"ПО НЕБУ ПОЛУНОЧИ АНГЕЛ ЛЕТЕЛ"

Что есть творчество как не попытка заговорить врожденную душевную тревогу? Но можно ли заговорить ее окончательно? Ведь даже в лебединой песне все-таки опять горит надежда. Ибо поэт - одна сплошная душа, а как обойтись душе без надежды... "Но не тем холодным сном могилы... Я б желал навеки так заснуть".

Не тем... Хотя и понимал, что тем, тем. Душа содрогалась, ясно прозревала судьбу, но рука все-таки вывела - не тем... И старалась притормозить, замедлить последние шаги: "Жду ль чего? Жалею ли о чем?" А июльский вечер у подножия Машука все ближе, ближе. И все чаще теперь мечется и, просыпаясь, вскакивает по ночам бабушка в Тарханах... И тень матери склоняется над последней кавказской дорогой... Уж она-то, эта тень, знает, что, увы, "тем спокойным сном могилы", на роду написанном. На двух родах - Столыпиных и Лермонтовых (бабушка Лермонтова - урожденная Столыпина). Петр Аркадьевич Столыпин еще и не родился тогда, но и его убьют...

"ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ". В ПОСЛЕДНЮЮ ДОРОГУ. ОДИН (Лермонтов) хотел окончательно осесть в Петербурге и основать литературный журнал (какой был бы журнал!), другой (Петр Аркадьевич), желая блага России, хотел ввести земельную реформу (какая была бы реформа!). Но не было счастья у рода, не повезло и России. И погасли звезды, не договорив. "И звезда с звездою говорит" еще и в том смысле, что в одном столетии в роду Столыпиных рождаются сразу две звезды (и какие!) - Михаил Юрьевич и Петр Аркадьевич. Диву даешься, скольким обязана Россия этому роду. Вот он, великий ген!

Ночи на кремнистых дорогах Кавказа. Их было много. За короткую жизнь поэт столько раз отправлялся из Тархан, Москвы и Петербурга на Кавказ и обратно. На воды и в ссылку. Добровольно и принудительно. Одна и та же душа (разительно менявшаяся с годами) проезжала вдоль одних и тех же панорам. Сколько раз безотчетно запечатлевал взор Лермонтова открытый безоблачный космос над Кавказом, его кремнистые дороги и звезды в нечеловеческую величину. Сначала он ехал вдоль лесов России. Потом его встречала безмерная степь. Дальше шли предгорья и характерный говор казаков. Именно здесь, в одной из мазанок, торопливо взбежав на крыльцо, он написал за чьим-то обеденным столом свою знаменитую "Казачью колыбельную песню", подражая Вальтеру Скотту ("Колыбельная сыну вождя").

Дальше шел Кавказ - возвышенный, торжественный, белоглавый и вечный, безмолвие которого было красноречивым. Поэт и красота - какими словами передать это? Вот тот источник, который рождает стихи. Конечно, то было свойством духа Лермонтова, что слова в его стихах стояли, как белоглавые горные пики на фоне синего неба в яркий солнечный день, - ясно, чеканно, колдовски резко. До рези в глазах отчетливо. А величавая мысль поплыла над этими пиками, как небо, по которому "ангел летел". Низкая облачность не позволяет проследить полет ангела. У смутной души нет таких слов. На Кавказе, в отличие от севера, ночи темнее, а в черные ночи звезды виднее и величина их огромнее из-за близости земли к небу (горы). "Тихо смотрит месяц ясный в колыбель твою". Невольно чувствуется, что младенец лежит не в комнате, а под открытым небом. Теплота и прозрачность ночей тоже проступает невольно: месяц ясный.

"КАВКАЗ ПОДО МНОЮ", - СКАЗАЛ ПУШКИН. "КАВКАЗ НАДО МНОЮ", - КАК БЫ СКАЗАЛ ЛЕРМОНТОВ и вскинул голову вверх, туда, где "звезда с звездою говорит", как и ангелы, безмолвно. Иногда это называют музыкой сфер. Порой - звуками небес. Кант, Кеплер, Паскаль, Лермонтов были заворожены этим безмолвием огромного полночного мира. И Ньютон, как мальчик, собирал ракушки на берегу океана вечности. Они думали, что звуки льются на землю сверху, с небес. Но это звучало их собственное сердце. "Красота не в пустыне, а в душе араба", гласит восточная поговорка.

"Мой дом везде, где есть небесный свод" (Лермонтов). Голова, навечно поднятая к Богу. Таковы и стихи ("И в небесах я вижу Бога"). "В его стихах рассыпаны алмазы" (Глеб Горбовский о Лермонтове).

Но почему бабушка так часто возила Мишеньку на Кавказ? Одно ли слабое здоровье внука и минеральные воды курорта тому виною? Нет, все дело в том, что на одной из военных пограничных застав жила родная сестра бабушки, вышедшая замуж за армянина Хастатова, начальника заставы. Именно Хастатов рассказал юному племяннику своей жены историю черкешенки Бэлы, которую поэт включил в "Героя нашего времени". Запомним это.

"Выхожу один я на дорогу..." Один, всегда один. Пушкина одиноким представляешь все же меньше: с ранней юности вокруг него друзья, а что Лермонтов? Один перед лицом трагедий, окружавших его с детства, один перед лицом опалы и ссылки (которой уже!). Какое-то вселенское одиночество у этого юноши, почти мальчика. Каким воспринимали его современники? Как все современники - слепо. Правда, не всегда. "Вы еще не подошли к нему, а он уже вас понял". Но чаще - "строптивый, беспокойный нрав, непомерное самолюбие, преувеличенное чувство чести, которое удерживало его от всякого шага к примирению". Тяжелый характер, насмешливый ум, отсутствие терпимости, демоническое, разрушительное начало. Великого чувства Бога и всеведения пророка никто не заметил ("О боге великом он пел"). А также соседства юношеского, незрелого с чем-то более чем зрелым. И великую нежность сердца, и великую тоску по чему-то ангельскому, слишком рано оборванному (мать). Воспоминание о ее пении, когда он, двух с половиной лет, последний раз сидел у нее на коленях...

Вот оно: "По небу полуночи ангел летел, и тихую песню он пел. Он душу младую в объятиях нес для мира печали и слез". "Мать и музыка" - так назвала свои прекрасные воспоминания о рано умершей матери-музыкантше Марина Цветаева. К биографии Лермонтова это название подошло бы больше. А, кстати, и название Цветаевой - не бессознательно ли вслед Лермонтову всплывшее?..

Через век в те же места на Кавказе придет другой русский поэт и скажет уже ритмизованной прозой, но с той же пронзительной силой о пиках Кавказа: "Не ландшафт, а система космических мыслей" (Андрей Белый). Пророческая школа будет ощущаться отчетливо. Вот только звезда будет говорить со звездою только у Лермонтова. В пустыне, которая внемлет Богу. И в небесах будет торжественно и чудно только у него. "Таких стихов еще долго не дождаться России" (Белинский).

Все еще не дождались.