СЛОВО ВАРПЕТА НЕ ПОМОГЛО

Трагедия армянского поэта Богдана Джаняна (1917-2010), разыгранная по общеизвестному сценарию сталинских репрессий, началась 18 августа 1948 года в Степанакерте.

ТОНКИЙ ЛИРИК С ИНДИВИДУАЛЬНО ВЫРАЖЕННЫМ ТВОРЧЕСКИМ ЛИЦОМ, автор около двадцати поэтических сборников, участник первой волны национального движения в Нагорном Карабахе, захлебнувшейся в 1965 году... Его переезд в Армению - это будет потом, не скоро. А пока его, фронтовика, молодого тридцатиоднолетнего поэта, секретаря областной писательской организации, обвинили по 72-й статье азербайджанского Уголовного кодекса, то есть в антисоветской деятельности и пропаганде, и дали десять лет исправительно-трудовых лагерей.

"Веским" поводом для ареста молодого поэта послужило напечатанное в газете "Советский Карабах" стихотворение "Завет хлеба". "В общем-то это было обыкновенное стихотворение, - рассказывал мне Богдан Шамирович, - где я, вспоминая наказ отца о хлебе, призывал его беречь. Однако люди бдительные, в особенности преподаватель экономики Левон Багдасарян и его приспешники, не брезговавшие доносами, усмотрели в нем подвох, мол, я осуждаю очереди за хлебом, воспеваю существующие при социализме трудности и прочее". По совету редактора "Советского Карабаха" Сергея Ярамишяна он обратился за помощью к Аветику Исаакяну и отправил на отзыв злополучное стихотворение. Варпет не замедлил ответить, но его письмо в конфискованных рукописях Б. Джаняна не сохранилось и после реабилитации не было возвращено - он запомнил его наизусть: "Товарищ Джанян, получил ваше письмо и ваше стихотворение, вызвавшее споры. Спор этот был бы смешным, если бы не был столь грустным. Такого рода стихи печатались не только у вас, но и в Армении, и в других местах, однако нигде подобного рода разногласий не вызывали. Все это исходит из побуждений зла и тьмы. В вашем стихотворении нет ничего порочного и предосудительного..."

Однако слово Аветика Исаакяна не помогло, и на пленуме Джаняна упрекнули в националистических идеях и прочих тяжких грехах, припомнили также письмо, да и самого Исаакяна задели.

В ДЕКАБРЕ 1948 ГОДА Б. ДЖАНЯН БЫЛ АРЕСТОВАН, отправлен в бакинскую тюрьму, где пробыл девять месяцев, из коих шесть - в одиночной камере. Остальной срок он провел в лагерях северного Казахстана и в 1954 году был освобожден и реабилитирован.

Увиденное и пережитое в сталинских тюрьмах и лагерях всю жизнь было свежо в памяти писателя, в его устных рассказах. И только в 2001 году увидела свет его мемуарная повесть "Жизнь под дулом винтовки", а в 2009 году, незадолго до смерти, после моего возвращения из Москвы, Богдан Шамирович подарил мне последний, сохранившийся у него экземпляр книги.

Предлагаем фрагменты из воспоминаний Б. Джаняна, посвященные приезду в Нагорный Карабах Аветика ИСААКЯНА (1875 -1957).

Богдан ДЖАНЯН

Грустный праздник

...Я облегченно вздохнул. Захотелось прилечь, расслабиться после допроса, но я вспомнил, что еще день, и ни лежать, ни сидеть в камере не имею права. Надо было ходить по камере - два шага вперед, два шага назад. И я шагаю и размышляю: почему они хотят очернить Варпета, осквернить его святое имя? Одно его имя, произнесенное в тюремных застенках, равносильно осквернению. Кому-то на руку запятнать честное имя Варпета. И я уже в который раз стал вспоминать подробности пребывания Исаакяна в Карабахе.

БЫЛ ИЮЛЬ 1948 ГОДА. ПРОШЕЛ СЛУХ, что в Нагорный Карабах едет великий поэт Аветик Исаакян, чтобы встретиться с армянами Арцаха. Точнее, его везет пожилой армянин Захар Суварян, который был родом из Карабаха и прожил всю жизнь в Вашингтоне, стал богатым человеком. И вот, оставив и свое состояние, и семью, он вернулся на родину. Суварян еще за границей был знаком и близок с Варпетом. Приехав в Ереван, встретился с Варпетом, погостил у него несколько дней. Ему очень хотелось вместе с Варпетом посетить родное село Бердашен. Варпет очень обрадовался его предложению. Поездка воодушевила и тикин Софью, и она присоединилась к мужу. Да что я говорю - она же всегда сопровождала Варпета в его путешествиях. Просто тикин Софья тоже обрадовалась приглашению Суваряна, ведь она была родом из Шуши, из семьи состоятельных Кочарянов.

- С родителями так и не попрощалась, хотя бы схожу на их могилу, - сказала она и стала собираться в дорогу.

Забегая вперед, скажу, что тикин Софья так и не нашла могилы родителей, но нашла их надгробья в ущелье, рядом с армянским кладбищем. Земля на кладбище потрескалась в нескольких местах, могилы сдвинулись, и надгробья скатились в ущелье.

И вот слух о приезде Варпета в Карабах облетел все дома, весь Степанакерт был взбудоражен, всем хотелось вблизи увидеть его, точно святого, который всех и вся должен был озарить своей святостью.

Сам Аветик Исаакян, всемирно известный поэт, шагает по улицам нашего городка, шагает медленно, осматриваясь по сторонам и со всеми раскланиваясь. Варпет впервые увидел, что в этом маленьком, недавно построенном городе так плотно проживают армяне, где слышна армянская речь, где на каждом шагу восторженные армянские глаза и улыбки, улыбки...

И он всему этому радуется. Где бы ни появлялся Варпет, тут же собиралась густая толпа людей. Я всюду сопровождал его, будучи ответственным секретарем и единственным сотрудником областного отделения Союза писателей.

В те дни собственный корреспондент "Бакинского рабочего" Гурген Айвазян, который удивительным образом был в курсе всего, что происходило в верхах, подошел ко мне и осторожно произнес:

- Визит Варпета в Карабах не понравился Мир Джафар Багирову. Когда ему об этом доложили, он стукнул кулаком по столу и крикнул: "Что делает этот дашнак Исаакян в Карабахе?!"

Вспоминая об этом в тюремной камере, я понял, почему тот же вопрос задавал мой следователь и вел изнурительный допрос, чтобы добиться желаемого ответа. Выходит, из-за его спины исходил ядовитый дух Багирова. Помнится, тот же Айвазян еще и добавил:

- Багировский вопрос "что делает этот дашнак Исаакян в Карабахе?" вовсе не вопрос, а гнев главного палача, его приказ... Запомни это.

Да, этот приказ главного палача омрачил и светлый образ Исаакяна, и всеобщее ликование, вызванное визитом Варпета в армянский Арцах.

Я ОБРАТИЛ ВНИМАНИЕ: ГДЕ БЫ МЫ НИ БЫЛИ С ВАРПЕТОМ, всюду невдалеке от нас, точно столб, торчал кто-либо из сотрудников областного управления госбезопасности. Всех их я знал. Они следили за нами, скорее, за Варпетом, ни на шаг от него не отставая. Мне казалось, я один заметил слежку, но каково было мое удивление, да и грусть, когда Варпет сказал:

- За нами, кажется, следят. Но почему? Разве мы воры или разбойники?

Пытаясь успокоить Варпета, я уверял, что ничего подобного, просто эти люди стесняются и хотят хотя бы на расстоянии видеть его.

Варпет ухмыльнулся, дескать, наивный ты карабахец, да еще и меня принимаешь за наивного, ну что ж, пусть будет по-твоему.

Кроме Степанакерта мы побывали и в других местах, в том числе в родном селе Суваряна. И всюду нас встречали толпы людей. Варпет был окружен любовью и почтением, но его всюду сопровождали зловещие, пытливые взгляды ищеек.

Общение с Исаакяном утоляло многолетнюю тоску карабахского армянина по армянским знаменитостям, он был для всех живым, здравствующим классиком. Был Туманяном, был Терьяном. Но на свете был Сталин, был его призрак в Азербайджане - Мир Джафар Багиров, которым это было не по душе. Присутствие Исаакяна - поэта всех армян - в Карабахе было опасным, очень опасным. Местные армяне могли возомнить, что они тоже ведь армяне...

Варпета приглашали на многие встречи, но состоялась только одна встреча, в помещении степанакертского театра. Поклонников поэта было так много, что яблоку негде было упасть, и большой зал не мог всех вместить. Вечер открыл я (областное руководство побоялось). Выступили два студента-заочника Бакинского армянского педагогического института. Взволнованный Варпет в своей краткой заключительной речи выразил теплую признательность и произнес ободряющие слова, внушающие крепость духа арцахцам.

В конце вечера состоялся спектакль по пьесе Александра Ширванзаде "Злой дух". Мы с Варпетом сидели в первом ряду, зрители смотрели не на сцену, а на Варпета. А Варпет внимательно следил за постановкой. Когда на сцене появился Безумец Даниел, которого играл артист Аршак Аршакуни, в глазах Исаакяна заблестели слезы. Неужели его так взволновала игра артиста, поинтересовался я. "Я вспомнил Александра", - произнес Варпет.

... Варпет чем дальше, тем больше мрачнел. Он все понимал, все замечал.

- Захар, заправь и заводи свой "Форд", едем в Ереван, и как можно скорее, - с тревогой в голосе сказал Исаакян, будто хотел убежать от приближающейся беды.

ОДНАКО ВАРПЕТ ВЫРАЗИЛ ЖЕЛАНИЕ ЗАЕХАТЬ В ШУШИ, который находился рядом со Степанакертом. Но город-крепость располагался на возвышенности, а Степанакерт - в низине.

- Я видел Шуши, когда там проживало много армян, он был оживленным городом. Давно это было, в дни моей молодости. Я был в восторге, я радовался, что в Закавказье есть такой город. Меня особенно поразила церковь Казанчечоц. Настоящий величественный храм, светозарный, как храм в Ани. А сохранился храм? Хочу еще раз его увидеть.

- Храм сохранился, - ответил я, но промолчал и не сказал, какой у него сейчас печальный вид среди развалин окрестных домов.

Мы направились в Шуши. Дорога была не долгая, но петляющая. Каждый поворот напоминал взлет, во время которого сверху открывалась изумительная панорама. Варпет бесконечно восхищался, часто останавливал машину, выходил, любовался окрестностью и вздыхал...

"Форд" въехал в мощеный двор церкви Казанчечоц. Варпет наклонился и поцеловал гладко отесанные камни сводчатого входа. Его примеру последовали Суварян и тикин Софья. Варпет прикрыл глаза - у него был величественный и отрешенный вид. А когда выпрямился и открыл глаза, то взглянул вверх, на небольшую колокольню. Он увидел двух обстрелянных ангелов (разумеется, их изваяния), развалившиеся стены храма, окруженные вымершим городом, и почти закричал:

- Бежим, здесь идет резня...

Мы и вправду бежали от тягостного удручающего зрелища, под тяжким бременем печальных трагических впечатлений и боли потерь.

"Форд" Суваряна ехал по дороге к Горису. Варпет ладонью закрыл глаза и молчал. Он взглянул в окно, только когда Шуши остался далеко позади. Справа и слева от дороги тянулись изумительные, красочные пейзажи арцахского нагорья. Автомобиль сбавил скорость бегства, чтобы можно было вдоволь вкусить щедрую красоту природы.

Мы остановились у целебного источника, что находился в ущелье, которое утопало в пышной зелени цветов и деревьев и источало дыхание бессмертия. Варпет любовался ущельем, небом, лесным массивом. Легкий ветерок играл ниспадавшими на его лоб прядями волос, и Варпет то и дело откидывал их назад.

Варпета с супругой мы благополучно довезли до Армении. В камере я вспомнил об этой поездке со стыдом, ведь Варпет с такой болью и грустью покинул мой горный край. Его печаль была вызвана той удушающей, давящей атмосферой, тем стесненным состоянием, в котором пребывали арцахские армяне, в особенности интеллигенция.

Из Армении я вернулся с каким-то смутным чувством. Скорее всего, с чувством страха. В ушах все еще раздавался вопрос главного палача: "Что делает этот дашнак Исаакян в Карабахе?!" Этот голос был предвестником грядущих жертв. И жертвы вскоре появились. Арестовали Захара Суваряна, отобрали "Форд" и предъявили обвинение в "турецком шпионаже". Мне рассказывали, что когда Варпет узнал об этой грустной вести, то сказал:

- Отнялись бы мои ноги, не поехал бы я в Карабах.

Наказ поэта

...Уже больше недели, как я вернулся в мой родной город и наслаждаюсь свободой... От прежнего зэка во мне ничего не осталось. Нет, пожалуй, осталось - в самой глубине души. Пришла пора показаться на людях. И первой моей вылазкой стала поездка в Ереван.

...В ЕРЕВАНЕ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ХОТЕЛОСЬ ВСТРЕТИТЬСЯ С ВАРПЕТОМ. Но одному идти было неловко. Компанию мне составил Амо Сагиян. С ним я легко справился со своей робостью. Мы позвонили в дверь. Навстречу нам вышла тикин Софья и, не глядя на нас и не выслушав, сказала:

- Варпет болен, никого не принимает.

Но Амо проявил упорство:

- Передайте, что из Карабаха приехал Богдан Джанян и очень-очень хочет его повидать.

- Насколько я знаю, Джанян - поэт, - сказала тикин Софья и уже внимательнее посмотрела на меня. - Ну да, это Джанян, помню. Значит, вас освободили, - и она шире распахнула дверь, пригласила войти и радостно направилась в комнату Варпета.

Варпет, видимо, не лежал, переносил болезнь на ногах и вышел к нам из комнаты. Амо он, конечно, сразу узнал, а меня разглядывал дольше, не узнавал. Я представился, поцеловал ему руку.

- Дорогой Варпет, я Богдан Джанян, тот самый несчастный карабахец, которому посчастливилось сопровождать вас, когда вы приезжали в Арцах.

- Да, да, я вспомнил. А вы изменились, очень изменились. Но ничего, по-прежнему молодо выглядите, потом станете еще моложе.

С этими словами он опустился на диван, пригласил и нас.

- Несколько дней назад ко мне и Захар наведался. Очень меня порадовал. А теперь еще и вы порадовали. Я счастлив, что обоих вас увидел на свободе, что вы вырвались из сталинского ада.

Варпет искренне радовался, ведь он чувствовал себя виновным, что судьба так жестоко с нами обошлась. Но зря: приехал бы он или нет в Карабах, все равно и меня, и Захара Суваряна арестовали бы...

- Сколько раз я пытался помочь вам, - продолжал Варпет с какой-то отрешенностью, будто с самим собой разговаривал, - обращался к высоким чинам, просил помочь. Убеждал, что вы оба ни в чем не виновны, надо что-то предпринять. Но всякий раз, когда кто-то хотел помочь, Мир Джафар Багиров вставал на пути. Этот негодяй и со мной хотел разделаться. Как хорошо, что пробил час расплаты и с ним можно расквитаться...

Мы собрались уходить, чтобы не обременять больше Варпета. Он задержал нас, и тикин Софья принесла кофе, фрукты. Можно было не торопиться.

- Захара жалко, - Варпета не покидали грустные мысли. - На кого он стал похож? В поношенной одежде, как у нищего, сам осунулся, постарел. Был богатым, имел дом, имущество, свободный был человек, а сюда приехал и попал в руки палачей свободы. Не молодой был, когда приехал, хотел на родине умереть, чтобы похоронили в родной земле. За какие тяжкие грехи его забрали? Повезло, что сибирские холода не сломили его, он выжил. Хорошо, что сбудется его мечта и он будет похоронен в родной земле. Он старый, немощный, долго не протянет. Ни дома, ни семьи - некому о нем позаботиться.

ВАРПЕТ ГОВОРИЛ, ГЛЯДЯ В ЧАШКУ, НЕ ЗАМЕЧАЯ НИ МЕНЯ, НИ АМО. Помолчав немного, обратился ко мне:

- Как вам живется, есть жена, дети? У вас была маленькая комнатка, не отняли ее? Очаг ваш сохранился, не погас?

Я рассказал и о жене, и о дочке. Жена не только ждала меня, но и все шесть лет помогала чем могла, сберегла очаг. Все осталось, как было прежде.

Легкая светлая улыбка осветила лицо Варпета. И, видимо, желая отвлечься от грустного настроения, он внезапно сменил тему разговора:

- Амо, есть у тебя что-нибудь новенькое? Почитай нам. Или продекламируй, ты же любишь читать и чужие стихи.

- Да, Варпет, есть, совсем недавно написал, наизусть не помню, по бумажке прочитаю.

И Сагиян достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги и начал читать.

Отчего в Армении

Реки слишком неугомонные?

Бьются, безумные, о камни,

В ущельях бурлят веками,

И кричат, заполошные,

Точно набат, тревожные?

- Как же им угомониться,

Когда в родных горах,

Лишенные просторов,

Приют находят впопыхах

У чужих порогов?

Варпет выслушал и попросил снова прочитать. Амо прочитал. Варпет еще раз захотел послушать. На сей раз Амо прочитал наизусть. Трижды выслушал Варпет, и каждый раз его взор становился ясным, просветленным. Варпету нравились стихи Амо. После короткой паузы он сказал:

- Как было бы хорошо, Амо, если б многие и писали, и думали так.

И ничего больше не сказал, но и этого было достаточно, потому что слова эти принадлежали самому Аветику Исаакяну.

Уже перед уходом, когда мы попрощались с Варпетом и тикин Софьей, Варпет обратился ко мне:

- Не вздумай вдруг переезжать в Ереван. Как бы ни был ты обижен, оставайся. И другие тоже пусть остаются. В особенности интеллигенция. Пока Арцах не свободен, вы тоже не свободны. Арцах надо уберечь, спасти ...

Подготовила и перевела Каринэ ХАЛАТОВА