ЯНСОН

В середине прошлого века в Армении было много первоклассных архитекторов. Они мастерски владели своим ремеслом и, несмотря на резкие изменения советской идеологии, которые отражались на стиле архитектуры, не теряли высокого профессионального уровня. Однако мало кто при этом имел свой собственный взгляд на профессию. Ведь архитектура зависима от конкретного заказа, а в тоталитарном государстве этот заказ всецело принадлежит государству, которое и решает за всех. Чтобы иметь свой собственный взгляд, надо обладать талантом. Чтобы суметь выразить свой талант, надо обладать стойкостью.

Среди очень немногих талантливых и несгибаемых был Ованес АКОПЯН, ЯНСОН, как все звали его, и это стало его творческим именем.

ОН ОКОНЧИЛ АРХИТЕКТУРНЫЙ ИНСТИТУТ В МОСКВЕ В 1941-м, УШЕЛ НА ФРОНТ. Вернувшись, работал в проектных мастерских, пройдя школу известных мастеров. В том числе - Ивана Владиславовича Жолтовского. Если говорить о наличии собственного взгляда на архитектуру, в первую очередь следует сказать о влиянии Жолтовского, пожалуй, единственного советского архитектора - палладианца, приверженца великого итальянского зодчего эпохи Возрождения Андреа Палладио, который за свою долгую жизнь (он прожил, работая до конца дней, 91 год, пройдя через несколько этапов советской архитектуры) никогда не изменял своему стилю и принципам. Не cледуя ни одному современному направлению, являясь примером мастерства и профессионализма, Жолтовский считался негласным лидером советской архитектуры, ее гуру. Можно с уверенностью сказать, что два качества - глубокое понимание сути архитектурного творчества и неуклонность следования собственному пути - Янсон перенял у великого русского зодчего.

Янсон не был палладианцем, ибо это было бы совершенно лишним и чуждым в Армении с ее собственным классическим наследием. В Армению он стремился и вернулся сюда из Москвы с багажом знаний и умений в 1948-м. Ованес Акопян построил не много, но всегда стремился в своих работах сказать что-то важное, принципиальное.

В период сталинизма, когда архитекторы гадали, как избежать подпадания под ярлык "формализма" либо "низкопоклонства", он выбивался из общего хора своими поисками сдержанного рационального эквивалента армянской архитектуры. Примером этого периода стало гостиничное здание в Джермуке.

В тот период армянские мастера-архитекторы совершенствовали ремесло строительства из камня, используя традиционные приемы и формы. Предыдущая авангардная архитектура была под запретом и, стремясь максимально отдалиться от нее, многие архитекторы уходили в архаику. По всей Армении было множество таких новых зданий, но похожих на старые. Среди немногих, лишенных архаизма - изысканный фасад поликлиники на ул. Московян в Ереване. Это классическое сооружение в центре Еревана с изящными капителями в стиле армянского арт-деко и легкой конструкцией арок было напоминанием о чувстве меры и единстве декоративного и рационального, всегда присущих классической армянской архитектуре.

Несомненно, он был бы убежденным авангардистом, если бы родился раньше. Но стал первым модернистом. Чтобы было понятно всем: авангардизм - новаторское направление в советской архитектуре 1920 - начала 1930-х гг. Модернизм - новаторская архитектура, начавшаяся в середине 1950-х и продлившаяся примерно четверть века. Модернизм был объявлен государственным стилем эпохи Хрущева после того, как сталинская архитектура была раскритикована за "излишества и украшательство".

С ПРИХОДОМ МОДЕРНИЗМА НАЧАЛИ СТРОИТЬ ИЗ ЖЕЛЕЗОБЕТОНА. Но получалось убого, некрасиво, не по-армянски. Нужно было найти новые формы для нового материала. В конце 1950-х армянская архитектура оказалась в состоянии некоторой беспомощности перед казавшимся примитивным, бесперспективным и чужеродным новым архитектурным языком. Янсон увидел колоссальные возможности железобетона для выражения не только нового архитектурного стиля, но и того нового состояния свободы, которое испытывали люди, освободившись из тисков сталинизма.

К 40-летию советской власти в Армению должен был приехать Хрущев. К его приезду построили, говоря сегодняшним языком, огромную инсталляцию "Чайка" над шоссе из Еревана к озеру Севан. Проектирование было поручено Янсону. К проекту он привлек работавшего тогда в его мастерской художника-монументалиста В.Хачатуряна, конструктором была Лена Геворгян. Роль конструктора была очень важна в решении совершенно нестандартных задач архитектурных конструкций из железа и бетона, и Янсон восхищался талантом этой хрупкой, совсем еще молоденькой сотрудницы.

"Чайка" была спроектирована летом 1960-го. К следующему маю, к приезду Хрущева, было осуществлено строительство. Постсталинское руководство Советской Армении надеялось, что выраженная в облике птицы метафора свободы будет воспринята как выражение будущего развития страны, однако Хрущев раскритиковал "Чайку" как излишество, сказав, что средства и усилия следовало потратить на строительство жилья. Тем не менее он дал согласие на строительство Арпа-Севанского тоннеля. Возможно, дерзкая архитектура сыграла свою роль на подсознательном уровне, и куда более дерзкий и на первый взгляд малореалистичный проект многокилометрового тоннеля был поддержан. "Чайка" стала первой ласточкой прорыва в современной армянской архитектуре к свободным формам железобетона.

Янсон чувствовал материал. Его вербальный язык был афористичен, в "Чайке" он как бы высказал архитектурный афоризм: "Бетон - это путь к свободным формам". Он хотел сказать, что бетон пластичен и может быть легок, призывая коллег не строить из него, как из камня. "Радуйтесь бетону, он дает свободу, свободу поиска форм, свободу самовыражения". Крылья "Чайки" - это как взлет вверх, своеобразное высвобождение архитектурных форм. Буквально очень скоро мы увидим, как эти мысли архитектора, запечатленные в стремительном взлете крыльев "Чайки", найдут отклик у его коллег и приведут армянскую архитектуру к новому подъему.

КИНОТЕАТР "РОССИЯ", КАФЕ "ПОПЛАВОК", ЛЕТНИЙ ЗАЛ КИНОТЕАТРА "МОСКВА", СКК - вся эта архитектура "вышла" из Чайки. На одном из первых макетов "России" под залами были приделаны ножки - опоры, сокращающие вынос консолей. Спартак Хачикян рассказывал мне, что Янсон, увидев их, подошел к макету и сорвал ножки - "здание" осталось стоять. "Вы видите, они не нужны, они лишние".

Конечно, он был маргиналом. Построил немного, учеников не имел. Был неудобен для многих. Но независимое мнение его ценили те, кто сам стремился к независимости.

Я не долго, но близко общался с ним, когда работал в системе охраны памятников. Это было в середине 1980-х. У Янсона были прекрасные обмеры средневековых памятников числом около 200, и начальство решило их приобрести. Ов. Акопян - один из корифеев школы практического исследования памятников Армении, заложенной академиком Марром и Торосом Тороманяном. Трудно сказать, что было главным в его работе по обмерам, - научный интерес или чувство любви к армянскому миру?

В длительном процессе передачи чертежей, приходя в архив, он заходил и ко мне, мы подолгу беседовали, обсуждая состояние армянской архитектуры, либо он рассказывал о встречах, проведенных с Жолтовским, прекрасная ереванская работа которого - памятник Шаумяну - нам была видна за окном.

Когда случился пожар на СКК (это была пятница), следующие три ночи мы провели на дежурствах в своих учреждениях, поскольку обстановка в городе была непростая. Но утром в понедельник все вроде успокоилось, и мы, как обычно, вышли на работу. Очень скоро пришел Янсон. Буквально с порога он бросил фразу, которую, видимо, обдумывал в пути: "Ты видишь, к чему может привести градостроительная ошибка". Под градостроительной ошибкой Янсон имел в виду строительство развлекательного комплекса непосредственно близ мемориала жертв Геноцида: это решение многими критиковалось. Фразу Янсона я запомнил навсегда.

Янсон говорил: "Наши горы - это наши моря. Мы должны уметь их использовать так, как использовали бы моря..."

Посмотрите на чувственные, волнистые линии наших гор - и вы прочувствуете Армению. Прочувствуете то, как видели ее своим особенным воображением талантливые люди прошлых лет.