстетизм, и есть магия театра, делающая все пережитые чувства настоящими.

"Быть или не быть - вот в чем вопрос... Ну, а что там дальше вы все хорошо знаете"... Так - без пафоса - звучит в этом "Гамлете" самый знаменитый вопрос. Возможность давать на него ответ Ара Ернджакян предоставил всем нам вместе и каждому в отдельности. Он ведь поставил трагедию без катарсиса и не пощадил никого - ни Горацио, так и не появившегося на сцене и, наверное, убитого солдатней Фортинбраса еще до начала действа, ни Гамлета-флейтиста.