"ПИСАТЬ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ И ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ"

Выдающийся  сатирик мирового масштаба Лер КАМСАР (1888–1965) до конца своих дней остался верен призванию писателя и истинному назначению сатирического пера. 

Одной из мишеней сатирических стрел Л. Камсара  была сущность советской литературы, в частности, образ советского писателя, подверженного влиянию идеологического прессинга и лишенного настоящей свободы творчества.

Предлагаем читателям "ГА" несколько фрагментов об этой теме из сатирических дневников писателя разных лет.

1925 г., понедельник, 3

Собралась ватага ребятишек, объявила себя пролетарскими писателями и начала стишки кропать. Ну и ладно, пусть себе пишут, если их вирши не для чтения.

Так вот сегодня я узнал, что они обратились к правительству с прошением: на пятнадцать лет посадить в тюрьму всех тех, кто их не читает, на пятьдесят - тех, кто читает, но не выражает особого восторга, а кому они вовсе не нравятся, тех лишить свободы на сто лет, не считая срока предварительного заключения. И сей приговор не подлежит обжалованию…

Ну и ну! Не мытьем, так катаньем.

1927 г., суббота, 27

Есть у меня беспутный друг, который частенько любит вкусить запретный плод. Как-то в разговоре он сказал:

– Ах, ты не представляешь, как бы я любил жену, если бы она не была моей…

Аветик Исаакян, истосковавшись, вернулся в Советскую Армению и теперь готовится сбежать из любимой страны…

Вот так всегда бывает, когда, не видя невесты, женятся.

1928 г., суббота, 8

Пролетарские писатели прежде ели поедом друг друга, а теперь разоружились и бросились друг другу в объятия – творить "единым фронтом". Алазан с Чаренцем обнимается, Чаренц – с Вштуни, Вштуни ищет, кого бы прижать к груди. Вот такая вот любовь и добродушие.

Приготовьтесь лицезреть плоды их "единения".

Знаю наверняка, что капля дождя всего лишь безвкусная водичка, но превратит ли слияние двух капель дождя в духи, понятия не имею.

1928 г., пятница, 13

У поэта Аветика Исаакяна оба глаза смеялись, когда он приехал в Советскую Армению, а нынче в одном глазу у него уже появились слезы…

Так скоро? А если он, как и мы, семь лет прожил бы при нынешнем строе, сколько бы глаз у него прослезилось? А каково нам – столько слез пролили и обошлись двумя глазами.

1928 г., понедельник, 16

Исаакян, насытившись Арменией, хочет вернуться в заграницу.

Его влечет любовь к жене и сыну…

Вспоминает о жене и сыне, и слезы уже текут из обоих глаз.

Но наши власти вряд ли его выпустят, пока Исаакян не отречется от всех своих добродетелей.

1928 г., суббота, 25

В связи с пятилетием со дня смерти Ов. Туманяна организуется вечер памяти. Да, здесь так принято: живых поэтов предают забвению, а умерших из могил воскрешают и поминают.

1932 г., среда, 28

– Что представляет собой советская литература?

– Это искусственная литература, с надуманными писателями, фальшивыми читателями.

1932 г., четверг, 13

Сегодня я встретился с редактором "Хорурдаин арвест" ("Советское искусство". - К.Х.), и он попросил написать статью о недостатках искусства нашей страны.

– У советского искусства, – ответил я, – нет ни одного недостатка, оно совершенно и безукоризненно, за исключением маленького изъяна – оно вообще не существует.

А такой незначительный недостаток простителен для любого искусства.

1935 г., воскресенье, 30

В день смерти Ширванзаде руководитель правительства Советской Армении А. Галоян заявил, что "Ширванзаде – наш" (тем самым желая сказать, что тот не имеет никакого отношения к дашнакам).

Но, по-моему, это неправильное заявление, поскольку писатель принадлежит не той или иной партии, а читателям.

Даже если распределить их между партиями, то Ширванзаде меньше всего относится к Компартии. Он писал по-человечески и о человеческом. Советской партии может принадлежать только тело писателя, потому как последние лет девять она кормила и поила его. А до этого пятьдесят лет его содержала бакинская буржуазия. Как в одном и том же теле коммунист и буржуа могут одновременно владеть своей долей? Никак не пойму.

Во всяком случае Ширванзаде не принадлежит советской власти.

Советская власть сегодня есть, а завтра ее не станет, Ширванзаде же будет жить вечно. Представьте себе бабочку с трехлетним сроком жизни, которая хочет присвоить тысячелетнюю жизнь слона.

1959 г., понедельник, 9 февраля

На стене "Петрата" (Госиздат. – К.Х.) висит плакат: "Книга – единственный источник мудрости".

Но, "Петрат", положа руку на сердце скажи: до сих пор изданные тобой книги были единственным источником мудрости или глупости?

…Если, конечно, их когда-либо читали.

1959 г., четверг, 19 февраля

На улице встретил поэта Шираза. Он говорит, мол, не пишешь больше, молчишь последнее время. А я говорю: настоящее искусство сейчас – это молчание. Если бы я был критиком, то похвалил бы писателей за их ненаписанные произведения, а написанные выкинул бы на помойку.

1959 г., суббота, 14 мая

Плагиат у нас достиг чудовищных размеров. Не закончил еще писать, а твое детище тепленьким воруют и несут в "Петрат", издают под своим именем и выручают гонорары.

Вчера Г.Саргсян, выкрав мысли у восьмерых разных авторов, скроил-заштопал их и,  выпустив под своим именем, урвал у "Петрата" сто двадцать тысяч рублей.

Зачем в таком случае карманным воровством заниматься? Бедному щипачу если и удается на рынке выудить червонец у кого-либо из кармана, то такого страху натерпится: то потерпевший может хорошенько ему вмазать, так, что кровью обливается, а если еще и милиции сдаст, то как минимум ему пять лет тюрьмы светит.

Какой же вор, скажите на милость, от плагиата откажется и по карманам пойдет шарить?

Плагиатору нет наказания, да и легкое у него ремесло.

Люди на рынке из страха перед ворами постоянно прижимают руку к карману или держат деньги в руке. А разве писатель, издав книгу, может прижимать ее рукой, так, чтобы к ней вор не подступился?

Кроме книги и жены, любое другое имущество поддается охране. У амбара можно выставить сторожа, в погребе против мышей кошку можно держать, а золото сдать на хранение в банк.

А книгу и жену никак не уберечь ни сторожу, ни кошке, ни банку.

На вопрос, как же получается, что плагиаторов не ловят, отвечу так:

– У нас есть писатели, но нет читателей их книг, так что и ловить некому. Да и вещи бакинских писателей печатаются в Ереване, а ереванских – в Баку и Тифлисе. Так кому охота отправляться за ними и уличать в воровстве?

Да и какой смысл ловить вора? Советской литературе гораздо выгоднее, чтобы кто-то написал какую-нибудь глупость, а все остальные ее списали бы, нежели каждый в отдельности нес бы околесицу. Ведь и малая глупость претендует на мудрость.

Возьмите хотя бы переводчиков: они занимаются не своим делом, а плагиатом. Они говорят:

– Вместо того чтобы переводить чужие произведения да выслушивать в свой адрес еще и разного толка стилистические, языковые замечания, издадим перевод под нашим именем и получим славу писателя и деньги в придачу.

И они правы.  

В жизни я ни разу не только не украл чужой мысли, но даже не написал тех слов, которые, как я думал, имярек должен будет сказать.

В этом смысле я совершенно чист.

Однако то же самое, увы, не могу сказать в отношении женщин.

Тут я неслыханный вор.

1959 г., воскресенье, 24 мая

Советская литература и в самом деле точно деревянная ослица, которая ни одного читателя не доставляет до желанного места. Стоит как вкопанная, где  стояла. И это хорошо. Если бы эта ослица была подвижной, то со страшным ревом, во весь опор завезла бы читателя-всадника в свое стойло, то есть в социалистический строй.

Советская литература – это ослица, которая завязла в болоте, откуда ее бесконечными и бесчисленными съездами хотят вытащить и поставить на ноги, но тщетно.

В настоящий момент в Москве проходит съезд четырех тысяч советских писателей. Там собрались "писатели"-коммунисты со всего мира, чтобы вызволить ослицу из грязи, но только руками разводят.

Надо видеть, как советское правительство тычет ей в морду огромный гонорар, а зарубежные гости, вцепившись в хвост, увещевают ослицу, чтобы вывести из грязи, но зря. Она угодила в такую грязь, из которой немыслимо выкарабкаться ни одной ослице…

1959 г., пятница, 3 июля

На собрании в Доме писателей обсуждался вопрос о жизнеспособности героев советского романа. Часть критиков придерживалась мнения, что это искусственные, бескровные образы, покойники, которых авторы взвалили себе на спину. Другая часть настаивала на обратном, и спор грозился продлиться до бесконечности.

И тогда с места поднялся я.

– Товарищи, наш спор ни к чему путному не приведет. Давайте обратимся к опыту багдадских халифов, которые отделяли настоящих лентяев от мнимых. Давайте соберем все советские романы на складе и подожжем. Герои с ногами выпрыгнут и убегут, а безногие останутся гореть в огне.

Мое предложение не приняли. Мол, книга – детище автора, и выдержит ли его сердце при виде погибающих в пламени плодов своих мыслей? Да и кто сможет удержать его, когда тот ринется спасать рожденных им героев?

– В таком случае дверь снаружи закройте, чтобы автор сгорел со своими героями, и мы бы от них отделались. Они литературу превратили в кладбище…

Сказал я и в ужасе покинул собрание.

1960 г., пятница, 5 февраля

Товарищ Советское правительство, хочу спросить у тебя, но только прошу не ссылать меня в Сибирь.

Вопрос у меня вот какой.

Почему романы о современном социализме издаются четырех-пятитысячным тиражом, а исторические романы – двадцати-пятидесятитысячным?

Не свидетельство ли это того, что социализм осточертел народу?

Недавно ты издало "Тысячу и одну ночь" пятидесятитысячным тиражом, и все ее расхватали, вырывая друг у друга из рук. А знаешь, почему? Да потому, что твой народ, как пожизненно заключенный, от нечего делать хочет коротать свои дни с этими устаревшими арабскими сказками.

Будь у тебя совесть, ты положа руку на сердце сказало бы: твоя правда.

Но откуда у тебя совесть?     

1960 г., вторник, 22 марта

Месяц назад вышла в свет моя книга (имеется в виду книга "Допотопные люди", 1959. – К.Х.) и, точно капля воды в жаждущих песках, рассосалась среди читателей. Критики взялись за перо, чтобы откликнуться на ее рождение. Однако, увы, советская власть запретила:

– Правда, он, к сожалению, хорошо пишет, но против нас. Мимо его достоинств надо пройти молча, со сдержанным восхищением…

Я и решил приумножить сожаления властей и отныне писать еще лучше.

Будь у нас свобода печати, они не отделались бы сожалениями – я бы их просто-напросто прикончил.

Негодяи! Вы обрели меня на двадцать лет каторжной жизни и еще надеетесь, что я стану перед вами на колени?!

1960 г., воскресенье, 16 октября

Сегодня один советский писатель спросил меня:

– Почему ты не пишешь крупные вещи, как и мы? Почему довольствуешься только малым объемом?

– Ценность литературного произведения, – ответил я, – определяется не его объемом. Как опытному пловцу свободнее плавать в глубокой воде, так и читателю, независимо от объема книги, хочется погрузиться в глубокие мысли. Если я могу утопить читателя в малой воде, зачем мне лишние литры? Вы завлекаете читателя и закрепляете множеством деревянных гвоздей, а поскольку я пользуюсь железом, то могу заманить его ударом одного гвоздя гораздо прочнее, чем вы своим деревом.

1960 г., четверг, 22 декабря

Как артист не может выйти на сцену в собственной одежде и без грима, так и писатель не может вступить в ряды советских писателей Армении со своими вкусами, убеждениями, своим языком. Его мигом втащат за кулисы, вложат в рот новый язык и вытолкнут на сцену произносить то, что будет подсказывать "суфлер".

По-русски это называется "свобода слова".

Подготовила и перевела Каринэ ХАЛАТОВА