КЛОУН С ОСЕНЬЮ В СЕРДЦЕ

Артист

Это был самородок, self-made-man (человек, сделавший себя сам. - англ.). "Божьей милостью артист", как говорили в старину. Невероятный трудяга, он совершенствовался без устали, самозабвенно, но родился, конечно, уникумом, некоторые считают, даже гением, сумевшим сказать новое слово в своем трудном искусстве. Имени его я не знал, тем более не был знаком с ним до той самой поры, когда волей судьбы мы оказались вместе в одном салоне самолета.

1964 год. Я летел в москву на ежегодный совет директоров филармоний, он же - возвращался домой. Сидящий рядом со мной директор нашего симфонического оркестра Роберт Енгибаров вдруг обращается ко мне с вопросом: знаю ли я того молодого человека в шестом ряду и, проявляя явную осведомленность, сам же продолжает - "Это известный мим, лауреат какого-то конкурса, Леонид Енгибаров. На киностудии что-то получилось не совсем так, как было условлено, и он возвращается в Москву очень огорченный. Я видел его в цирке, это очень интересно, необычно".

- Как ты думаешь, спрашиваю я у Роберта, можно ли будет включить его выступление в программу нашего фестиваля, подойдет?

- А есть ли у него подходящая программа и, главное, согласится ли он вновь приехать в Ереван? - ответил вопросом Роберт.

- Попроси, пожалуйста, его соседа на полчасика уступить свое место, скажи дело официальное.

Подсаживаюсь к Леониду Енгибарову. Он, конечно, в недоумении... Я же, вспоминая где-то вычитанное "наилучшая дипломатия - это прямая дипломатия", перехожу к делу, представляюсь, рассказываю о наших делах. "В Армянской филармонии сейчас взят курс на лучшее удовлетворение запросов наших граждан. Вот и на осень мы задумали провести интересный фестиваль - "Ереванские музыкальные дни". Во время моего монолога мой новый знакомый слушает меня молча, вежливо, но как бы безучастно.

- Сейчас в Москве я собираюсь пригласить молодой вокальный дуэт сестер Лисициан, с помощью Агаджанова может удастся пригласить и зарубежного гастролера.

- Георгия Александровича я хорошо знаю по Союзгосцирку, он был заместителем генерального директора, - впервые отзывается чуть сипловатым баритоном Леонид Енгибаров.

- Нет ли у вас программы или номера, который можно было бы включить в наш музыкальный фестиваль? Не согласились бы вы участвовать?

- Я выступаю на манеже.

- С какой программой?

- На эстраде я не выступал... хотя... есть номера... и даже, пожалуй, программа...

- Мне рассказали о вас, о вашей поездке в Ереван, рассказали даже, что вы огорчены необязательностью тех, кто пригласил вас. В Москве я пробуду три дня, вернувшись в Ереван, сразу напишу вам официальное приглашение. Допустим, письмо будет идти неделю, прибавим непредвиденных еще пять-шесть дней. Итак, если через две недели вы получите от меня письмо, значит, наш разговор серьезный. Я признаю обязательность и надеюсь на наше творческое сотрудничество.

И тут Леонид Енгибаров впервые проявляет признаки внимания, вызванного то ли моим "деловым подходом", то ли пробудившимся у него интересом к новой форме показа своего искусства уже и на концертной эстраде.

Китайская пословица гласит: "Слова требуют доверия, а действия - результата". Осенью Леонид Енгибаров приехал на фестиваль "Ереванские музыкальные дни", рассказал, что у него есть программа на два отделения, которую мог бы попробовать показать на эстраде, но ему нужно помочь с музыкальным сопровождением. Прекрасным образом это мог бы сделать Мартын Вартазарян, композитор и пианист. Узнав об этом, он с огромной радостью дал свое согласия.

Мартын ВАРТАЗАРЯН:

Одинокий лирический бунтарь

С Леонидом Енгибаровым мы встретились в его грим-уборной в цирке. До этого я видел его только на арене. Была естественная неловкость, но некоторая неопределенность и напряжение, возникшие у меня после двухминутного общения, исчезли начисто. Благодаря общительности, доброжелательности и доверительности самого Лени, создалось ощущение, будто я знаю его лет сто.

ОБРАТИЛСЯ КО МНЕ, КАК К ДАВНЕМУ ДРУГУ - "старик, надо с арены манежа выйти на сцену, я покажу номера, а ты прикинь, что можно сделать по музыке". Так я стал пока единственным зрителем его спектаклей "О смешном и грустном" и "Звездный дождь". Затем началась ежедневная интенсивная работа с режиссером Юрием Беловым. Были номера, которые требовали выражения состояния и настроения, но были и такие, где требовалось четко выверенное количество тактов с вертикально совпадающими акцентами. Потом подключились Аксель Бакунц (контрабас) и Левон Игитян (ударные инструменты).

Премьера состоялась в Большом зале Армфилармонии. Все номера: "Жизнь женщины", "Прощание на вокзале", "Укротитель", "Тотальная мобилизация", "Жонглер" и другие находили живое понимание зрителя и принимались восторженно. Были назначены концерты и в Тбилисской филармонии. В дальнейшем Леониду Енгибарову были предложены новые гастроли, и мне пришлось подключить другие инструменты - саксофон, кларнет и аккордеон. Гастроли прошли с огромным успехом по всей стране.

Что меня привлекло в Леониде? Его неописуемое трудолюбие, требовательность как к окружающим, так и к себе. Наверное, это формировалось в нем под воздействием неписаного в цирке закона: доводить номер до конца. В моей памяти Леня Енгибаров остался как одинокий лирический бунтарь.

Аксел БАКУНЦ: "То, что он талантлив, знали все. Репетиции он не проводил, пришел, послушал и состоялся концерт. Мы сами больше смотрели на него, чем в ноты, хотя нас закрыли ширмой. Это ведь было так невероятно интересно".

Левон ИГИТЯН: "Я обнаружил для себя глубоко образованного и просвещенного человека. А все остальное следует из этого. Меня поразило, как глубоко он знает мировую культуру и литературу. Это был человек с обнаженными нервами, и я очень полюбил его и имел счастье общаться с ним. Мне очень больно, что он не успел до конца осуществить задуманное. Это было бы армянской глыбой на вечные времена. Это был великий человек, которого, не стесняясь, можно ставить в ряд великих. Есть определенный ряд, в который так просто не попадают!"

Кто-то назвал его Моцартом

...Эти воспоминания первых участников эстрадного дебюта великого мима, спустя сорок лет высказанные экспромтом. А в тот вечер Большой зал филармонии оказался переполненным. Зрители восторгались пронзительной выразительностью каждой миниатюры этого поразительного артиста.

НЕКОТОРЫЕ НОМЕРА ПО СВОЕМУ ЭМОЦИОНАЛЬНОМУ НАКАЛУ ВЫЗЫВАЛИ СЛЕЗЫ, но никто не скрывал их: уж слишком одинок был этот маленький человек, порою так наивен, когда глаза его с недоумением взирали на людей...

- Я выхожу на эстраду для того, чтобы говорить о добре и зле, благородстве и подлости, о любви и нежности, - рассказывал артист.

Искусство артиста заставляло зрителя думать, сопереживать. Чаплин называл пантомиму "музыкальной речью", предпочитая ее речи разговорной, поскольку "изначальная реакция человека - эмоциональная, а потом рассудочная".

...Вскоре вся страна в удивительном "клоуне с осенью в сердце" узнает и полюбит великого мима, восхитится автором тонких литературных новелл. В Армении своему талантливому сыну присвоят почетное звание народного артиста. А рождение в Москве специального театра его имени станет фактом красноречивым и знаковым.

Творческий вечер Леонида Енгибарова оказался ярчайшим откровением "Ереванских музыкальных дней". "Прекрасное понятно без размышлений" - писал Эммануил Кант.

В дни, когда я работал над этим очерком, по телеканалу "Культура" из Москвы пошла передача "Леонид Енгибаров-70". С воспоминаниями выступали Василий Лановой, Сергей Юрский и другие. Кто-то назвал Леонида Енгибарова Моцартом, и это было самой высокой оценкой...

...После нашей первой встречи с Леонидом Енгибаровым прошло восемь лет. Я уже работал в Армгосэстраде. С большой группой мастеров искусств мы летели в Москву, где на ВДНХ проходили Дни науки Армении. По дороге из аэропорта в город я обратился к руководителю эстрадного ансамбля "Армина" Акселю Бакунцу: "Мы проезжаем Марьину Рощу, на днях нам надо быть в этом районе, здесь проживает Леонид Енгибаров, может удастся вновь пригласить его в Ереван, на сольные концерты".

...Следующим утром, ровно в 9 в моем гостиничном номере раздался междугородний звонок. Из Еревана звонил замминистра культуры: "Умер Леонид Енгибаров, вам поручается официально представлять Армению на похоронах артиста. О подробностях вам сообщат". Минут через пятнадцать позвонил Георгий Агаджанов ( он тогда вернулся на свою прежнюю должность заместителя генерального директора Союзгосцирка).

Панихида состоялась в Центральном доме искусств. Руководителем комиссии был Г.Агаджанов. Огромная масса почитателей великого таланта удивительного самородка пришла отдать ему последнюю дань. Было много речей, венков, цветов. От Армении слово было предоставлено мне. Сейчас, конечно, не припомню, о чем я говорил, но одну фразу помню четко: "На небосклоне Армении погасла яркая звезда!"

На кладбище Георгий Александрович предложил поехать на его машине. До самого Ваганьковского кладбища ни он, ни я не проронили ни единого слова. Только старый шофер цирка сказал, что помнит самое первое выступление Лени, а потом и сам погрузился в раздумья...