ССЫЛКА НА АЛТАЙ

Этнограф, фольклорист, историк, архивист, автор множества научных работ, статей Алвард Газиян 13 декабря отмечает день рождения. Дата круглая, с юбилеем ее поздравят не только дети, внуки, правнуки, но и многочисленные друзья, коллеги и знакомые. В богатой событиями и трудами биографии Газиян особое место занимает ссылка на Алтай в 1949 году. Присланные ею в редакцию "ГА" три небольших фрагмента воспоминаний рассказывают об этом тяжелом для многих армян периоде.

Далматыч

10 октября 1949 года я нашла на Алтае своих родителей, которых "командировали" туда раньше. Родственники в переписке помогли мне и отцу установить местонахождение друг друга, и семья таким образом воссоединилась.

ОТЕЦ МОЙ, ПО ПРОФЕССИИ БУХГАЛТЕР, БЫСТРО НАШЕЛ РАБОТУ НА НОВОМ МЕСТЕ, в административном центре крупного сельскохозяйственного района, который поставлял зерно и мясо. Райцентр связывала с другими населенными пунктами железная дорога, знаменитый Турксиб. Нашей семье (родители и 4 детей) повезло и с домом. Раньше это строение - одноэтажная просторная изба - являлось колбасным цехом. Для копчения колбасы использовалась печь, размещенная в подвале. Работающими там ссыльными командовал пожилой, немногословный человек, которого все любили и называли Далматычем. Поговаривали, что он в свое время воевал под началом Чапаева.

После того как наша семья заняла избу, Далматыч готовил колбасу в другом месте, а в печи оставалось только ее закоптить. Круги колбасы надевали на прут и вешали в печи. Когда она доходила до готовности и остывала, Далматыч снимал один круг, иногда два, оглядывался по сторонам и подзывал мою мать.

- Люся Аркадьевна, возьмите. Ребятишкам дайте.

Ребятишки - это трое моих братьев, девяти, шести и трех лет. Сколько лет прошло, а добро не забывается. Ну а такая вкусная колбаса, как из коптильни Далматыча, потом мне за всю жизнь не встретилась...

Враги внешние и внутренние

"Пусть внутренние и внешние враги нашего народа не думают, что нас застали врасплох..." Эта фраза, произнесенная суровым металлическим голосом, так глубоко врезалась в сознание в марте 1953 года, что и сейчас иногда всплывает в памяти.

В НЕЙ ЧУВСТВОВАЛАСЬ СТОЛЬ НЕПРИКРЫТАЯ УГРОЗА, БУДТО ГОВОРЯЩИЙ давно уже пофамильно определил всех: и внешних, и внутренних. И уже знал, что с ними сделает. Ну а мы наверняка входили в категорию врагов внутренних, раз уж оказались на Алтае.

... Медленно захожу в цех, где работала. Время перерыва. Из черной тарелки на стене звучат слова прощания, траурная музыка. Мои русские подруги молчат, опустив глаза. Некоторые всхлипывают. Сегодня, 9 марта, похороны Сталина.

"Сегодня мы убиты горем"... Это не из радио. Это говорит М.А., мой старший товарищ и учитель. Он в том же статусе, что и мы. Такой же ссыльный, как и я, из Армении. И "убит горем"? Фраза застает меня врасплох. Верится с трудом. Поднимаю глаза и смотрю на него и всех остальных. Что ими всеми движет? Растерянность? Страх? Горе? Притворство? Или все это вместе? Исчерпывающего ответа на эти вопросы я так и не получила. Может быть, потому что вскоре после смерти Сталина повеяло свободой. И мы постепенно распрощались друг с другом.

Серебряный пояс

В 1965-1966 гг. моя отцовская семья опять воссоединилась, на сей раз в Ереване. У меня, возвратившейся пораньше, была уже своя семья, дети. Братья, все трое, получили высшее образование. Родители принялись восстанавливать родственные связи. Купили сельский дом, откуда их в свое время отправили в ссылку. Мне из тех лет запомнился такой эпизод.

КОГДА Я ТОЛЬКО ВЕРНУЛАСЬ, ПОЕХАЛА КАК-ТО В ДЕРЕВНЮ ПОВИДАТЬСЯ С ДЯДЕЙ. Переночевала у них, проживающих рядом с нашим отцовским домом. Новый хозяин (двоюродный брат отца) обиделся, что я остановилась не у них. Собственно, отсюда и возникла идея вернуть дом. Так и сделали. Родительское гнездо стало местом летнего отдыха нашей семьи, сюда потом приезжали дети, внуки.

Это все потом. А когда родители только вернулись из ссылки, мать узнала, что серебряный пояс моей бабушки сохранился у одного нашего родственника. Дело в том, что этот пояс мать отдала, чтобы этот человек присматривал за домом, садом. Пояс был единственным ценным украшением нашей семьи. И мне захотелось непременно его вернуть.

Признаюсь, что это решение было связано и с тем ажиотажем, который затеяли азербайджанцы. Они скупали в Карабахе серебряные украшения, ковры и выдавали все это за изделия "древней азербайджанской культуры".

Завен, сын нового хозяина пояса, тогда по болезни демобилизовался из армии и лежал в доме родственников в Нор Ареше. Мы с младшим братом, врачом, зашли его проведать, помочь. Встреча была теплой, вспомнили старших, многие из которых уже покинули этот мир.

Разговор зашел и про пояс. И хотя вопрос этот по молодости он единолично решить не мог, я все же сказала про бабушкино украшение, вызвалась заплатить его рыночную цену, чтобы реликвия вернулась в родной очаг.

- Да что ты, тетя... Сегодня все армяне радуются, когда находят родню. Ведь это такая радость, что вы вернулись и мы опять встретились. Этот пояс без разговоров ваш, и пусть бабушке вашей на том свете будет спокойно...

Так драгоценность вернулась, чтобы остаться в нашей семье навсегда.