CARMINA BURANA НА ОПЕРНОЙ СЦЕНЕ

Исключительный подарок любителям классической музыки - неожиданное обращение коллектива Академического оперного театра к кантате Carmina Burana выдающегося немецкого композитора XX века Карла Орффа, автора опер "Умница" и "Луна", ораторий Catulli carmina музыкальной драмы "Антигона" и ряда других замечательных произведений. Большой мастер музыкального театра, художник самобытного таланта, черпающий в своих лучших произведениях из сокровищницы народного искусства, Карл Орфф занимает видное место в немецкой музыке XX века.

Кантату мы неоднократно слушали в исполнении Академической капеллы Армении под управлением Ов.Чекиджяна, но, если не ошибаюсь, на оперной сцене у нас она звучит впервые.

Эта кантата, получившая поистине мировое признание, входит в репертуар многих крупнейших дирижеров, симфонических и хоровых коллективов Европы и Америки. В ее основу входит рукописный сборник стихов и песен XIII века, хранившийся долгие годы в предгорьях баварских Альп (отсюда - "бурана", т.е. баварский). Как отмечает исследователь творчества Орффа Карл Лаукс, "... многие тексты Carmina Burana представляют собой пример высокой поэзии, порой грубой, порой нежной, но всегда искренней, сильной и самобытной. Эти стихи красочны как по языку, так и по содержанию. Рядом с песнями, воспевающими весну и любовь, мы находим и такие, которые едко критикуют пороки церкви, высмеивают власть денег".

Carmina Burana написана для смешанного хора, солистов, большого симфонического состава, включающего множество разнообразных ударных инструментов и два рояля. На сцене нашего Оперного театра кантата прозвучала в исполнении симфонического оркестра под управлением художественного руководителя и главного дирижера Карена Дургаряна, хора Оперного театра (хормейстер - К.Саркисян), детского хора специальной школы по сохранению голосов под управлением Э.Аракелян, солистов Арцвик Демурчьян (сопрано), Перча Каразяна (тенор), Арнольда Кочаряна (баритон), Аревик Халатян (фортепиано). Исполнение их было темпераментным, целенаправленным, насыщенным большой эмоциональностью и лирическим чувством. Успех премьеры обусловлен старанием всего исполнительского состава, но особенно велика доля дирижера Карена Дургаряна.

То, что внутренняя раскрепощенность, умение следовать велению своего ума, сердца, чувства ведут в искусстве к обретению неповторимости, личностного начала, индивидуальности, - несомненно. Изысканное музыкальное чутье Карена и его тонкое постижение тембров - будь то человеческий голос или любой из инструментов оркестра, - позволили ему достичь истинной высоты в исполнении сложнейшей партитуры. Музыкальные инструменты и человеческие голоса, то перекликаясь, то дополняя друг друга, вели активный диалог, достигая лирического, а порой и драматического накала невероятной силы. Весь свой недюжинный темперамент, опыт и мастерство вложил Дургарян в исполнение этого замечательного произведения немецкого автора, полностью раскрыв его образное богатство, вдохновенно-романтическую эмоциональность. Оркестранты обеспечили широкий спектр исполнительских оттенков, захватывая слушательское внимание в целом ряде мест, требовавших максимальной тонкости, бережности игры. Без сомнения, первоочередная роль здесь принадлежит их уверенному контакту с дирижером и пониманию его малейших намерений.

Оптимистичный мажорный акцент кантаты был выявлен оркестром во всю мощь, и эта радостная волна передалась залу. Здесь и дирижер, и оркестр утвердили себя уже полностью и окончательно. Без остатка отдавались музыканты дирижерской воле, играя с максимумом того горения, которое от них требовалось, проявляя образцы техники, легкости и точности в самых трудных местах, которых было немало. Трудность состояла в том, что партии инструментов написаны с присущей композитору фантазией и изобретательностью: стандартные общеупотребительные приемы игры сплошь и рядом оказываются малопригодными. Солисты-духовики в кантате все время на виду, им не за кого спрятаться в случае каких-либо технических неполадок. Строй духовых удивителен в любых сочетаниях - как аккордовых, так и мелодических. Разнообразные ударные, особенно богато представленные в кантате, изобиловали контрастами: их точные вступления, раскаты, трели, акценты "держали" форму произведения.

Словом, оркестр, хор и солисты исполнили кантату захватывающе-темпераментно. Дирижер заострил контрасты, присущие сочинению, повторы, сопоставления piano и forte, соло и tutti, медленного и быстрого движения. В постоянной смене красок, обилии разножанрового материала настроений Дургарян нашел ту неуловимую нить - живой импульс музыки, - благодаря которой череда танцев, песен сложилась в одну праздничную, сверкающую картину. Секрет здесь, наверное, в особой темповой драматургии, создающей сопряжение эпизодов, нарастание энергии.

Замечательно проявили себя солисты. Вокальная ткань музыки Орффа нигде не испытывала эмоциональных перегрузок. Сразу стало ясно, что здесь абсолютно отсутствует тяга к штампам, традиционности. При всей искренности и непосредственности, главное - донести до слушателей смысл, идею, подтекст кантаты. Песни, музыка, каждое слово были наполнены мыслью и согреты сердцем. Удивительно насыщенные паузы, выразительные контрасты динамики, органичность темпов - все подчинено раскрытию вокальной драматургии. Очень легко, свободно, удивительно мягким, красивым звуком пела Арцвик Демурчьян. Великолепен, как никогда, был Перч Каразян, который достиг в кантате подлинных высот, переплавив язык средневековых текстов в язык глубоко личный, интимный, выстраданный. Откровением (по крайней мере для меня) стал Арнольд Кочарян, обладатель гибкого и подвижного, приятного по тембру баритона. Он пел глубоко продуманно, горячо и искренне, убедительно и ярко передавая контрасты юмора, сарказма, драматического напряжения.

Что же касается хора, то он поразил удивительной легкостью преодоления серьезных исполнительских трудностей, широтой амплитуды нюансовых и штриховых контрастов. Здесь и трепетная вибрация звука, взрывы, тончайшее воздушное пиано, и громовые, как шквал, форте, интонации, подобные вздоху, стремительная скороговорка, уверенно вылепленная форма. Вот почему вполне естественным выглядел горячий прием, оказанный музыкантам.