КОГДА ТЕБЯ ЗАСЕЕТ СЕДИНА

Старость, задувающая огни. Краешек, за которым еще больший краешек, если таковой будет отпущен. Как медленны жизненные ступени старости! Но своя изюминка есть и в преклонных годах, поверьте мне. Теперь все, что нас волнует, становится сдержанней, но всего этого не становится меньше. Еще недавно радостью жизни была чашка кофе по утрам. Когда-то курила. Теперь даже не вспоминаю ни о том, ни о другом, ибо жизнь имеет радости и пограндиознее, причем даже старость не бедна ими. Ведь что такое старый человек? Это огромный ресурс, годы человека выявляют значительность прожитого. Я не против старости, я против душевной дряхлости. Каждый новый день – это новый опыт. Мне всегда было интересно жить. И не только как художнику, но и просто как человеку. Приветливые глаза прохожего, спелый тон туфа, внезапная смелая мысль, вкус и форма плода в руке – кто сказал, что это мелочи жизни?!

ГОВОРЯТ, НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ НАЗАД: ТЕРЯЕШЬ ЭНЕРГИЮ. 80 лет – это возраст, когда, кажется, уже можно подсчитать число оставшихся сердцебиений. Пока справляюсь, но именно пока. "Я все еще Антоний и с трудом удерживаю эту оболочку" (Шекспир). Вроде бы все еще шагаю в ногу со временем. Правда, ноги уже не те… Так что – дошагиваю. Становлюсь "демографической нагрузкой" для общества, что для щепетильного человека нелегко.

О старости написаны тома. И у всех писавших это не отстраненный материал, а почти автобиографический. Проникновенней всех об этом писали, конечно, люди искусства, ведь накаленность их отзывчивых сердец тем сильнее, чем более жгуча тема. Мудрость и истинное знание очень ценю в творческом человеке, в том числе и среди ученых. Но среди ученых много лишних людей, а среди мудрецов лишних людей не бывает, ведь им зарплату не платят.

О многом задумываешься в старости. Вот, скажем, филологический факультет университета, который я когда-то окончила. Однако писателю университеты не нужны. Ибо ему не нужно получать профессию – он с ней уже родился. Чистый инстинкт. Это как птице вить гнездо, хотя никаких строительных факультетов она не кончала. Только не подумайте, что я против университетов, ни в коем случае. Просто люди с врожденными данными сами все добудут. Причем добудут в объемах, какие и не снились любым высшим учебным заведениям. Ах, если бы я в свое время догадалась не в университет поступить, а взять посох и отправиться по дорогам жизни, всей душой отдаваясь накоплению опыта! Единственное, что нужно писателю, - это половодье юного, молодого чтения. Именно половодье, не тонкий ручеек.

Даже если бы меня не печатали, я бы все равно мыслила и писала. Но главное – мыслила. Самое важное в жизни писателя – думание. Слова просто закрепляют внутреннюю работу духа. Если творчество есть плетение красоты из скорбей, то ты должен спокойно принимать и то, из чего эта красота получена, то есть скорби. Черпать жизнь надо во всей ее целостности и полноте, а не жаждать одних только радостей. Опыт включает в себя все, в том числе и бесценную горечь.

КОГДА-ТО У ОТЦА ХВАТИЛО МУДРОСТИ ВОЗВРАТИТЬСЯ НА РОДНУЮ ЗЕМЛЮ и возвратить сюда и меня с мамой. Так случай, который не устаю благодарить ("Случай – мощное орудие Провиде?ния", А.Пушкин), позаботился о том, чтобы я, писатель, пишущий волею обстоятельств не на родном языке, не остался бы еще и без родного материала. И когда я задаю себе вопрос – почему написать книгу "Армянское нагорье" должна была именно я, родившаяся не в Армении, а в диаспоре, я вынуждена самой себе ответить: а может быть, именно потому... Ведь привычного обычно не замечаешь. А когда поразившее тебя связано еще и с твоими глубинными родовыми корнями, тогда уже льется песнь. Здесь, в Армении, была нова для меня сама старость мира. Что если, сгустив во мне тоску по родному языку и поразив мое воображение красотой ландшафтов и древних реалий Армении, боги дали мне тему? Дар неслыханный. Ведь кому не известно, что тоска усиливает кантилену. Когда-то у меня вырвалось: этническое во мне кровоточит. А кровоточило бы оно без жгучих лишений, без той же утраты родного языка? Эта внезапно возникшая во мне мысль (мысли ведь всегда приходят откуда ни возьмись) поразила меня. Писатель со своей темой. Не перекрывает ли это все страдания на свете? Ведь что такое писатель? Это связка материала и мастера. Вот они и сидят вдвоем целый день и все дни жизни в сладостной слиянности.

Я прожила не только долгую жизнь, но – внимание! – я прожила ее в одной из самых красивых, если не самой красивой долине мира. Вот и академик Герман Абих говорил, что такая красота, как Арарат и Араратская долина, может быть, есть еще только в Андах. Конечно, кто же будет отрицать первенство Гималаев. Но Гималаи – это множество высочайших горных пиков, близко подошедших друг к другу. Однако огромную долину с дистанционно стоящей белейшей, необыкновенно одухотворенной горой – такое еще поискать и поискать. Не об этом ли разливе среди горных пространств говорили древние иранские племена, которые, конечно, хорошо знали ойкумену, - "Арианам-Вэджа", то есть "Арийский простор"? Не вообще простор, а именно горный простор. На мой взгляд, Арарат с его мягкими целомудренными очертаниями есть как бы олицетворение одинокой неземной души, хотя душу никто и никогда не видел. Но вот, оказывается, что видел… Возвышенный, вознесенный дух Армении никак не удается заземлить, приручить, одомашнить. Он, как и в древние века, отстраняется от всего земного и прислоняется к Богу. Он противится человеческому масштабу, не дается в руки, остается соприродным. Это вечная ясность инстинкта, который никто не может сбить с пути.

Я БЫЛА РОЖДЕНА С ВЕЧНЫМИ ВОПРОСАМИ В ДУШЕ, с неувядающей способностью к вопрошанию. И какое счастье, что моим призванием стал такой старинный и вековечный вид искусства, как литература. Традиционный в самом прекрасном значении этого слова. "Традиции – это не пепел, а поддержание огня" (древнеримское). Изящная словесность – о да! А неизящная бессловесность – этого я никогда не понимала. Слово аристократично. И как же я люблю старую магистральную спокойную литературную форму, которой можно передать самые волнующие вещи! Освежающие новации? Пожалуйста. Но никто и никогда не отменит столбовой дороги.

Жизнь моя невыносимая, горькая, неровная! Но ведь именно невыносимость оставляет возможность для взмыва. Зачем людям завидовать птицам, ведь наша душа способна летать и выше, и быстрее, и свободнее? Правда, не у всех есть воображение. "Для людей героического духа все превращается во благо" (Джордано Бруно). Вспоминаю, как в моей юности одна из моих преподавательниц, вглядевшись в мою натуру, с улыбкой сказала: "Нелли, когда пойдете на костер, как Джордано Бруно, не забудьте зайти за мной". Вот так. "Иди один" (Рабиндранат Тагор). Изумительные поддерживающие слова.

Знала ли я муки творчества? Не помню никаких мук. Вдохновение не может быть мучительным. Любимым не можешь не быть захвачен. Когда человек пишет то, что ему по сердцу, он весь светится. А вот безвдохновенная работа – да, мучительна. Но ведь это никакое не творчество, а нанизывание слов, ковыряние пера по бумаге или вымучивание прочих носителей.

К сожалению, мне всю жизнь приходилось мириться с такой вещью, как вечная неустроенность поэта. Художник не приспособлен к жизни. Он приспособлен к высшей жизни. Не обытовлен. Скажем, давно пора купить новую шляпу. Пройдусь-ка по магазинам, решила я. Но потом вспомнила, сколько мне лет, и махнула рукой: куплю в следующей жизни. Лучше надену-ка очки на свои небольшие морщинки и опять займусь "письменным лепетом", ибо "писательский зуд неизлечим" (Чехов).

КАК БЫ Я ХОТЕЛА В ЭТИ МОИ ГОДЫ СНОВА СТАТЬ НАЧИНАЮЩИМ ПИСАТЕЛЕМ и написать самую первую в своей жизни строку – наивную, глупую – первую! И любоваться своими напечатанными именем и фамилией. Увы, сегодня это чувство мне недоступно: имя мое, тисненное уже неисчислимое количество раз, мне слегка поднадоело. Но сколько поэзии и в прощании. Ведь рассыпается не что-нибудь, а божья форма. Как жаль. Сколько прогулок я совершила – ладошкой ноги по земле – среди божественных линий ландшафта! Я, пережившая уже столько новых времен. А они все приходили снова и снова: на каждое новое приходило еще более новое. Увы, со старыми узнаваемыми чертами. Времена новые, усталость прежняя. А сколько этнических напряжений я пережила! И когда меня спрашивали, не хотела ли бы я покинуть Армению, я отвечала – душу не покидают.

Подошли к пределу всего лишь биологические лимиты жизни, но дух никакого отношения ни к каким лимитам не имеет. Он не связан ни с чем временным. Дух – категория надвременная. Все мы, живущие сегодня – в одном культурном слое. Если этот слой покажется грядущему археологу скудным, в этом будем виноваты мы и только мы. Поэтому нам остается держаться и не прекращать усилий, несмотря ни на какие трудные, невыносимые или не слишком привлекательные времена. "Чем гуще тьма, тем ценнее маленький фонарик" (Иван Ильин). Останемся верны чувству чести в трудные для чести времена.

Силы мои износились, пар жизни вышел. Но почти пустой котел все еще стоит на огне.

P.S. Редакция "ГА" поздравляет с юбилеем своего автора, талантливого прозаика и поэта и желает ей здоровья, бодрости духа, (ведь дух - категория надвременная) и, несмотря ни на что, творческого горения.