ГДЕ НЕКОГДА БЛАГОУХАЛИ ЦВЕТНИКИ

Посылаю вам свою статью. Ее меня заставило написать пренебрежительное отношение наших городских властей к нашей армянской культуре. Не только завоеватели и советская власть уничтожали шедевры, созданные нашим народом, но и то, что осталось от нее или совсем недавно созданное, тоже не сохраняется, а с легкой руки наших правителей продолжает уничтожаться только потому, что кому-то хочется набить свой карман.

ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ДВОРЕЦ МОЛОДЕЖИ (ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ КУКУРУЗНИК), который украшал наш Ереван и купленный за бесценок, был разрушен не для того, чтобы построить лучшее (как уверяли нас всех городские власти), а для того, чтобы превратить его в карьер для добывания денег. Видите ли, щебень, который залегает под зданием, очень качественный. Как будто мало холмов вокруг Еревана, которые дали бы такой же щебень. Причем деньги, идущие от этого карьера, текут не в городскую казну, а кому-то в карман.

Или наш Крытый рынок на пр. Маштоца - краса и гордость нашего города. Здесь же все до мелочей было продумано архитекторами для удобства сельского труженика. И решен был рынок в традициях армянского зодчества, и сохранял прелесть и аромат восточного базара. Но при попустительстве властей был превращен в очередной самый обычный шаблонный супермаркет, где продаются не армянские товары, а зарубежные, в основном турецкие.

Каждый раз, проезжая мимо гостиницы "Двин", я с болью смотрю на заброшенное и разрушенное здание, возвышающееся в центре Конда - самого живописного уголка старого Еревана. Уже много лет стоит бывшая гостиница в грязи и мусоре с выбитыми окнами и разбитыми скульптурами. Она стоит как возмездие, как пощечина тому неграмотному карьеристу, который, нисколько не задумываясь, одним росчерком пера разрушил веками стоявший на месте этой гостиницы старинный особняк. Это был дом- поместье Агамаловых. "Сашаги бак" - так называли старые горожане этот некогда цветущий двор одного из уникальных старинных строений Еревана семнадцатого века.

С фасада дом был одноэтажным и казался небольшим, но сзади был двухэтажным и из-за высоких потолков казался еще выше. Весь первый этаж занимали подвалы, мараны, каханы. Стены в них были выложены из красного кирпича в виде массивных широких арок, которые пересекались на потолке и были настолько прочно скреплены друг с другом, что время их совершенно не тронуло. Они казались построенными недавно.

Стены же второго этажа были тоже толстые, более метра, но построены были не из кирпича, а из камней, и скреплены, наверно, другим раствором. Потому что в тот период, когда мы жили там (в военные и послевоенные годы) этот раствор стал крошиться. Мы, маленькие дети, любили, особенно в жару, просовывать руки в образовавшиеся щели в стенах и играть с прохладной тонкой пылью. На втором этаже располагалась амфилада господских комнат. Окна их выходили в роскошный, громадный сад, который спускался по всему северному склону Конда и доходил до реки Зангу. Внизу, под окнами дома, по всей верхней части сада, протекала маленькая, но полноводная речка "Палас" (в ней мыли паласы).

В СЕРЕДИНЕ САДА РАСПОЛАГАЛСЯ БОЛЬШОЙ ВИНОГРАДНИК. А вокруг росло множество фруктовых деревьев. Особенно поражали своей величиной ореховые и тутовые деревья. Здесь по старой армянской традиции никогда не продавали орехи или туту, а просто раздавали их соседям. Однажды, когда к нам во двор пришел крестьянин с мешком за плечами, мы, дети, были очень удивлены, что он орехи продает, а не раздает. Сад этот при большевиках был разбит на участки, и только благодаря ему немало семей во время войны 1941 года спаслись от голода.

Но дом этот славился не садом, а чистокровными карабахскими скакунами, что было предметом особой гордости хозяев. Моя старая учительница Рипсимэ Галустовна Туманян, которая раньше преподавала в гимназии, вспоминала: "Когда на прекрасном белом коне в белой черкеске или на вороном коне в черной черкеске появлялся черноглазый красавец Саша Агамалов, никто не мог отвести от него глаз".

Я очень хорошо помню их конюшню. Мы, дети, когда играли в прятки, очень любили в ней прятаться. В ней пахло сеном и лошадьми. Она была небольшой и очень уютной. В ней могли поместиться не более 5-6 лошадей. Все в конюшне, кроме каменных стен, было деревянным и тщательно отшлифовано. Дерево со временем потемнело, тем не менее трогать руками перила, стойла, колонны было очень приятно. Пол был устлан очень широкими досками из мореного ореха. Окон как таковых не было. Конюшня освещалась с потолка. В плоскую земляную крышу (в Армении все дома тогда имели такие крыши) в виде карточного домика было встроено широкое стеклянное окно.

Говорили, что в войну всех коней в Армении пустили на колбасу. Этих коней, наверно, тоже. Так что спустя много лет, когда в Армении хотели организовать конепроизводство, по всему Союзу не смогли найти ни одного коня чистокровной карабахской породы.

Все поместье было окружено высоким каменным забором и имело два входа – парадный и хозяйственный. Парадный находился по ул. Руставели, 35 и представлял собой красные деревянные ворота, украшенные большими медными бляхами и железным молоточком. От ворот вниз спускались друг за другом (совсем как в Италии) две широкие каменные лестницы. По обе ее стороны некогда благоухали цветники. Моя мама рассказывала, что когда она в тридцатых годах впервые увидела этот двор, была поражена красотой цветников. От лестницы вниз шла дорожка, покрытая большими туфовыми плитами. Она вела к небольшому квадратному двору, который тоже был весь выложен туфом (летом, в жару, туф долго держал влагу и прохладу).

ВО ДВОРЕ ДВЕ КАМЕННЫЕ СТУПЕНЬКИ ШЛИ НАВЕРХ, В УЗКИЙ КОРИДОР, где были четыре двери, ведущие в залу и комнаты. Сбоку тоже были каменные ступеньки, маленькие, стертые от частой ходьбы, они вели вниз, в глубокий, очень темный туннель. И того, кто, наконец, выходил из этой жуткой темноты, ошеломлял не столько яркий свет, сколько внезапно открывшаяся перед ним изумительная панорама - огромный цветущий сад на фоне возвышающейся вдали горы Цицернакаберда.

По обеим сторонам парадных ворот были встроены две полукруглые ниши из красного кирпича, точно с такой же прочной и красивой кладкой, как в подвалах. Может быть, когда-то в них стояли статуи, но сейчас, в военное время, в них прятались от дождя и ветра или грелись на солнце, лежа прямо на земле в грязных отрепьях голодные, бездомные люди.

В тридцатых годах двадцатого века в Армению стали стекаться специалисты, которые откликнулись на призыв к армянам всего мира: "Приезжайте поднимать Армению!" Немало тогда известных ученых, художников, писателей и т.д. получили место жительства в Конде, в доме Агамаловых .

Я помню старого армянского ученого Сукиаса Ефремовича Мангасаряна – автора СеванГЭСа, который делал опыты в этом саду - пытался вырастить цветной хлопок. Каждое лето приезжал к нему гостить из Ленинграда известный академик Лебедев с сыном Сережей, который потом тоже стал всемирно известным академиком. Бывал в доме Агамаловых и Орбели Иосиф Абгарович, который вместе с нашей соседкой Женей работал на раскопках Двина и Кармир Блура. Приехал в Армению и старый петербуржец Фокин Николай Александрович. Многогранно одаренный - прекрасный геолог, замечательный художник и великолепный танцор, он много лет жил в Америке, потом вернулся в Ленинград, но был сразу сослан в Сибирь. Как ему удалось вырваться из сибирской мясорубки, я не знаю, но он навсегда переехал в Армению и стал главным геологом Геологического управления. По соседству жил Александр Спендиаров, который, отказавшись работать в Берлине в комфортных условиях, приехал в разоренную, бедную страну и возглавил организацию ереванского оперного театра.

Приехал в Армению и мой отец Иванян Аркадий Карпович - химик по специальности, получивший высшее образование во Франции. Ему как сыну капиталиста не разрешили жить в Батуми, т.к. Иваняны были первыми кожевниками в Закавказье и имели в Батуми большой кожевенный завод. И отец уехал работать в Донбасс. Но, услышав этот клич, приехал в Ереван и при Геологическом управлении организовал первую в Армении аналитическую лабораторию. Впоследствии едва ли не все его геологические открытия были сделаны им в этой лаборатории.

МЕЛИК-АГАМАЛЯНЫ ПРИЕХАЛИ В ЕРЕВАН, ВОЗМОЖНО ИЗ КАРАБАХА, еще в начале семнадцатого века. Из всех ереванских меликов XVII-XX вв. Агамаляны выделялись тем, что дали целый ряд ярких выдающихся людей, которые вошли в историю города Еревана. Благодаря двум братьям Агамаловым, Исааку и Ованнесу, которые стали городскими головами, был проведен водопровод в городе, построены больницы, вновь отстроена церковь св. Ованнеса в Конде, полностью разрушенная во время землетрясения, открыты школы, фабрики, построены дороги, в том числе и городская конка и т.д.

Я помню самого младшего из братьев – Александра Агамалова. Это был очень интеллигентный добрый старик. У нас дома вся мебель была из дома Агамаловых. Помню, у нас были ширмы, ломберный стол, качалка, большой резной овальный стол из ореха, маленький столик с мраморной доской, всякие казаны и кастрюли. Потом с годами все это, кроме маленького столика, мы раздали людям, которым они были нужнее. А маленький столик и сейчас без всякой реставрации украшает современную квартиру моего племянника.

Агамалов и мой отец дружили, и он часто заходил к нам домой. Но я хорошо помню, когда он принес отцу электрическую плитку починить и не поднялся к нам домой, говоря: Я не могу, на мне насекомые. А у вас дети. В то время мыло было большим дефицитом. Умер он зимой. Однажды утром соседи увидели его лежащим во дворе на снегу.

Но не только интеллигенция нашла приют в доме Агамаловых. Во время войны 1941 года, спасаясь от голода, убегали из колхозов в город тысячи армянских семей. Вскоре все хозяйские постройки поместья - подвалы, мараны, каханы, кухня, баня, конюшня - были заселены. На бывших газонах и цветниках стали строить сараи и мазанки, которые тоже стали заполняться семьями с детьми. Помню, как из Апарана приехала большая семья. Отец, мать, 11 детей и их опухшие от голода родители. Они стали жить в овчарне.

Уже после войны правительство Армении в саду агамаловского поместья построило правительскую дачу, а потом и правительскую поликлинику - лечкомиссию. Но о том, чтобы сохранить этот уникальный дом-усадьбу и превратить его в этнографический музей, который до сих пор не имеет своего помещения, конечно, никому не пришло в голову.

И когда видишь, как в других городах и странах бережно, даже с трепетом, относятся к своей прошлой культуре, как восстанавливают старые дома, особняки, становится очень обидно за Армению.

Татьяна ИВАНЯН