ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛДАТА

Гагик Хачатрян (1954 г.р.) - автор книг поэзии ("Наблюдения", "Цвет слова") и прозы ("Озеро Горан",  "Велосипедист в бочке"). Большинство его рассказов адресовано детям младшего  и старшего школьного возраста. В одном из рассказов для "взрослых" отразились отголоски четырехдневной войны 2016 года.

Предлагаем вниманию наших читателей рассказ "Возвращение солдата".

Был час ночи. Хорену не спалось. Жена перемыла посуду, посидела с шитьем перед телевизором и вскоре ушла спать. Картинки на экране включенного телевизора мелькали, точно сквозь пеструю пелену, а доносящиеся голоса он слушал вполуха, не вникая в суть. Хорен расхаживал по ковру в гостиной и считал про себя его завитушки и клеточки. Разок взглянул на часы: прошло еще двадцать минут. Но сна по-прежнему ни в одном глазу.

ОН МЕЛЬКОМ ПОКОСИЛСЯ НА УВЕЛИЧЕННУЮ ФОТОГРАФИЮ СЫНА, погибшего на четырехдневной войне, и опустил глаза. Как бывало в первые дни после смерти сына, так и сейчас, словно наяву, перед ним замельтешили незабываемые дни из его детства. Хорен потер лоб и беспомощно и безнадёжно вздохнул.

Уже несколько дней его мучила бессонница. Он лежал на кровати, прикованный взглядом к звездам за окном. Веки постепенно слипались, и Хорен погружался в кошмарные сны. Пару дней назад впервые приснился чей-то чужой сад, правда, очень похожий на его собственный, только более роскошный. Сад был ухожен с педантичной заботой. Сам он с упоением восхищался изобилием света и цветущим пейзажем. Утром Хорен промолчал, ничего не рассказал жене о приснившемся саде. Она, как обычно, невнятно истолковала бы сон, и померкло бы все его очарование. Во сне сад выглядел таким сказочно завораживающим, что Хорен решил кое-что оттуда для себя "позаимствовать". Какой же настоящий этот сад во сне, весь лучезарный, в радужных красках. Ветви деревьев ломились от изобилия плодов и пышных соцветий, вспыхивающих яркими оттенками. Сквозь густую листву слышались покрикивание фазанов и трели соловьёв-невеличек, почему-то смахивающих на лимончики. Птичьи голоса и шум водопада, ниспадающего с ближайшей скалы, сливались в волшебную симфонию. Сон и вправду был изумительный и заманчивый, когда-либо привидевшийся пятидесятилетнему садовнику. Настолько жизненно выглядел чудо-сад, что Хорен и не подумал бы: ведь это только снится. Тем более что он ещё и напоминал сад, взращённый Хореном наяву. Расставшись утром с удивительным сном, он даже приуныл.

"Так какой же сад всамделишный: тот, что во сне, или мой? Какой из них сподручней?.. И где я больше бываю: там или тут?.." -  спрашивал себя Хорен и всматривался в подслеповатые вечерние сумерки за окном, где едва вырисовывались отяжелевшие от плодов ветви деревьев. Наконец, нажав кнопку пульта, он выключил телевизор, закрыл дверь гостиной и тоже отправился в спальню. Он прилёг с другого края двуспальной кровати и уставился в потолок. Рядом уснула жена, в чём, однако, Хорен сомневался. После гибели единственного сына Тачата они оба как-то охладели друг к другу, да и вообще ко всему. Жена днями сидела дома, часто подходила к фотографии сына в гостиной, долго смотрела в его черные красивые глаза и украдкой утирала слезы. Хорен с утра до вчера возился в саду: подрезал деревья, полол и поливал грядки, рыхлил почву… То ли потому, что он холил-лелеял сад, то ли потому, что погода в тот год оказалась благоприятной, урожай выдался на славу. Щедро уродились и сливы, и яблоки, и груши. А виноградная лоза наливалась изо дня в день, пышно и пружинисто свисая к соседним кустам.

ПОКА СОН НЕ СМЕЖИЛ ВЕКИ, ХОРЕН СТАЛ ПЕРЕБИРАТЬ в уме прожитый день, судить да рядить… Друг его, Овсеп, и сегодня клялся-божился, дескать, скоро уже вернет годичной давности должок, который вроде бы и ни к чему теперь Хорену. Не разбогатеет он от тех денег, да и не на что их потратить. К тому же с Овсепом они друзья с детства, в одном классе учились, вместе в армии служили… Но жена, Сатик, прекрасно помнила о долге и частенько о нём напоминала. Они даже поссорились из-за этих денег. Перепалки особой не было, но что-то разладилось между ними. У обиженной хозяйки дома "руки опустились", разносолами она не баловала мужа. Сварит картошку "в мундире" и подаст с солениями или же потчует вареными макаронами без маслица. Безбожница, приготовит, на стол поставит - и все: хочешь - ешь, не хочешь - ступай к себе в сад и попыхивай-копти там небо своим куревом…

В полдень он со сверстниками присутствовал на похоронах деда одного из своих товарищей. Покойник был в преклонном возрасте, прожил, поди, жизнь пятерых молодых солдат. Поминки затянулись, тосты в память об усопшем следовали один за другим, да повторялись. Хорен улучил момент и прямо-таки сбежал. Что за люди ? того  и гляди, начнут уже не за упокой души, а за рождение и крестины пить… 

Наконец-то сон сморил Хорена, расслабил его нервы и стал им рулить. На потолке замаячили черно-белые фигурные очертания… Как и прошлой ночью, он будто невзначай очутился в саду того же сна, куда уже несколько раз наведывался…

Вспыхнули те же краски сочной растительности, опять запестрели деревья и цветы, засверкали ниспадающий с той же скалы водопад и голубые тихие озерца… Какая щедрость во всем - богатый урожай плодов, море цветов; какое чарующее пение птиц… За сомкнутыми веками все бурлило и голосило. Но почему-то нигде не видно было хозяина этого чудо-сада…

Внезапно надвинулась обволакивающая черная пелена - произошла резкая смена декораций, будто телепульт переключился на другой, совершенно недействующий канал, и экран замер.

Сквозь полумрак стали прорезываться отблески света и медленно всплывали замысловатые контуры…

Вот, кажется, чьи-то похороны. Многолюдное шествие серой и безликой толпы. Прозрачные тела с волнообразным сгустком под кожей. Черты лица будто напрочь стерты. Они шагали разобщенно, следом за развевающимися на ветру пестрыми  полотнищами и, как ни странно, за утопающим в цветах гробом. В толпе раздавались невнятные голоса и бессвязные возгласы. Стоял сумбурный гвалт и долетали отзвуки глухого гула. Неожиданно кто-то выскочил вперед и принялся размахивать над головой кровавого цвета материей. На красном лоскутке было тиснение бычьей головы с огромными рогами. Похоронная процессия вместе с гробом всплывала то вверху, то внизу. Сверху гроб казался пустым, а снизу в нем будто сидел покойник без лица. Он выпростал костлявую руку к толпе и, не издавая ни звука, только клацал челюстью. Чуть погодя перед толпой нарисовался еще один силуэт в военной форме без погон. Это было пугало со ртом до ушей, и оно хохотало, изредка резко выкрикивая: "Огонь!.." Уродина схватилась за живот и давай безудержно гоготать, кривляясь перед похоронной процессией. Объявились и длинноногие изящные жеманницы с корзинами яблок и принялись раздавать их участникам похорон. Прошло совсем немного времени, и яблоки те обернулись черными воронами, которые, подлетая к покойнику, с размаху ударялись и впечатывались в бока гроба. Выгравированный черными птицами гроб несли на себе многоножки-великаны, и он размеренно колыхался на их волнообразных спинах вниз-вверх… В эту самую минуту Хорен громко вскрикнул и проснулся. Напуганный собственным голосом, он открыл глаза: в изголовье на него встревоженно, с ужасом на лице смотрела жена.

- Ну что? - спросила она.

- Да так, ничего, - и Хорен повернулся на другой бок.

СВЕТАЛО. ЩЕБЕТ ПТИЦ ПОЛОНИЛ ВЕСЬ САД. Хорен встал на пороге веранды и, засмотревшись на раскинувшуюся поодаль зелёную красу сада, глубоко вздохнул. "Какой же сад - настоящий: этот или который был во сне?.. Как знать - сад есть сад… Днем я - здесь, ночью -там…", - рассуждал растерянный садовник. Он взял пластиковое ведро, вскинул на плечо лопату и спустился по дорожке в сад.

Хорен перерыл, поменял русло в канавке и направил воду к картофельным грядкам. Освободив арык от опавшей листвы и тины, он зашагал к фасолевому участку.

Срывая стручки фасоли, он заметил путника на дороге. Тот был в военной форме и шагал прямо к их калитке. Добравшись до ворот, солдат остановился и огляделся по сторонам. Привычным движением взялся за ручку, открыл дверцу и вошел во двор. Хорен прищурился, пристально всматриваясь в приезжего гостя. Он глазам своим не поверил и от удивления остолбенел. "Господи, неужели мой Тачат?.." - прошептал садовник. Колени подкосились, и он словно перенесся в сон, а гость, наверное, и был хозяин того сада. Хорен увидел, как солдат медленно, но уверенно двинулся к нему. "Ну да, он это, мой Тачат. Он самый…", - снова пробормотал Хорен и выпустил из рук собранную фасоль. Он сделал шаг вперед и заспешил навстречу солдату. На долю секунды почудилось, будто сын идет-идет, а к нему не приближается. Вошедший в сад солдат ускорил шаги. Он еще издали поднял руку и окликнул: "Здравствуй, айрик!" - "Вах! Ну да, это он - мой Тачат! Голос его, и степенная походка тоже…" Хорен развел руки и обнял солдата. Оба молчали. Хорен точно вдохнул исходящий от солдатской гимнастерки запах войны. А когда хотел поцеловать сына в лоб, то глянул ему в лицо и встрепенулся. На Хорена смотрели совершенно другие глаза… Не черные большие глаза Тачата, а покрасневшие грустные голубые глаза…

- Мы с Тачатом, айрик джан, дали слово друг другу. Кто из нас двоих останется в живых, тот должен будет посетить родителей своего товарища, - произнес голубоглазый солдат и снова обнял оторопевшего отца боевого друга. - Прости, айрик джан, я бы и раньше пришел, но меня долго продержали в госпитале…

Перевела Каринэ ХАЛАТОВА