МИСТИЧЕСКИЙ ГОГОЛЬ И БЕЗУМНЫЙ ФЕЙЕРБАХ НА СЦЕНЕ ТЕАТРА КУКОЛ

Перспектива идти на премьеру в начале августа – конкретно нынешнего августа, в самое пекло – заманчива, как визит к зубному врачу… Ну что им неймется, когда все нормальные люди пребывают на заслуженном отдыхе?.. Но в Государственном театре кукол им. Ов. Туманяна, видимо, считают, что творчество, как и дружба, - понятие не только круглосуточное, но и внесезонное. Что заставило Кукольный выпустить в самый "несезон" два спектакля подряд, а нас, зрителей, упоенно кричать "браво!"

Право на свой кусок солнца

Итак, в разгар лета в Театре кукол состоялись целых две "некукольные" во всех смыслах премьеры – "Вий" по повести Н.В. Гоголя в постановке молодого режиссера Самсона Мовсисяна  и "Я здесь" по пьесе Танкреда Дорста в постановке молодой вообще-то актрисы театра Татев Мелконян.

"Я ОТКРОВЕННО ЗАДАЮ СЕБЕ ВОПРОС – ТЫ ВЕДЬ НИЧЕГО ПО БОЛЬШОМУ счету не делаешь, почему они так интересно проявляются?  И понимаю, что это нормальный принцип жизни, который работает везде, – в политике, в экономике. Принцип гласит: "Не надо мешать!" Особенно у молодых - если есть талант и инициатива, они обязательно проявятся", - говорит директор Государственного театра кукол Рубен БАБАЯН, давно снискавший себе славу главного конструктора взлетных полос для молодых режиссеров. 

Насчет "по большому счету ничего не делаешь" Рубен Арташесович явно поскромничал.  В плане организации труда, технических возможностей, а, главное, творческой атмосферы Кукольный, пожалуй – самый театральный из всех столичных театров. А, может, у его директора  просто такой талант – раскрывать таланты. Одно известно доподлинно: давая молодому режиссеру право на постановку, Рубен Бабаян никогда не пытается сосватать госзаказ – потому что контроль, отчетность и куча бумажек – и не достает постановщика со  сроками.

"Практически все получают  добро, если приходят с интересным проектом, и я чувствую, что там есть какой-то, скажем так, театральный подход, - раскрывает тайну успеха Рубен Бабаян. -  Когда  начинают объяснять, что хотят поставить комедию, чтобы наш народ, которому так тяжело живется, порадовался, я в свою очередь объясняю: есть тьма сторонников, я не из их числа.  Сначала ребята работают "на общественных началах", и когда что-то начинает вырисовываться, показывают мне. Это должно быть современно,  это должно быть неоднозначно и это должно быть человечно.  Ведь самая большая беда или тенденция, которая царит в современном театре, – это его дегуманизация или, как выразился Кама Гинкас, дечеловекизация. Все, что касается изучения какого-то явления или вопроса - социального, политического, – это в принципе не очень интересно, по крайней мере в театре… Так вот если пазл сложился, мы берем спектакль в работу, то есть финансирование и оплата труда, так сказать. Это что касается первой заявки. Дальше,  уже зная человека, его потенциал, даешь ему карт-бланш – пожалуйста, делай что хочешь.  А если он считает нужным проконсультироваться с тобой – всегда пожалуйста. Тем более что я стараюсь иметь дело со здоровыми людьми, которые в состоянии выслушать критику".

Вот так, если тезисно, оказывается, следует подходить к вопросу, чтобы в разное время иметь в репертуаре "Сонечку", "Полет над городом", "Сказку, упавшую с небес", "Крылатого", "Алису в Стране Чудес" и другие спектакли, получающие высокие национальные и международные премии, не имеющие не только материальной, но и физической возможности откликаться на все фестивальные предложения. А если стадионов они не собирают – не беда. "Существует же все еще определенный круг людей, которые тоже имеют право на свой кусок солнца", - не теряет оптимизма Рубен Бабаян.

 "Ведь в Киеве  бабы, которые сидят на базаре, все - ведьмы"?!          

Нет-нет, спектакль "Вий" в постановке Самсона Мовсисяна о чем угодно, но только не о России и Украине. Что очень приятно. Нет-нет, он не навеян компьютерографичным образом самого  долгожданного в смысле "долгостройного" - семь лет! - российского фильма последних лет  с участием Джейсона Флеминга. И это тоже приятно.

ПРОСТО ГОГОЛЬ ДЛЯ МОЛОДОГО РЕЖИССЕРА, МОЖНО УЖЕ СКАЗАТЬ, СВОЙ АВТОР. Не только потому, что  за постановку "Носа" он удостаивался главной театральной премии "Артавазд". Реализм в чистом виде мало привлекает Самсона, и это уже очевидно – замечательная "Алиса в Стране Чудес" на сцене того же Кукольного, репетиции "Волшебника Изумрудного города" в ТЮЗе, "Сон в летнюю ночь" и  еще с десяток сказок-фантазий "в портфеле". Ну а где, как не в ранних рассказах Гоголя, с реализмом неразрывно смешивается фантасмагория?

"Видит ли он это или не видит? Наяву ли или снится? Но там что? Ветер или музыка? Звенит, звенит и вьется, и подступает, и вонзается в душу какою-то нестерпимою трелью..." Молодой бурсак Хома Брут читал молитвы по погибшей дочери местного сотника и исчез в третью ночь обряда. Какой-то таинственный Вий, какие-то ведьмы,запросто общающиеся  с обыкновенными людьми, красавица-панночка, дочь сотника, оборачивающаяся то собакой, то старухой, балующаяся вампиризмом и носящаяся на плечах у парней, которые ей нравятся… Кошмар, горячечная галлюцинация!

Эту ледащую душу историю Самсон Мовсисян воплотил в колоритное, динамичное, изобретательное и непредсказуемое  зрелище, сочетающее мистический хоррор с детективом и местами комедией. Фантастические картины сменяются жанровыми, лесные чудовища запросто  стоят рядом с самыми обыкновенными людьми – можно даже "расфокусироваться", пытаясь за всеми уследить,   стремительно переключаясь от кошмарных видений и не менее жутких реалий к приколам в духе "Особенностей национальной охоты".

Конечно, наравне с воображением режиссера в создании сценических монстров и всей этой фантасмагории  выступает художник спектакля Анжела Галстян, с которой Самсон уже разделил успех "Алисы…" Мистическая ночь чудес, когда все спит "с открытыми глазами" и молча говорит великие тайны,  придумана и представлена многочисленными решениями-находками с использованием всех возможностей  театра. Невидящие очи красавицы-ведьмы в подлунном мерцании и мастерски выполненные выразительнейшие маски "реалистических" героев, дворовых сотника.

ПРИ ЭТОМ СПЕКТАКЛЬ, ПРИДУМАННЫЙ САМСОНОМ МОВСИСЯНОМ, ВЫХОДИТ за рамки заданной малороссийской фабулы. Музыка, почти непрерывно сопровождающая действо, звучит древними кельтскими мотивами, и, кажется, актеры вот-вот начнут лихо отплясывать ирландскую джигу вослед знаменитому River Dance. А они могут! Самсон, имеющий опыт работы в Кукольном, умело воспользовался возможностями молодых артистов труппы, в которой немало тех, кого можно с чистой совестью назвать современными синтетическими актерами. Точнее, актрисами. Татев Мелконян, Лиана Арестакян, Лиана Никогосян, Инна Ахназарян – они умеют держать планку в спектакле драматическом, кукольном, дансантном. Вослед гоголевским преображениям они преображаются, перетекают, перевоплощаются в такие разные персонажи спектакля, каждый раз создавая не только яркий запоминающийся образ того или иного действующего лица, но и образ спектакля, в первую очередь пластический.

Но, конечно,  основной персонаж и катализатор событий тут – Хома Брут в исполнении Самвела Тадевосяна. Это, кажется, последнее  удачное актерское обретение театра - недавний выпускник ГИТиКа уже успел зарекомендовать себя. Замечательная фактура и природная органика, умение работать разнопланово. Вот и  "философа"-бурсака он наделил неброскими, но запоминающимися чертами. Явно чуждый аскетизма, не отказывающий себе в земных удовольствиях, он в то же время терпеливо выносит испытания, которые выпадают на его долю, сохраняя "философическое" отношение  и во время своих необычайных приключений и доказывая, что даже ужасное может быть представлено юмористически.

Все волшебное, фантастическое  и даже ужасное можно  представить не только юмористически, но и удивительно  реально и захватывающе театрально. Самсон Мовсисян доказал это в очередной раз. Так что отбросьте страхи и предрассудки – театральный хоррор на редкость привлекателен.

 Артист – это диагноз

"Я здесь" - вот так, твердо настаивая, вошла в режиссуру Татев Мелконян, актриса, так много и успешно работающая на сцене Русского и Кукольного театров и на телевидении, что желание проявить себя в качестве постановщика вроде никак не прогнозировалось. Тем не менее… Нет, не "тем не менее" - режиссерский дебют Татев на сцене Театра кукол можно с уверенностью назвать продолжением традиции открытия интереснейших женщин-режиссеров, что так прижилась в Кукольном.

ДЛЯ ОСВОЕНИЯ НОВОЙ ПРОФЕССИИ ТАТЕВ  МЕЛКОНЯН ВЫБРАЛА ПЬЕСУ "Я, ФЕЙЕРБАХ", много ставящуюся, особенно в Германии, писателя и драматурга Танкреда Дорста. "А-а-а, это о философе-материалисте и создателе знаменитой этики", подумаете вы и будете неправы. Фейербах, герой пьесы, не философ, но актер. Дорст, сам балующийся режиссурой и в 80-летнем возрасте дебютировавший в качестве режиссера-постановщика опер Рихарда Вагнера "Кольцо Нибелунга" в Байрейте, хорошо разбирался в этой почве и судьбе. Вот и Татев Мелконян  предпочла для первого шага в театральной режиссуре пьесу о театре.

Исходя из самой сути пьесы, она выбрала и по полной программе освоила площадку.  Зрительские места расположены за сценой, в закулисье. Эта изнанка сценического блеска становится знаковой панорамой, на фоне которой спорят, мучаются, страдают, беснуются, ссорятся и примиряются два "маленьких человека" - актер и ассистент режиссера. А режиссер спектакля медленно, со знанием дела продолжает вводить зрителя в самые запретные уголки территории театра - в прямом и переносном смысле. И вот уже опущенный занавес становится экраном, на котором возникают из марева крупные планы – как маска и как рентгеновский снимок. А потом раздвинется и занавес, и действо охватит весь зрительный зал – пустой, но магический – и в нем будут метаться какие-то странные птицы – чайки умирают в гавани…

"Некоторые режиссеры умышленно заставляют актера ждать, даже в период репетиций. Актер хочет работать, хочет показать, что он за ночь придумал,  а режиссер заставляет его ждать. Актера вызывают на следующее утро, и снова дело до него не доходит. Режиссер говорит, что изменил свои планы - ладно, но актера тем не менее продолжают вызывать! Актер приходит и ждет - его не приглашают на сцену, он не может говорить с режиссером. Так продолжается целую неделю, пока он не впадает в полную растерянность и не утрачивает веру в себя. Но тут наступает его черед, и после удачной репетиции режиссер говорит ему : "Ты был прекрасен! Именно эта твоя взвинченность была так мне нужна для той сцены!" "Я уже был однажды в милости, а выйти из милости невозможно"...  "Актер должен забыть о своих многообразных, испытанных способах воздействия! Он обязан забыть свое мастерство! Он должен забыть свой язык! И все, что постиг, он тоже должен забыть, равно как и все то, что он, по его убеждению, твердо знает! Следует отрешиться от всяческих знаний и стать чуждым самому себе! И вот тогда, друг мой, огромная пустота! Лишь тогда актер может обратить свой взгляд на любые явления, и они предстанут перед ним как в первый день творения - никогда дотоле не виданными, ни с чем не сравнимыми!" Вот такие монологи звучали по ходу спектакля, а премьерная, очень театральная публика оценивала каждый со знанием не только дела, но и подноготной написанных и сыгранных фраз. Персонажи рефлексировали и рефлексировали в ожидании Годо, в ожидании демиурга, царя и Бога, в ожидании режиссера – того, кто так и не появится.

САМВЕЛ ТАДЕВОСЯН ЗДЕСЬ ИГРАЛ ВТОРУЮ СКРИПКУ, СДЕРЖАННО и несколько отстраненно играл агента-провокатора, который словно непреднамеренно тревожит и бередит душу безумного Фейербаха. А Фейербах… О-о-о, Фейербах.

За возвращение на сцену Арама Караханяна Татев Мелконян отдельное большое зрительское спасибо!  Когда-то они вместе играли главные роли на сцене Русского театра, потом Арам уехал – кажется, в Нижний Новгород, и, кажется, работал там в театре. Потом вернулся – диджеем на одну из радиостанций. А теперь вот после долгой паузы явил столь редкий в наших палестинах блестящий образчик современного психологического театра с ударением на слово "современный". Он жонглировал словами и ритмами, он обманывал ожидания зрительного зала, он балансировал на грани срыва и ни разу не сорвался. Артист, играющий артиста. Голова откинута куда-то назад – жест пароксизма и полуобморока, жест назидания и угрозы, жест самодержца, владеющего миром, и жест самозванца-игрока, идущего ва-банк. Джокер фантастической колоды, одновременно карта-избранница и карта-изгой, в силуэте которой нечто от героя и нечто от марионетки. Час с лишним – на одном дыхании.  Браво, браво, браво!

Словом, в самую августовскую жару публика, ценящая и любящая театр, разговаривающий с ней сегодняшним языком, получила свой кусок "другого" солнца.