ОН БЫЛ РАСПЯТ МУЗЫКОЙ

В эти дни выдающемуся дирижеру, народному артисту Армении Огану Дуряну исполнилось бы 90 лет. Уже два года его нет с нами. Но сколько бы ни прошло времени, его имя не сотрется из памяти. При каждой мысли о нем на душе становится удивительно светло. Это драгоценное чувство передано нам художником, которому был дан божественный дар общения с духом и людскими душами.

Дурян был свободным человеком, чуждым суеты. Жил музыкой. Только музыкой, словно был распят ею. Очевидно, поэтому каждый его концерт воспринимался как откровение. Все, что он играл, было отмечено виртуозным мастерством и высоким артистизмом. За долгие годы не было в нашем дирижерском искусстве фигуры значительней, чем он. И не только потому, что он играл наизусть весь свой необъятный симфонический и оперный репертуар. В каждое из исполняемых произведений Дурян вносил ренессансный размах, шекспировский объем. Бетховен, Гайдн, Брукнер, Малер, Вагнер, Чайковский, Рахманинов, Хачатурян, Спендиаров - его планка, уровень в дирижерском ремесле, это его постоянные собеседники и круг духовных общений. Даже тогда, когда он медленно поправлялся после перенесенного инсульта, когда стремительно сокращались человеческие контакты, он не чувствовал себя одиноким: он жил в своем духовном мире - мире великой музыки, которая, вероятно, и продлила его жизнь на этой земле.

Невозможно забыть его концерты. До сих пор слышу ту музыку и вижу небольшую фигуру во фраке, откинутую назад голову с рассыпающимися прядями седых волос, четкий жест, энергичный, властный. Как он дирижировал Шуберта, Моцарта, Берлиоза!

Но играл он не только классиков. Произведения крупных форм многих современных композиторов впервые звучали именно в блестящем исполнении возглавляемого им симфонического оркестра. С какой теплотой вспоминает Эд. Мирзоян о первом исполнении своей Симфонии для струнных и литавр: "Впервые моя Симфония прозвучала в Ереване 14 февраля 1962 года в дни V съезда композиторов Армении. Ее исполнил Симфонический оркестр Армении под управлением замечательного самобытного дирижера Огана Дуряна. До сих пор с чувством восхищения вспоминаю его блестящую интерпретацию. Не могу не отметить с благодарностью, что партия литавр в Симфонии была по его инициативе отредактирована, благодаря чему роль литавр в произведении возросла.

Кстати, в день премьеры рядом с моей Симфонией, также под управлением Дуряна, впервые была исполнена и прекрасная трехчастная Симфония Константина Орбеляна..."

Дуряна считали баловнем судьбы, а он буквально не щадил себя в работе. Достаточно было наблюдать за ним во время репетиций, на которых, к счастью, я не раз бывала. Каждая его репетиция - это спектакль, волнующий, пожалуй, не менее, чем сам концерт. Одна из них мне запомнилась особенно.

Это было в начале 90-х годов. В поисках режиссера Тиграна Левоняна я зашла в полутемный зал Оперного театра. Только одинокий луч прожектора освещал пустой зал, сцену, разложенные на стульях инструменты и нотные листы на пюпитрах. На сцену выходит маэстро Дурян, становится перед оркестром, солистами и хором и, проговорив несколько слов, поднимает дирижерскую палочку. Сначала еле слышно, а потом все громче, мощнее начинает звучать музыка. Голоса солистов словно возникают из этой музыки, звучат вместе с ней. Но вот наступает самая сложная сцена - и все разъехалось по швам. Маэстро остановил оркестр, опустил голову, лицо его помрачнело.

"Сейчас начнется..." - подумала я, наслышанная о его разносах на репетициях. Но после томительной паузы прозвучала лишь команда дирижера солистам: "Отойдите в глубь сцены и пропойте все сначала!" Оркестр снова заиграл, артисты запели. И мне показалось, что именно сейчас артисты услышали в себе ту самую музыку, которую до сих пор видели на кончике дирижерской палочки...

...Осень 1991 года. После 17-летнего перерыва имя Дуряна снова появилось на афишах Ереванского оперного театра. Аншлаг, о котором может мечтать любой театр. Вечер прозрений, вернувший людям почти забытое чувство человеческой солидарности. Это была победа, прорыв. Шквал бурных, долго не смолкавших аплодисментов, свидетельствующих о том, что его ждали.

Многое мешало Дуряну вернуться к нам. И прежде всего порочная система, которая гасила одних, создавала иллюзию значимости в искусстве других, сбивала с пути третьих. Горько сейчас сознавать, что в других странах живут и творят истинно одаренные художники, талант которых корнями уходит в нашу культуру.

Сейчас с трудом вспоминается, что именно послужило причиной отставки Дуряна и его отъезда из страны. Очевидность таланта Огана Дуряна не сулила лавров первооткрывателя. Он жил на острие внимания всей музыкальной общественности. Каждый концерт превращался в неповторимый праздник классической музыки. Он был главным дирижером симфонического оркестра Армфилармонии, создал симфонический оркестр радио и телевидения. Но Дурян, как известно, был непредсказуем и... неуправляем. Он давно разошелся с официальным календарем. А независимый, пусть даже взбалмошный характер, гордость осознавшего свою силу художника не позволяли перед кем-либо заискивать.

Скольких премьер на оперной сцене и в концертном зале мы лишились за те семнадцать лет, что отлучили Дуряна от родины! Это не только эпизод его биографии, это драма нашей национальной культуры, которая, хотя и по другим причинам, но продолжается и сегодня. Наши талантливые артисты давно прорубили окно в Европу и США.

Во Франции, где жил в те годы О.Дурян, и в других странах он дирижировал многими оркестрами, имел успех. Между тем за благополучным фасадом скрывался процесс мучительный и трудный. Это была параллельная, непрекращающаяся внутренняя жизнь, которую можно назвать "незаживающей раной". Он очень остро ощущал жизнь своего народа, и его не покидала тоска по родине. И когда наша замечательная соотечественница Люси Ишханян создала здесь фонд для лучших студентов - пианистов Ереванской консерватории, Дурян решил поступить так же: организовал фонд для лучших студентов-дирижеров.

"Какое сердце способно выдержать то, что пережил наш народ, - с горечью говорил маэстро. - И вот, когда и мне представилась возможность приехать в Ереван и принять участие в торжествах, посвященных сотрудничеству нашей консерватории и Артакадемии Джульярда (США), я твердо решил принять приглашение и остаться. Особенно меня взволновало теплое письмо тогдашнего министра культуры Перча Зейтунцяна с предложением возглавить наш оперный оркестр. Я с большой радостью согласился..."

Оперный и симфонический репертуар Огана Дуряна практически был обозрим. Дирижерское искусство его опиралось не только на высокое техническое мастерство, но и на чувство стиля, которое в конечном счете и обусловливало его яркую творческую индивидуальность. С первых же дней в Оперном театре маэстро столкнулся с массой проблем, требовавших тонкого, дипломатического подхода. Оркестр, подвигнутый Оганом Дуряном на большое и трудное дело, подчинившийся его твердой воле и твердой руке, пытался осилить не одну трудную партитуру. В работу оркестра он вносил высокий профессионализм, строгий вкус, внедряя европейские оперные традиции, предъявляя оркестру самые высокие требования.

Конечно, конфликтный нрав дирижера не раз давал повод для скандалов, выходивших далеко за пределы театра. Но бывает ли творческая жизнь без конфликтов? Примеров тому тьма! Тем не менее Дуряна снова отлучили от любимой работы, обрекши на простой, с которым он никак не мог смириться. То, что прославленный маэстро вместо творчества вынужден был заниматься не свойственным художнику делом - обращаться в суд, - результат некомпетентности бывшего министра культуры, подписавшего поначалу приказ о пожизненном назначении Дуряна главным дирижером, а через год - об освобождении.

Не секрет, что работать с посредственностью гораздо легче, чем с осознающим свою силу талантом. Только в этом смысле можно понять (но не одобрить) ополчившееся против Дуряна руководство театра. Естественно, борьба за качество требует воли и нервов. Но было ли увольнение главного дирижера фатальной неизбежностью?

Природа родила Дуряна дирижером, но отнюдь не борцом за финансовые преобразования. За пультом он демонстрировал истинный талант. Жил в абсолютной гармонии со своими жизненными принципами, сохраняя верность незыблемым законам, продиктованным музыкой. Даже в составлении программ он был непревзойден - одно произведение у него как бы продолжало другое, заражая слушателей.

Жизнь своенравного маэстро располагалась между двумя вехами: с момента, когда он взял в руки дирижерскую палочку, и до того момента, когда он ее оставил. Одаренный от рождения, великий труженик в жизни, человек перед лицом совести - таков был Оган Дурян, вписавший свое имя в историю исполнительского искусства Армении.