ПОЛЬЗУЙСЯ ИЛИ ПОТЕРЯЕШЬ

В очередной раз возликуем, не найдя армянского в "Атласе исчезающих языков", однако предсказание экспертов, что около 90% всех языков в XXI веке обречены на исчезновение, вызывает повод поговорить.

Международный день родного языка, учрежденный ЮНЕСКО для защиты культурного многообразия и предотвращения угрозы вымирания языков, ежегодно отмечен в календаре в конце февраля. По случаю и по заведенной традиции в этот день звучит обращение гендиректора ЮНЕСКО, в котором в очередной раз верно говорится, что язык неотделим от культуры народа, является самым древним и дорогим наследством и почти половина из 6500 языков, на которых сегодня пока еще говорят на Земле, остаются в критическом положении.

В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ВОЗЛИКУЕМ, НЕ НАЙДЯ АРМЯНСКОГО В "АТЛАСЕ ИСЧЕЗАЮЩИХ ЯЗЫКОВ", однако здесь уже наши эксперты представят фактическую картину "языковой болезни" со всеми очевидными для общества ее симптомами в виде низкой культуры речи и падения "языкового авторитета", а главное, миграции и нарушения естественной передачи языка от родителей к детям. В цифровом выражении падение престижа армянского языка под фатальным натиском глобализации выражается в том, что сегодня в 7-миллионной армянской диаспоре на родном языке говорит около 3 миллионов, читает - около двух, и эти показатели стремительно сокращаются.

Прозвучат новые горькие сожаления знаменитостей и обычных людей, что в детстве их не научили древнему и прекрасному родному языку; дружные сетования на неэффективность однодневного воскресного обучения; откровения о том, кого считать настоящим армянином, и что билингвизм не только способствует жизненному успеху, но и полезен для здоровья. Предсказание экспертов угнетает, а печальная до сердечной боли статистика указывает на то, что вскоре так называемых скрытых армян придется выискивать среди подлинных чистокровок. Мало кто при этом замечает, что язык как специфический феномен, имея социальную природу, живет по своим законам и практически неподвластен ностальгическим чувствам и целенаправленному реформированию социальными институтами - какой бы властью они ни обладали.

 "Говорить по-армянски остается вопросом выбора" - так назывался очерк известного колумниста и журналиста Тома ВАРДАПЕТЯНА, а выведенное им твердое воззрение исходит из собственного жизненного пути и накопленного практического учительского опыта. Добрую память о замечательном человеке хранят коллеги и читатели массачусетской Haverhill Gazette, в которой он проработал более 50 лет, и в армянской общине, которой он страстно служил, отдавая свой безвозмездный долг, а читатели The Armenian Weekly еще помнят его многочисленные публикации и фотоснимки как об общинных событиях, так и об отдельных интересных людях в Армении и диаспоре, которые начиная с 1970 года публиковались в его авторской колонке под выразительным названием "Альманах Бедняги Тома".

СПУСТЯ 40 ЛЕТ ВАРДАПЕТЯН НАПИШЕТ: "Я НАХОЖУ СЕБЯ ЦЕЛИКОМ УВЛЕЧЕННЫМ тем, что меня больше всего привлекает: прокладывать дорогу к следующему поколению - духовно, исторически, культурно и географически. Для учителя не бывает перерывов на отдых от самоусовершенствования, и по прошествии лет я понял: одна из главнейших обязанностей учителя армянской школы заключается в том, чтобы удерживать наполненный до отказа класс "живыми заземленными проводами". У меня была проверенная практикой учебная программа с главенствующим в ней армянским языком. Ученики постигали алфавит, письмо, чтение и разговорную практику. Ученикам нравится слушать о том, что их зачаровывает. "Я этого не знал" - самые привлекательные четыре слова, которые может услышать наставник". Он открыл для себя строгие учительские правила и был убежден, что "преподавателям армянской школы следует быть жизнерадостными, храбрыми и уверенными в себе. Разве это не прекрасно - обладать искусством делиться знаниями вместо того, чтобы хранить их при себе?"

Том ликовал: "Преподавание в армянской школе заставляет меня трепетать" - так называлась одна из его статей. Просто, когда ваше терпение исчерпано и вас охватывает отчаяние, это подобно явлению солнечного света после разрушительного шторма. Армянские учителя, если и смотрят на часы, то не для того, чтобы ускорить время, а чтобы придержать его. Одного часа в неделю вовсе не достаточно, чтобы охватить все наше наследие". Пройдут годы, прежде чем Том признается: "Раньше уроки были более организованными, а ученики - более дисциплинированными. Связь с прошлым по-прежнему проходит по тропе противоборства. Даже с моими собственными детьми была морока - заставить их посещать армянскую школу, И не важно, как много я их убеждал, - это было для их собственной пользы. Несомненно, все дело в учителе. Именно он закладывает все основные правила и возбуждает интерес к уроку. То, что работало 40 лет назад, никак не работает сегодня. Дети меняются, и вместе с ними меняются их привычки. Если родители не организуют присутствие языка дома, его отсутствие проявится и в церкви - в особенности если между религиозным образованием, патарагом и прочими пристрастиями остается крайне мало языкового урочного времени".

 Он очень сожалел, замечая: "В наших церквах все меньше говорят по-армянски". "Грустно признавать, но нынешние ученики не склонны тянуться к родному языку. Они предпочитают тратить время на более "интересные" занятия - такие как Ай Дат, текущие события и рассказы об Армении. Но когда дело доходит до языка, они изнывают от скуки... а "отары" (чужие, неармяне. - Прим. авт.) гораздо больше самих армян интересуются изучением армянского. Это печально".

ОН ПРИВОДИЛ ПРИМЕРЫ ПОЛЬШИ, ВЕНГРИИ И РУМЫНИИ, В КОТОРЫХ УПАДОК армянской общинной жизни когда-то начинался именно с падения интереса к родному языку. Опасался повторения горького опыта у себя в стране: "Вместе с растворяемым языком в ничто обращается и культурное наследие". Словно искал точку опоры для нового поколения, вспоминая свой жизненный урок и заведенный в былые годы стиль жизни в собственном доме. "Вспоминаю себя в их возрасте. Иметь бабушку, живущую с тобой, то же самое, что обладать "встроенным воспитателем". Дома звучал армянский, и мы им пользовались. Даже когда "американизировались", армянский в доме продолжал главенствовать. Двое из моих детей были лишены этой роскоши, но старший получил весомую дозу армянского от моей тещи. Это как в любом другом деле: пользуйся или потеряешь.

Вдумываясь в слова Тома, невольно вспоминаешь сарояновскую бабушку из пьесы "В горах мое сердце", живущую мечтами об утерянной родине и выражавшую свою боль и горечь на языке, не понятном ее родному внуку Джонни, носителю уже иного мира и иного языка. "Я должен признаться: мы не делали многого, чтобы смягчить эту проблему, использовав английский в качестве основного, а армянский - по случаю. Возможно, было бы лучше наоборот. Сердце радуется, когда видишь ребенка, говорящего по-армянски. Я знаю как минимум три семьи, в которых годами и до сих пор армянским пользуются как по-настоящему родным. Их дети владеют им бегло и передают свои навыки потомкам". И вновь с грустью признавался: - Мы обладаем языком, которому 1600 лет, а он отказывается умирать, мы сами способствуем его умиранию. В моем постоянном поиске эффективных путей языковой практики я ищу возможные варианты".

Он писал о насущных переменах и, не находя ответов, как истинный журналист Вардапетян обращался к читателям: возможно, кто-то из них найдет решение. "Мне требуется помощь. Как вы справляетесь с этой ситуацией? Присылайте свои идеи, как нам вместе спасти наш язык от вымирания в этой стране". Разумеется, Том признавал, что смысл жизни в самой жизни и в любви к ней и к людям и не желал выглядеть отменным моралистом. Однако, думая о молодых из поколения гаджетов, по-своему беспомощных и безъязыких, тех самых тинейджерах, которым по-любому предстоит смахнуть пыль с семейных альбомов, всей правдой своей чистой души вместе с пресловутым сверкающим и скоростным прибамбасом под названием "спиннер" желал подарить им и другой важнейший смысл: учиться родному языку, чтобы оставаться армянами и найти свой жизненный смысл.

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МНОГОЛЕТНИЙ УЧИТЕЛЬСКИЙ ОПЫТ ДАВАЛ О СЕБЕ ЗНАТЬ, и напутствие от мэтра все же прозвучало: "Язык напоминает наполненный мыслями автомобиль, но слишком часто он в действительности оказывается пустой машиной с полным баком горючего. Машине то и дело требуется ускорение. Мой совет: стабилизируйте ее скорость. Устраивайте занятия по армянскому языку. Учитесь по книгам. Сколько бы мало вы ни знали, знания будут возрастать даже простым потворством своему желанию. Ищите возможность применять свой язык и оставьте в стороне робость. Как выражается мой друг Джо: давайте сдвинем шестеренки". Незадолго до своего ухода чуть более года назад Том Вардапетян написал в своей заключительной колонке следующие слова-завещание читателям: "Если я могу вам оставить что-то, это будет просьба: не оставляйте нашу общину как должное и максимально пользуйтесь ею. То, что вы делаете для других, продолжает жить, формируя непреходящую ценность".

"С Добрым утром, или Бари луйс" от Тома Вардапетяна

Веселая история приключилась со мной этим летом во время короткого отдыха, проведенного на пляже Old Orchard Beach. Однажды ранним утром, прогуливаясь по берегу, я приметил человека, быстрыми шагами направлявшегося в мою сторону. Казалось, что у него было ко мне дело.

 "БОНЖУР", - ОБРАТИЛСЯ ОН КО МНЕ, САЛЮТУЯ РЕЗКИМ ДВИЖЕНИЕМ РУКИ ТАК, будто приветствовал генерала. После четырех лет изучения французского в старших классах я мог легко отгадать не только приветствие в этом слове, но и "доброе утро" в фразе "бон матэн". Однако не это было главным, а то, что я был очарован его манерой поведения: он приветствовал меня по-французски лишь потому, что это был его родной язык. Наметанным слухом я догадывался, что половина туристов на этом прибрежном курорте города Мэн была франкоговорящими канадцами. Вскоре внезапная мысль меня осенила: если какому-то незнакомцу вздумалось обратиться ко мне на своем родном языке, почему бы и мне не последовать этому примеру? Просто понаблюдать, как общество вокруг воспримет незнакомый язык. Я решил каждое утро встречать всех встречных пляжников отменным армянским приветствием. Пусть это вызовет у кого-то легкое раздражение, но тот самый канадец вовсе не был похож на умеющего держать язык за зубами.

Первой встретилась двигавшаяся быстрым шагом женщина. Когда мы поравнялись, я сердечно обратился к ней: "Бари луйс!" Окинув меня беглым мигающим взглядом, она прошла мимо. Скажете, что бестактно. Следующим был незнакомец с собакой на поводке - там трудно было определить, кто кого выгуливал. Казалось, клыкастый друг волочит своего хозяина. "Бари луйс!" - пробормотал я. Человек ничего не ответил, но его собака бодро гавкнула мне в ответ. Лучше, чем ничего. Возможно, после всего нашим языком будут владеть собаки.

Потом встретилась немолодая пара. Шагая по песку, они крепко держались за руки - настоящая любовь способна перехитрить время. "Бари луйс!" - улыбнулся я им. "Это вы на каком языке?" - спросил мужчина. "На армянском, - ответил я. - Упражняясь телом, не забываю о родной культуре. Доброе утро!" - "Что ж, и вам хорошего дня", - привычно бодро ответили они хором. Мимо верхом на коне проскакала женщина: мое "доброе утро" прозвучало точно в такт с топотом копыт и не вызвало у нее никакой реакции. Подошла молодая пара с ребенком на руках. Их тоже ожидал мой знак внимания. "Бари луйс!" - прочирикал я.

Оба лишь кивнули в ответ, а я вспомнил, как несколько лет назад, прогуливаясь по Манхэттену, набрел на туристическое агентство с вывеской "Мы говорим по-армянски". Я вошел, вспомнив при этом рассказ Сарояна о двух незнакомых друг другу армянах, случайно встретившихся на улице и в разговоре по-армянски тотчас построивших новую Армению. Как узнать армянина в самом, казалось бы, удаленном месте? Мы же, в сущности, все похожие в одном и том же. "Барев!" - обратился я, надеясь привлечь чье-то внимание, но никто на меня даже не взглянул. Или они открыто игнорируют мое присутствие, или их мысли поглощены собственными тропическими мечтаниями. "Барев", - повторил я. И вновь ничего. Наконец я поймал взгляд офисного клерка. "Кто здесь говорит по-армянски?" - обратился я, указывая на вывеску в окне. "Только наши клиенты и все, кто вздумает войти. Никто более", - ответил служащий фирмы.

ПОХОЖЕ, МОИ ПЛЯЖНЫЕ УСИЛИЯ ОСТАНУТСЯ БЕЗРЕЗУЛЬТАТНЫМИ. И НОВЫМ, КАЗАЛОСЬ, таким же бесполезным днем я был настроен не дать умереть моему языку. Вокруг глупо глазели чайки, лошади ржали, собаки гавкали, а французский оставался в ударе. Женщина в изящном купальнике взглянула на меня. Я не смог не поддаться искушению. "Бари луйс!" - обратился я, краснея. Она ответила коротким "привет!" по-английски. Далее разговор не получился. Заканчивалось утро, а вместе с ним и моя прогулка. Я двигался, насвистывая веселую мелодию. День как раз начинался на правильной ноге, а солнце плясало в моем сердце после недавно проведенной на нем операции.

Показалась женщина, которую я решил одарить последним отчаянным вниманием в виде приветствия на армянском. Она резко остановилась на своей тропе, вспыхнула самой широкой улыбкой и ответила: "Луйс бари!" Оказалось, она была такой же настоящей армянкой, как и я. По фамилии Чаркудян из Нью-Йорка. Она тоже была рада встретить себе подобного. Два незнакомца, которых связал родной язык. Разве бывает что-то лучше? Сароян был бы горд.