"МОЯ ЦЕЛЬ - ДАТЬ ДОРОГУ МОЛОДЫМ"

Свой 92-й сезон Национальный академический театр им. Г.Сундукяна ознаменует двумя очень разными премьерами: шекспировский "Ричард III" в постановке Артура Саакяна и яркий, красочный детский мюзикл "Мадагаскар" в постановке Вигена Степаняна.

Для главного режиссера театра, заслуженного деятеля искусств РА Тиграна ГАСПАРЯНА этот сезон будет иметь совсем особое значение. Закончился переходный период, последовавший за его назначением, завершены все замышленные до часа Х проекты, и отныне арт-руководителю предстоит реализовать свое видение пути развития главного драматического театра страны.

- Тигран Сергеевич, за последние годы страстей вокруг Национального театра приходилось знакомиться с немалым числом концепций о его будущем. Начиная с того, что Национальный - это театр, где вправе самовыражаться любой человек с соответствующим дипломом, кончая мнением, что это музей для ознакомления школьников с отечественной классикой. Что для вас Национальный театр?

- Для меня ничего особо концептуального в этом названии нет. Думаю, в главном это вопрос качества. Национальный - это лицо театра каждой нации. Миссию быть таким лицом изначально взял на себя этот театр, который всегда был самым мощным, держал самую высокую планку, кто бы там что ни говорил - великие имена, легендарные спектакли. Ну и еще это школа. Национальная актерская и режиссерская школа. А если наряду с "национальным" так часто эксплуатируется слово "академический", то это вовсе не значит, что на этой сцене должна идти только классика. Театр, который не ставит экспериментов, не находится в постоянном поиске, будь он сто раз академический - это мертвый организм. Вот тогда это действительно музей. А если это живой театр, как он может жить без эксперимента? Я себе такого театра не представляю. Что касается особого финансирования, которое подобное определение как бы подразумевает... Нация и государство - это практически одно и то же. Этот театр финансируется государством и является достоянием народа. Там, где национальные театры на особом положении, это происходит больше за счет серьезного постоянного спонсорства. В нашей стране его, к сожалению, практически нет.

- Ваше назначение произошло на волне разговоров о театральной реформе и, в частности, реформе Национального театра. В соответствующих инстанциях вам объясняли, почему "такой главный театр мы сегодня иметь не можем" и каким хотелось бы видеть его впредь?

- Да нет, никто меня не направлял, и, по-моему, вопрос о том, что этот театр - плохой, никогда не стоял. Откровенно говоря, я вообще не помню, чтобы обсуждалась реформа. Я больше помню другие разговоры: о том, что, хотя театр без главного режиссера существовать не может, и тем более Национальный, это не значит, что все постановки должны осуществляться единственным, самым главным человеком и на сцене должен царить один-единственный художественный почерк.

- А какая на сегодняшний день разница в статусе художественного руководителя и главного режиссера?

- Этого я и сам не знаю. Свои права и обязанности знаю точно. Они были сформулированы еще с советских времен и, позволю заметить, сформулированы очень хорошо. В чем преимущества худрука?.. На мой взгляд, это одно и то же. Так или эдак, главреж или худрук - это человек, который направляет творческий процесс в театре. Возможно, в юрисдикцию худрука входят и какие-то административные права. Я например, полный профан в финансовой сфере и очень рад, что свободен от подобной ответственности. Не знаю, кому как - меня это полностью устраивает.

- А формирование репертуара? Прежний худсовет состоял исключительно из людей театра, а теперь в нем много людей со стороны, заседают сравнительно часто, их функции по сравнению с восторгами по поводу сданного спектакля значительно расширились...

- Мне сложно об этом говорить. Я всего полтора года руковожу театром, и все спектакли, которые были выпущены за этот период, принимались к постановке до моего назначения. Шекспировский "Король Джон", "Сто лет спустя" Перча Зейтунцяна, юбилейный вечер, который я считаю полноценным спектаклем, - все это было запланировано давно. И "Ричард III", премьера которого состоится через месяц, тоже в давних планах театра. Вот только сейчас наступило время, когда я буду формировать репертуар сам. У худсовета совещательный голос, а не определяющий. Хотя в худсовете есть человек, Давид Мурадян, чье присутствие очень значимо. И члены совета изнутри театра... Вообще, мне кажется, будь то театр или любая другая структура, консультации и советы еще никому не помешали.

- И по каким принципам будет формировать репертуар Национального театра Тигран Гаспарян?

- О-о-о-о! Раньше все было просто. Знал, хочу делать такую-то пьесу - и ставил. Теперь надо думать о том, насколько это целесообразно, насколько созвучно со временем. Конечно, и о кассе надо думать. Но вот возьмем чистую классику, увы, не слишком кассовую. Скажем, если выбирать между "Гамлетом", "Пером Гюнтом" или "Превращением" - потрясающие произведения, "вес" их сомнению не подлежит. Но и в этом случае, выбирая из равнозначных текстов, надо учитывать возможности труппы, занятость актеров, и особенно молодых актеров, и сотню других параметров.

- "Особенно молодых актеров"... И студия при театре недавно открылась. Это принципиально?

- Именно. У меня цель - реально дать дорогу молодым. Ведь среди них есть действительно достойные. В "Кавказском меловом круге" я пробовал на роль Груши семь исполнительниц. А потом назначил сразу двух, причем абсолютно разных актрис. Создал, так сказать, себе проблему - естественно, работать с одной много проще. Но мне просто было жаль роли - когда еще они такое сыграют? Сегодня по разным причинам обе эти актрисы не играют. Я нашел третью исполнительницу, и опять совершенно иную. Потребуется - найду четвертую. Хорошие молодые актеры, они действительно есть. Просто им надо доверять. Или хотя бы пробовать. Будет плохо - я же не выпущу. Они спокойно, без амбиций работают. А студия, открывшаяся без приказов сверху, по нашей инициативе, - вещь в театре очень полезная. Они растут на этой сцене. Ведь можно привести десятки примеров - прекрасные актеры, которые очень интересно работают на других площадках, приходят сюда - и начинают диссонировать. Студийцев сейчас двадцать человек, и, если даже двое дадут настоящее качество, я буду считать это большим успехом. Они уже начали выходить в массовках. Сейчас в театре готовится детский спектакль "Мадагаскар", там они заняты уже более серьезно. Надо же с чего-то начинать.

- А как к такому стремлению относятся ваши мэтры? Они ведь люди амбициозные. Простите, но в театральных кругах бытует мнение, что некоторые из них руководят вами, а заодно и театром...

- Не знаю, насколько ты мне поверишь, и все-таки поверь: мной руководить трудновато, а актерам - тем более. Это абсолютно ложное впечатление, а возникает оно, возможно, оттого, что некоторые актеры часто присутствуют в моем кабинете. Ну, старые друзья - сидим разговариваем... Тот же Армен Марутян часто мне говорит: "Я слишком много играю, другие ведь тоже должны быть заняты". И всегда готов исполнить роль второго плана. Так что ни о каком руководстве мной речь не идет.

- Если уж мы заговорили об актерах... Часто, особенно от молодежи, приходится слышать, что школа, которой они руководствуются, устарела, излишне пафосна и патетична.

- Если это старо, то почему в Лондоне руководитель "Глобуса" говорил о том, что они не представляли такой постановки спектакля, такого актерского класса? "Этот спектакль стал для нас уроком", - сказал он, и это записано, я не огульно рассказываю. И не от нескромности привожу примеры из своих спектаклей, просто обсуждать работы коллег считаю некорректным. Ну да, есть какие-то актеры, которые излишне пафосны, но их функция в театре в основном невелика. Для меня есть один принцип, который еще в студенческие годы пришлось услышать от Любимова: надо взбудоражить зрителя. Взбудоражить! Как ты этого добиваешься - не важно. Идеалом для меня по сей день служит греческий театр - каким он рождался и чему был призван служить. Ну и еще знаменитая фраза Волошина: "Театр осуществляется не на сцене, а в душе зрителя". По крайней мере я стремлюсь к этому.

- Вы уже сказали, что одного режиссерского почерка в Национальном театре быть не может. Как это будет реализовываться на практике? У мэтров свои театры, а молодым, не имея опыта, даже просто заполнить такую огромную площадку часто не под силу.

- Это специфика большой, огромной сцены. Сам через это проходил. Я делал здесь свой первый "взрослый" спектакль "Жизнь Мольера" Булгакова. Когда после институтской сцены-коробочки спустился на эту - мама дорогая! Но сделал же. На спектакль привели Арус Асрян, которая восемь лет после смерти Аджемяна не приходила в театр. А у меня покои Людовика, решенные в "хайтеке" - металлические трубы. Был уверен, что ей уже от этого станет дурно. А выслушал комплименты, которые до сих пор приятно вспоминать. Эта сцена тысячекратно укрупняет любую ошибку. Но если делаешь правильно, она в разы умножает эффект и потом ты уже не представляешь другой сцены. У меня есть на примете молодой режиссер Давид Арутюнян. Мы работаем. Он приносит пьесы - я их не бракую, просто обсуждаем "за" и "против". Чтобы, когда он начнет работать, хотя бы в плане пьесы это был "верняк". Он ли, или будет кто-то еще - я хочу, чтобы они росли на этой сцене, в этом габарите и масштабе.

- Ваш театр собирается в Карабах, и, насколько мне известно, изначально речь шла о больших гастролях. Во что это выльется, если учитывать, что там, увы, нет площадки, приспособленной для показа больших профессиональных спектаклей?

- К сожалению, это действительно так. Мы решили ограничиться показом нашей последней работы - "100 лет спустя" - спектакля без больших декораций и сложного света. Но и такой вариант сложен и пока находится под вопросом. Я на днях вернулся из Степанакерта, и теперь, как говорится, мысль мучительно работает над тем, как сделать, чтобы эта акция все-таки состоялась, и не в ущерб спектаклю. Потому что сыграть спектакль на тему Геноцида в Степанакерте - это акция. Честно говоря, даже подумываю о том, чтобы показ состоялся на открытом воздухе. Мы ведь совершенно не преследуем цели продать билеты и заработать денег. Главное, чтобы люди прониклись духом этого произведения.

- Ваша приверженность европейской литературе высочайшего класса очевидна. Как получилось, что главные спектакли вашей творческой биографии - "Встать, суд идет" и "100 лет спустя" - спектакли, посвященные теме Геноцида?

- Это очень интересный вопрос. Мне было двадцать семь, и у меня, естественно, был список-мечта, состоящий из суперпьес всех времен и народов. Он, кстати, существует и поныне. И пьеса Зейтунцяна была в нем, правда, не на первом месте. Грачья Капланян предложил мне постановку в этом театре, и тут я взял и сказал: "Встать, суд идет". Самому до сих пор не совсем понятно, почему вырвалось именно это название. Когда начинал, даже речи о карабахских событиях не было - начало сентября 87-го года. А первый карабахский митинг состоялся в день второй премьеры - вот так все сошлось. Наверное, есть какие-то вещи, которые на нас действуют, какая-то энергетика висит в воздухе. Возможно, тут сказалась и генетика. Мой отец был человеком европейской культуры, но настоящим патриотом. Не люблю разбрасываться такими словами, но это правда. Сохранилась даже телезапись Католикоса Вазгена I , где он признается, что советовал отцу быть осторожнее с "национальным моментом", все-таки он был высокий партийный работник. Но отец все-таки делал вещи, за которые в то время как минимум по головке не гладили. Может, это вошло с детства - патриотизм, выраженный не в духоподъемных песнопениях, а какие-то более тонкие вещи. А "100 лет спустя" - это уже было желание автора, и я работал с удовольствием. Зейтунцян пишет настолько плотно, концентрированно, что ставить его в какой-то мере легко.

- И все-таки пер гюнты и кафки, о которых вы мечтаете, увы, как-то мало вяжутся с представлениями и потребностями сегодняшнего зрителя.

- Ну почему? "Пер Гюнт" - это же пьеса, в которой все главное! Эстетика, слово, идея. А если думать так, остается только ничего не делать. На мой взгляд, из классики первой обоймы нашего зрителя может безоговорочно волновать "Отелло", его кузен Арбенин, то есть "Маскарад", и, наверное, "Ромео и Джульетта". Увы, у нашего народа сегодня крайне мало потребности в искусстве. То же самое происходит с литературой, живописью, музыкой. И пусть не говорят, что это из-за того, что мало денег, - потребности нет. Ведь не скажешь, что в наш театр не ходят, но привести сегодня зрителя стоит труда. Правда, когда приходят, потом стоят у служебного входа, ждут, благодарят, просят автографы. И если спектакль состоялся и взбудоражил, ты, так или иначе, бросил какое-то, пусть маленькое духовное семечко.