ЭНЕРГЕТИКА КАРТИН САРКИСА АМАЛБАШЯНА

Саркис Амалбашян в представлении не нуждается. Имя этого замечательного художника, одного из интереснейших представителей современной армянской живописи знакомо нам по его произведениям, неизменно привлекающим внимание, независимо от того, где и когда они представлены. Картины его выделяются в любой экспозиции, будь то Национальная галерея Армении, Ереванский музей современного арт-искусства, Университет Сан-Томас в США или ливанский ресторан в Нью-Йорке, европейские галереи или частные собрания коллекционеров по всему миру. 

В МАСТЕРСКОЙ АМАЛБАШЯНА ПРАКТИЧЕСКИ НЕТ СВОБОДНОГО ПРОСТРАНСТВА, картины на стенах и на мольбертах, графика на полу, фотографии, приколотые к столу, полкам, а еще рисунки, книги, холсты, бумага и краски, краски... О том, что Саркис - трудоголик, говорят весь интерьер, вся обстановка мастерской. Да и застать его здесь можно в любое время дня - с утра до позднего вечера. Он всегда творчески устремлен, погружен в работу, над чем-то размышляет, что-то придумывает. "Зачем пишу картины? Не знаю, мне так нравится, мне так хочется, это мое призвание, без этого жить не могу. Если не будут платить, бывает и так, все равно буду писать. Это мой способ познания мира".

А мир картин у него насыщенный, яркий, интересный, пройти мимо и не замереть невозможно. Сначала взгляд привлекает мастерство художника, потом начинаешь вдумываться, стараешься осмыслить, понять, но удается это не сразу и далеко не всегда. Картины Амалбашяна многослойны, в них много пластов, подтекста, а еще в них много соли, перца, зелени... "Это как обед, вкус не нравится - добавляешь приправ. Но механизм каждый раз работает по-разному".

Завершенных картин в мастерской мало. "С удовольствием расстаюсь с ними. Картина должна уйти, найти свою нишу и жить там. У каждой своя биография". Все остальные, находящиеся в мастерской работы еще в процессе создания. Амалбашян работает над несколькими картинами сразу, но все они взаимосвязаны, дополняют друг друга. "Творческий процесс идет внутри тебя. Думаю об этой работе, о второй, третьей, все время думаю. А когда они созреют, заканчиваю в кратчайший срок. Картина готова, когда чувствую, что перенес на холст достаточное количество энергии, выплеснул на поверхность все накопившееся напряжение". И эта затраченная им энергия хорошо видна в его богатой и бурной живописи.

 ТЕМА ОДНОЙ ИЗ НЕЗАВЕРШЕННЫХ РАБОТ - ГОЛУБЯТНИ ГОРОДА АНИ, обитателикоторых служили в те времена средством связи. Нарушая все принципы единовременности, что характерно для творчества Амалбашяна, в полотнах которого перекликаются разные временные полосы, он и здесь объединяет прошлое и настоящее в единой плоскости. Сочетание разнообразных мотивов предоставляет необходимый ему простор для игры, импровизации.

Другая незаконченная работа - пейзаж со скульптурной фактурой, объемными выпуклыми красками, будто выдавленными из тюбика прямо на холст. "Краски - тот материал, который способен запечатлеть следы твоей энергии. Вы вряд ли встретите другого художника, который употреблял бы так много красок, как я".

В мастерской есть небольшие камерные работы, очень интересные, заставляющие думать и чувствовать, но в основном художник работает на больших форматах. "Большая картина требует больше средств, ее трудно выставлять, продать, но это мой выбор. Чем-то всегда приходится жертвовать, но, пока жив, буду делать большие картины".

Амалбашян всегда в работе, даже пребывая вне стен мастерской. Он постоянно в движении, в поисках новых материалов, новых художественных возможностей и решений. Ходит по деревням, городам и весям, настраивая себя, как антенну, перехватывающую все, что носится в атмосфере. Собирает свои пейзажи, свои образы, безошибочно чувствуя, нужно это ему или нет. Потом они становятся материалом для его композиций, так же как и запечатленные на старых фотографиях горожане, купцы, ремесленники, крестьяне. Он включает в свои работы изображения животных - и ископаемых, и ныне живущих. Ягнята, собаки, коровы, гиппопотамы, кузнечики, рыбы… кого только не встретишь на его полотнах. Он не думает символами, но, когда они приходят, не отказывается от них.

"Если это нельзя, то нельзя, картина не получится". В его полотнах есть ангелы и евангельские сюжеты, есть танки и пушки, средневековые площади и памятники архитектуры, рыцари в доспехах и предки в национальных одеяниях. Он не боится смешивать "высокое" и "низкое". Его композиции ломают географические границы, но при этом произведения глубоко национальны, в них много того, что близко и дорого самому художнику. "Наверное, это оттого, что я вырос в Гюмри, там свой национальный колорит, иногда очень суровый, но с характерным для жителей юмором и даже сарказмом. Так сложилось, и это было испокон веков, что в Карабахе рождаются генералы, а в Гюмри - художники. Я насквозь пропитан этим городом, мне никуда от него не уйти, он остался во мне и моем творчестве навсегда".

НЕКОТОРЫЕ ХУДОЖНИКИ ГОВОРЯТ, ЧТО ПИШУТ ДЛЯ СЕБЯ, НЕ ДЛЯ ЗРИТЕЛЯ. Саркис, напротив, считает, что только когда эти двое - картина и зритель - встречаются, и создается произведение искусства. "Мне сложно понять, почему мои картины нравятся, к примеру, японцу. Он смотрит и понимает твою работу, но ты не понимаешь, откуда у него это понимание, он же живет на другом конце света, у него другая культура, другой менталитет. Но, оказывается, когда ты думаешь о чем-то, твои мысли, энергетика передаются в пространстве и находят там отклик. Мне очень нравится музыка одного аргентинского композитора. Почему? Я не знаю ни его страну, ни его самого, ни его творчество, но происходит контакт. Есть вещи, которые мы не понимаем, но ощущаем на уровне подсознания, потом они работают и на сознательном уровне".

 Все правила к своему искусству Амалбашян пишет сам. К методу, определившему самобытность его работ, он шел путем долгих поисков, и как считает, в какой-то степени даже независимо от себя. "Главное в человеке - стержень. Он может колебаться в ту или иную сторону, но, если ты в постоянном процессе поиска, если твои картины честны и поешь ты своим, а не чужим голосом, он приведет тебя к результату. Однако без огромного труда ничего не получится".

Саркис рисовал всегда. "Воспитательница детского сада Люся Георгиевна сказала маме: будь внимательна, у тебя растет художник. Мама часто это повторяла, я и запомнил. В школе я нередко конфликтовал с учителями, оглядываясь назад, понимаю, они не видели в детях личности, не терпели инакомыслия и из-под палки заставляли выполнять то, что им самим было близко и понятно. Такая ограниченность кругозора взрослых ломает слабых. Но были два человека, ставшие для меня по жизни ключевыми. Майор Ермаков был моим командиром, когда я служил в армии. Это был редкий по своим качествам и достоинству человек, умевший ценить людей, в том числе и солдат. Встреча с ним многому научила меня. В учебном центре в Рязани под его руководством мы вместе с Араратом Саркисяном создали Музей дальней авиации. Фотографии тех армейских лет прикреплены к стене у окна. Я дорожу ими, а иногда использую в своих работах. Другим был Генрих Игитян. Он первым принял меня, мое творчество и организовал мою персональную выставку в Национальной галерее Армении. Для моего возраста это была фантастика. Потом в моей жизни было очень много выставок - и персональных, и групповых, и в Армении, и за рубежом, но та, организованная Игитяном, навсегда врезалась в память".

Я ПОМНЮ КАРТИНЫ АМАЛБАШЯНА ПО ВЫСТАВКАМ В ЕРЕВАНЕ, по репродукциям в различных альбомах, встречала их и в частных коллекциях тбилисских друзей. Видения памяти, разнообразные фантастические сюжеты, диктат художественной воли, брутальность каждого росчерка... Несмотря на едкость и сарказм, свойственные многим его работам, энергетика у них добрая. Остается только удивляться умению Саркиса переосмысливать мир и создавать произведения высшего качества. "Когда пишу, мои восприятия, мои настроения, мои желания постепенно открываются. Главное - честность, без нее ничего не происходит. Фальшь всегда видна. Ну а технику моего письма даже мне самому сложно объяснить. Я чувствую, когда нужно делать трафарет, когда не надо, когда надо сделать, потом стереть, что в основном я и делаю. Картина или есть, или ее нет. И не важно, в каком жанре или технике она выполнена. Название - а оно важно для меня - даю после того, как картина готова. Вы ведь не даете ребенку имя, пока он не появился на свет".

Путь Саркиса Амалбашяна в искусстве насчитывает около 40 лет. Он счастливый художник, так как никогда не разменивал данный ему от Бога талант.