ОН ДВИГАЛСЯ К ГЛУБИНАМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ

Первая круглая дата - 80-летие со дня рождения Перча Зейтунцяна - без него. Пять и десять лет назад в эти дни газета поздравляла юбиляра. Теперь остается вспоминать.

Вспоминать о драматурге, прозаике, публицисте, переводчике, который внес  неоспоримый вклад в армянскую литературу и театр, а в общественную жизнь - дух дискуссионности, разномыслия, критичности и остроты. Вспоминать о прекрасном человеке, который по-своему украшал нашу жизнь. Годы без него еще полнее высветили истинную суть всего, что создано им, доказали, что он не изменял себе. Его книги, пьесы, овеянные всеми ветрами XX века и полные философского раздумья, острая социальная публицистика составили одну из ярких страниц армянской культуры.

ПЕРЧ ЗЕЙТУНЦЯН БЫЛ ОДЕРЖИМ ТЕАТРОМ, И В ЭТОЙ ОДЕРЖИМОСТИ слились профессиональное мастерство, смелость, напористость, горячность темперамента и максимализм. Он был настоящим армянином и подлинным патриотом, хотя это слово сегодня совсем выпало из обихода. Его судьба, тронутая самыми трагическими обстоятельствами армянской истории XX века, определила его житейскую и, если иметь в виду масштаб его таланта, историческую роль. С ним спорили, но это был тот спор, который помогал зорче и глубже видеть и понимать свои внутринациональные проблемы. С каждым разом он двигался все дальше к глубинам человеческой личности, подходил к самой бездне, к трагическому в человеке. Своим творчеством он заставил нас осознать: как бы трудно ни проходило восхождение человека к истине, к своей личностной сущности, он не грустный, одинокий гость на этой Земле. Даже в исканиях, падениях и взлетах рядом с человеком нечто большее, чем он сам, - Мир. И он, человек, глубоко укоренен в этом мире.

Говорить правду всегда трудно, особенно в наши демократические времена. Ведь правда зачастую бывает нелицеприятной, неудобной с точки зрения спокойной жизни. В любое время проще промолчать, проголосовать с большинством, уйти от решения острого вопроса, если он непосредственно не касается тебя. Остаться честным перед временем и перед собой - и был выбор Перча Зейтунцяна, что с особой силой отразилось в его драматургии. Она у Зейтунцяна - особого рода как в силу своей поэтики, так и по звенящему трагическому звуку, будто доносящемуся из рыдающих глубин армянской истории.

...Перч Арменакович полностью подходил под определение классического интеллигента. Интеллигентность сквозила во всем его облике - в умении общаться и выслушивать своего собеседника, в одежде и жестах. Сама его внешность не могла не привлечь внимания: сухощавый, статный, истинный европеец со светлыми глазами, в которых порой (если он чем-то был рассержен) сквозила непокорность. А чаще всего эти светлые глаза излучали ровный, теплый свет.

В АРМЯНСКУЮ ЛИТЕРАТУРУ ОН ВОШЕЛ СТРЕМИТЕЛЬНО И ВМЕСТЕ С ТЕМ тихой походкой грустного человека, как будто существовал в ней всегда. Так, впрочем, оно и было. Потому что его ждали - и не только в литературе. Проза Перча Зейтунцяна - от первого еще несовершенного рассказа "Подарок", первой книги, увидевшей свет в 1956 году, его переводов, до самых последних повестей и рассказов - полна энергии, напряжения, высокого смысла. Он привнес в армянскую прозу собственные ритмы и краски. "Самый грустный человек", "Не смотри в зеркало", "Остановись, шар земной", "Встать, суд идет!" и другие его пьесы и повести поражают особым способом мышления, своеобразием видения. Их автор - повелитель странного мира - реального, но словно бы пропущенного сквозь некую линзу, излучающую гротескный, измененный авторским глазом свет. Он говорит фразами, не описывающими, а вскрывающими явление, человека. К тому же у Зейтунцяна был особый писательский аппарат со своими признаками литературной техники, тонкостью мысли, умением заострять психологические детали, богатством собственного словаря и способностью слышать и воспроизводить прямую речь. Все его книги свидетельствуют об этом.

Но особенно значителен вклад Зейтунцяна в область театра, где каждая постановка по его пьесам становилась событием. Подобное случайностью не бывает. С первых же его пьес, осуществленных еще в середине 60-х годов прошлого столетия, режиссеры считали для себя честью ставить Зейтунцяна. Не потому, что заведомо был гарантирован успех, а потому, что ставить его было интересно. Его пьесы поднимали острые вопросы бытия, исследовали драматические события истории и нашего бурного XX века, полные страсти и трагизма. Кто из современных армянских драматургов с такой философской глубиной, убежденностью и страстью умеет читать письмена судьбы своего народа? Все это и выделяет Зейтунцяна как явление армянской художественной культуры с отчетливо проступающей печатью времени.

Не случайно замечено, что подлинную историю человека пишет не историк, а художник. Имеется в виду "человеческая" направленность исследовательского поиска, которую диктует писателю сама специфика художественного творчества. Не хроника исторического события, но его глубинный исторический смысл, не описание исторической личности, но раскрытие ее внутренней, духовной биографии волнуют писателя и тогда, когда он обращает свой зоркий взгляд в даль минувшего.

Путем постижения мира и человека шел в мире Перч Зейтунцян. Верный себе, он, как правило, решает историческую тему в повести, превращая ее затем в пьесу, и бурным оживлением этого жанра театр во многом обязан Зейтунцяну. Об одной из самых драматических страниц истории повествует зейтунцяновская пьеса "Легенда о разрушенном городе", которая с огромным успехом была поставлена на наших театральных сценах. В этой пьесе идея государственности, необходимости ее защиты для жизни страны, оказавшейся в тисках могущественных империй, выражена в сложных переплетениях судеб, социальных противоречиях. Крепкая композиционная структура, точная расстановка противоборствующих начал придают пьесе напряженность, помогают воссоздать атмосферу острой борьбы в раннефеодальной Армении.

Образ Аршака II - сложный, неоднозначный. Он жесток и способен на несправедливость, но в действиях своих чаще всего предстает как государственный деятель, озабоченный судьбами страны. Он создает свободный город Аршакаван. Но воцарившиеся вскоре там порядки, социальная несправедливость, обман разрушают мечту царя. Город пал...

ОСТРЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЗАТРАГИВАЛ ЗЕЙТУНЦЯН ВО ВСЕХ СВОИХ ДРУГИХ пьесах, успешно идущих на сценах Ереванского драматического театра и на Сундукяновской сцене. В основе некоторых пьес лежат реальные, чаще всего известные факты. Но у Зейтунцяна было поразительное умение снимать с известных явлений налет обыденности, увидеть в них необъясненное. Каким бы тусклым ни было явление, под пером драматурга, пройдя сквозь плотные слои его размышлений, оно обретает новую связь. И потому кажется неожиданным. Зейтунцян знал законы сцены, тонко их чувствовал, и потому любая тема получала у него неординарное решение. Кстати, и в его публицистике, и в набросках всегда ощущается острая мысль глубоко думающего человека.

Писателя, прошедшего большой творческий путь, всегда терзали вечные вопросы бытия. Он с большой страстью стремился растревожить ими неподатливого современного зрителя, не боялся насмешливого цинизма, воевал за высокие идеалы. Хотя говорил о них удивительно просто: "Я никогда ничего не требовал от человека, кроме добра и справедливости".

Какие вопросы тревожили Перча Зейтунцяна? Что случилось с нами в новом тысячелетии? Почему наша история подвергается извращенному осмеянию? Почему мы позволяем издеваться над нашими традициями, плевать в родники культуры? Почему родной язык коверкается и заменяется сленгом? Почему мы оказались на периферии общественной и культурной жизни? Как стало возможным навязывать нам суррогаты западной культуры? Кто виноват в том, что агрессия космополитизма привела к насаждению новых идолов - культа денег, эгоизма? Все эти вопросы в последние два десятилетия поднимал Зейтунцян на страницах республиканской прессы, в том числе в нашей газете. Все эти годы голос писателя был чист даже тогда, когда все камертоны поспешно убирались. Это дорогого стоит.

В ЭТИ НЕЛЕГКИЕ ГОДЫ ЗЕЙТУНЦЯН СУМЕЛ СОХРАНИТЬ ЛИЦО, ВЫСКАЗЫВАЯ СВОЮ точку зрения, имея собственную позицию по многим вопросам сегодняшнего дня и дня будущего. Он избегал громких фраз, о творчестве говорить остерегался, видимо, считая его слишком интимным процессом. А на вопрос, счастлив ли он, отвечал, что абсолютно, так как ему многое удалось сделать.

Конечно, Зейтунцяну, как и всей нашей интеллигенции, жилось нелегко. Но он умел и научил многих отворачиваться от суеты. Он не обзавелся сытым бытом, "нужными" связями, не жаловал официоз, к  которому никогда не принадлежал, даже будучи секретарем Союза писателей и министром культуры РА. Он был отдален от этого силой своей натуры, врожденной честью. Его независимость была тяжелой ношей, но она укрепляла душевные силы. А душевные силы рождали терпение и веру. Веру в предначертанность искусства, просветительство. жертвенность. С этим он и жил всю жизнь.

Зейтунцян творил до последнего своего дыхания, до конца оставаясь самим собой, оберегая честь большого художника и человека. Каждое его новое произведение, каждое публицистическое выступление ставили перед обществом новые проблемы, находили отклик. На каждое общественное явление он откликался по-своему, но прежде всего как истинный писатель-гражданин и с позиции времени.

Вот почему Перч Зейтунцян участвует и в нашем "сегодня", он "лопатит" умы и души и после того, как "Бог своим могуществом" отправил его в тот путь, который не имеет конца.