ТРОПА БАРОНЕССЫ КОКС

21 мая 1991 года. День рождения Андрея Дмитриевича Сахарова - ему бы исполнилось семьдесят. В Москве на первый Международный Сахаровский конгресс съехались делегации со всех континентов. Вступительное слово произнесла супруга академика Елена Боннэр. В президиуме кроме известных всему миру ученых и общественных деятелей - президент СССР М.С.Горбачев.

Вечером я поехал к Елене Георгиевне домой, на улицу Чкалова. Ехал и вспоминал ее слова, сказанные в битком набитом зале конгресса. Тогда я не знал, что заседание транслировали на весь мир в прямом эфире. Накануне из Арцаха позвонил ей, как это бывало часто, и рассказал о том, что творилось и творится прямо в эти дни в Геташене, Мартунашене, в Гадрутском районе, в Бердадзорском подрайоне. И вот слова Боннэр обо всем этом прогремели, как бомба, на весь мир.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА ВЫГЛЯДЕЛА УСТАВШЕЙ. Дома было много народу - разноликого, разноязыкого. Пар от кофе. Дым от сигарет (Елена Георгиевна курила безбожно много). Гул. Гомон. Улучив момент, я сказал хозяйке дома, что должен завтра же вернуться домой, ибо там положение становится совершенно критическим.

- Ты с ума сошел?! - громко бросила она

- Люся, никто не знает, что с нами воюет не только Азербайджан, но и Советская армия. Не русская - советская.

- Неужели ты не понимаешь, - перебила она меня, - что с завтрашнего дня на нашем конгрессе пойдут уже заседания по секциям. А ты официально включен в комиссию по массовым нарушениям прав человека, то бишь - прав народов. И главное - комиссию эту возглавляет сама Керолайн Кокс - второй спикер палаты лордов Великобритании. И ты должен там выступить обязательно.

- Да пойми, Люся, мы уже устали от всякого рода бесплодных говорилен.

- Керолайн Кокс - это не тот случай. А пока я должна тебя огорчить ...

- Меня уже невозможно огорчить. Дальше некуда.

- Все намного сложнее, чем ты думаешь. Сегодня во время перерыва я как инициатор и организатор Сахаровского конгресса давала чай в президиуме. Там были Горбачев и Раиса Максимовна. Лицо президента было багровым. Я понимала, что причиной тому - мои слова о последних событиях в Карабахе. Я рассказала страшную историю, которую ты накануне поведал мне по телефону из Арцаха. Речь о судьбе матери троих детей из Бердадзора, да еще и беременной на девятом месяце. При этом я внимательно всматривалась в лица Горбачева и Раисы Максимовны. Когда я сказала, что на глазах у беременной женщины, троих ее детей и стоявших поодаль советских солдат внутренних войск азербайджанские омоновцы зверски убили ее мужа, а затем четыре дня не давали его похоронить, объясняя этот ужас тем, что земля принадлежит азербайджанцам, Горбачев изменился в лице. А вот супруга его продолжала пить чай. Откусила пирожное и спокойно так спросила: "Почему вы ненавидите азербайджанский народ, Елена Георгиевна?" Такая вот, мягко выражаясь, странная реакция на трагедию людскую. Я от неожиданности поперхнулась, но, придя в себя, напомнила им о нашей поездке в прошлом году с Андрюшей в Баку, где Везиров говорил, что "землю не дают, ее завоевывают - кровью...". Короче, завтра с утра - прямиком из гостиницы в Хаммеровский центр. Там будет заседать комиссия Кокс.{gallery}kox{/gallery}

КОМИССИЯ БАРОНЕССЫ КОКС РАЗМЕСТИЛАСЬ НА ВОСЬМОМ ЭТАЖЕ. Был душный, безветренный день. Председатель авторитетной комиссии - женщина лет пятидесяти, в легком ситцевом платье, каждый раз после завершения очередной фразы резко поворачивалась, переводя взгляд на переводчика, непременно широко улыбаясь. За длинным столом сидели человек двадцать из разных стран. Она внимательно выслушала всех. Последним должен был говорить я. Именно в этот момент в комнату вошла Елена Боннэр. Молча устроившись у самой двери, она поспешно черкнула записку, и через минуту я получил сложенную вчетверо бумажку: "Как и договорились вчера, расскажи о последних событиях, о беженцах, о палаточных городках. Ты же сам вчера говорил, что пусть они лучше проводят заседания не в Москве, а в селе, где находятся беженцы... Названия не помню..."

Напомню: это село Корнидзор, Горисский район. Легендарное село. Красивое, очень мной любимое. Там тогда томилась целая группа беженцев из Бердадзора. Вот я и рассказал подробно членам комиссии Кокс о том, что творится в Арцахе. Сказал, что высоко ценю работу всего Сахаровского конгресса и особенно комиссии, которая занимается правами народов, и предложил провести очередное заседание в Корнидзоре, в Ереване или хотя бы на границе с Азербайджаном.

Первый вопрос, который задала мне леди Кокс, никого не удивил. Мне кажется, все присутствующие тоже хотели бы узнать ответ. Она спросила: "Где географически находится Карабах?" Забегая вперед, скажу, что год спустя Керолайн Кокс напишет целую монографическую брошюру о геноциде армян в Карабахе.

Кто-то из хозяев принес огромный лист ватмана и фломастеры. Два добровольца охотно взялись помочь мне. Стоя по сторонам, они прижали пальцами к стене ватман, и я довольно быстро провел линию слева, обозначив восточный берег Черного моря, справа - западный берег Каспийского моря. Сверху - линию Кавказского хребта. Внизу линии слева - Турция и справа - Иран. В центре листа поместил контуры трех республик, жирно обозначив границы Карабаха. Кто-то сказал, что никогда теперь уже не забудет, где находится Карабах. Леди Кокс спросила: "Вот вы приглашаете нас поехать в Карабах. А как представляете себе это на практике? У нас же у всех визы только до Москвы".

И, не дождавшись ответа, предложила написать письмо на имя Горбачева за своей подписью. Проект письма я написал с помощью Елены Георгиевны, кто-то по ходу переводил на английский. И в тот же час письмо было телеграфом отправлено в Кремль.

Долго ждали ответа. На третий день Керолайн отправила вторую телеграмму. На сей раз текст диктовала нам сама. Подчеркнуто предупредила, что письмо написано от имени всех членов комиссии, перечислив при этом страны: Англия, США, Норвегия, Япония, Швейцария, Франция, СССР. И предупредила, что в случае игнорирования комиссия вынуждена будет обнародовать текст послания президенту на заключительном заседании Сахаровского конгресса.

Через час от Горбачева пришел ответ, в котором говорилось, что комиссии Кокс разрешается поездка в регион. И никаких пояснений по поводу того, кто конкретно и где будет оформлять документы и как члены комиссии доберутся до "региона". Дело осложнялось и тем, что день был субботний, а время вечернее. В книге "Между адом и раем", рассказывая об этом эпизоде, я писал: "Как мы добрались до Еревана, одному Богу ведомо". Думаю, сейчас, спустя двадцать два года, когда Керолайн Кокс приезжает, говоря терминологией Горбачева, в "регион" в восьмидесятый раз, следует вспомнить - как мы все-таки ухитрились в тот вечер организовать ее первый, ставший уже историей, визит.

ТЕЛЕГРАММА ГОРБАЧЕВА БЫЛА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ - КРАСНОГО ЦВЕТА. Это уже серьезный документ. Я позвонил руководителю ВИП аэропорта "Внуково", представился народным депутатом СССР. Озвучил по телефону текст телеграммы Горбачева. Позвонил постпреду Советской Армении в Москве Эдуарду Айказяну, с которым крепко дружили (трудно переоценить его роль в ту тяжелую пору), и попросил, чтобы, не задавая вопросов, он срочно прислал в гостиницу "Россия" автобус. Через полчаса просьба была выполнена. Кокс передала мне список двенадцати (из двадцати) членов комиссии. Она почему-то молча подчинялась, внимательно наблюдая за не очень понятным ей процессом. Лишь один раз сказала, привычно улыбаясь: "Ничего не понимаю. У нас нет виз, нет даже билетов. Ничего не понимаю. Но в то же время и я, и все мои коллеги так и рвемся туда, и это притом, что вчера еще не знали, где находится Карабах".

Я позвонил шефу ереванской авиации Дмитрию Атбашьяну, который сказал: "Ужас, что творится во Внуково, нет ни одного билета на этот самый вечерний рейс". И оптимистично добавил: "Что-нибудь придумаем".

Мы поднялись по трапу в первый салон громадного Ил-86, зная о том, что все триста мест заняты. Первое, на что обратили внимание, - грустные лица молчаливых пассажиров. Двадцать четвертое мая. Все предшествующие дни месяца, начиная с первого мая, народ наш переживал драму. Геташен, Мартунашен, Бердадзор, села Гадрутского района. Захват деревень. Беженцы. Операция "Кольцо". Безнаказанность варваров и вандалов. Все это отражалось на горестных лицах наших соотечественников...

По трансляционному телефону я обратился к пассажирам. Рассказал о ситуации. Объяснил, кто наши гости, с какой целью летим в Ереван. Попросил по мере возможности посадить на колени детей, у которых есть билеты. Не успел я завершить свое слово, как вдруг все пассажиры вмиг встали на ноги. И стар, и млад. Я слышал, как переводчики переводят нашим гостям все то, что происходит на борту. Обернулся, взглянул на Кокс. Она широко улыбалась, не скрывая слез. Этот миг я никогда не забуду. Я уже тогда сделал настоящее открытие для нашего народа. Этакое осязаемое продолжение Байрона, Грибоедова, Нансена, Брюсова, Городецкого... К счастью, их много на земле.

Я прошел от начала до хвоста самолета-гиганта, вернулся назад. Все сидели, никто не стоял. Не было места только для меня. Устроился в кабине пилотов. В три часа ночи приземлились в Ереване. Нас встретил Ара Саакян, который все прекрасно организовал, в том числе и поездки группы Кокс по Зангезуру. Повторяю, в три часа ночи. Ибо в шесть утра одна часть группы, не завтракая, отправилась в Горисский район, где находились беженцы из Бердадзора, а другая часть - в Воскепар, где неделю назад азерская банда в упор расстреляла целое отделение армянских милиционеров.

ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ ЛЕДИ КОКС СОБРАЛА В ГОСТИНИЦЕ "РАЗДАН" всю группу и предложила обратиться к Муталибову, чтобы комиссии разрешили полететь в Баку. В ответ помощник первого секретаря ЦК компартии Азербайджана ответил по аппарату ВЧ, что никто никогда не приедет в Баку через Ереван. В тот же вечер Керолайн настоятельно просила меня, чтобы я вновь организовал поездку в Горис, оттуда - к границе Лачинского района. От меня она скрыла свое намерение. Вскоре мне позвонили из Гориса и сказали, что баронесса вместе с пятью смельчаками из ее группы, привязав к палке белую тряпку, перешла границу и направилась к Лачину. Через несколько часов они попали в руки советских солдат и азербайджанских омоновцев. Вот там и тогда Кокс окончательно поняла и осознала, что на этом этапе по сути давно начавшейся войны никакие примирения невозможны. Азербайджанцы не позволят, чтобы армяне уходили живыми. Только - кровь.

Долгие годы она как правозащитница посещала Судан, где оказывала помощь местным христианам. И здесь, на границе с Лачином, она убедилась, что ситуация, в которой оказались армяне, ни с чем и ни с кем нельзя сравнить.

На следующее утро я и Людмила Арутюнян, пользуясь нашими депутатскими мандатами, организовали встречу леди Кокс с министром обороны Язовым и председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым, а также большую пресс-конференцию в Москве. Это было 28 мая 1991 года. С этого дня имя второго спикера палаты лордов Великобритании стало известно всей Армении, всему Спюрку. Но мы тогда не знали, что вскоре она в многочисленных документах поведает всему миру о том, что такое сегодня Арцах и что происходит на самом деле в этом крохотном христианском уголке.

Перед отлетом в Лондон она посмотрела на меня печальными глазами и тихо сказала: "Брат мой, если в Карабахе будет очень тяжело, хотя не знаю, что может быть тяжелее того, что мы видели и слышали, то дай мне все-таки знать". Я тогда воспринял эти слова как обычный знак вежливости. И просто ответил: "Спасибо, сестра".

...В те дни я часто вспоминал ее последние слова в аэропорту. С каждым днем в Арцахе и Шаумяновском районе становилось все критичнее и трагичнее. По сути шла всамделишная война. А на войне как на войне: надо воевать, сопротивляться, наступать. Тут надо вспомнить о том, что на территории Арцаха, точнее, НКАО были дислоцированы шесть тысяч солдат внутренних войск МВД СССР, которые - по крайней мере при честных командирах разных подразделений - не позволяли осуществлять геноцид. И вдруг 4 июля 1991 года открытым текстом по радио и телевидению озвучивают указ президента Горбачева о выводе войск из Шаумяновского района. При этом в тексте указа подчеркивалось, что "Муталибов обещал не депортировать армянское население". Такого патологического цинизма, думаю, мир не видел. Горбачев понятия не имел, что не успели высохнуть чернила, которым он подписал указ, как начали уже гореть шаумяновские армянские села Эркедж, Бузлух, Манашид. Обстреливали Гюлистан, Вериншен, Армянские Борисы и другие населенные пункты. Одновременно азербайджанские омоновцы под прикрытием внутренних войск ворвались в двадцать сел Гадрутского района.

Мы тотчас же сообщили об этом многочисленным адресатам. Послал я телеграмму и Кокс. Она ответила через час, и этот текст невозможно было читать спокойно. Баронесса сообщала, что дала распоряжение своей помощнице связаться с членами ее команды, а сама должна вылететь в Канаду, где накануне ее дочь при родах потеряла ребенка. Завершалась телеграмма словами: "Хотя бы день посидеть рядом с дочерью, а за это время соберутся мои коллеги, и мы обязательно прилетим в Ереван. Прошу сообщить об этом Боннэр".

В те дни Елена Георгиевна без конца названивала мне. Она добивалась того, чтобы группу Кокс приняли руководители Баку. Сама Керолайн связывалась со своими знакомыми Язовым и Лукьяновым. Словом, встреча в Баку состоялась. Полетели из Москвы. Группу принимали Муталибов и Поляничко. Елена Георгиевна включила в команду Кокс и своего сына Алешу.

КАК МЫ ОТПРАВИЛИ В БАКУ АРМЯНСКИЙ ЯК-40, чтобы перебросить группу Кокс в Ереван, - это целая история. Выяснилось, что и Муталибов, и второй секретарь ЦК КП Азербайджана Поляничко не давали правозащитникам говорить. Взахлеб только и рассказывали о "неблагодарных армянах", которые якобы депортировали всех азербайджанцев, брали их в заложники, сжигали дома. На просьбу Кокс посетить Шаумяновский район ответили, что беспокоятся за ее судьбу. Но когда группа прилетела в Ереван и тотчас же на вертолете отправилась в Степанакерт, Кокс ухитрилась побывать и в Шаумяновском районе, и в Шуши, и в Бердадзоре, и даже в горящем Доланларе Гадрутского района. По возвращении вновь встретилась с Язовым и Лукьяновым. Через неделю в палате лордов она рассказала о кошмарах Карабаха.

...Первый удар "Града" пришелся на Шаумяновск - это было 13 января 1992 года. Опять сели на телефон ВЧ. Оповестили всех кого можно. Начальник Генерального штаба Вооруженных сил России генерал Дубинин сказал: "Этого быть не может - страшное орудие". Наши телеграммы пошли по всем парламентам мира. Из смертоносных установок стокилограммовая трехметровая ракета бьет по крохотному армянскому селу. Мир молчал. Откликнулись лишь леди Кокс и Андрей Нуйкин. Всего неделю назад она была в Арцахе, принимая участие в первом заседании первого в истории Арцахского парламента. Не успела вернуться домой, как узнала, что "Град" применили в Шаумяновске. Вылетела в Ереван и в тот же день мы отправились в Шаумяновск. Нас встретил Шаген Мегрян. Показал школу, которой, собственно, уже не было. Ракета вошла в одну сторону здания школы, вынося с собой все, что было внутри, с другой стороны. "Град" ведь не только взрывает, но и сжигает. К счастью, дети ушли из школы десять минут назад. Чуть поодаль, у края дороги валялись фрагменты ракеты. Кокс предложила взять их с собой. Тогда я еще не знал, что она задумала. Только через день, уже в Степанакерте она предложила мне и Паргеву Србазану полететь вместе с ней в Москву, а оттуда в США.

В Москве Кокс организовала встречи с послами США, Канады, ФРГ, Франции и Англии. И всюду показывала фрагменты от "Града". То же самое она делала в Вашингтоне в Белом доме в кабинете советника президента США по национальной безопасности Бренда Скоккрафта. Хозяин кабинета долго держал в руке этот зловещий кусок железа и произнес слово "монстр". Я спросил его: "Можно ли бороться против такого монстра?". Он ответил: "Против монстра нужен монстр".

Могу сказать, что в третьей декаде того же января из огневой точки Шуши летели в Степанакерт сотни таких "монстров", превращая мой родной город в руины.

...Каждый раз баронессу сопровождала новая команда. Она так и говорила - "команда". В годы войны чаще всего это были медики, политики, лорды и журналисты - все из разных стран. И с каждым визитом росло число наших друзей. Поражало то, что она планировала, как сама говорила, "содержание визита". Когда узнала о битве в Каринтаке (26 января 1992 года), поняла, что началась уже настоящая война, которая будет проходить на территории Арцаха. А это значит - огромное количество раненых будет дома. И с начала февраля до середины апреля 1992 года организовала пять рейсов на сорокатонном самолете Ил-76 с гуманитарным грузом. Воистину это были воздушные службы "скорой помощи", по воздуху перебрасывавшие, наверное, сотни километров бинтов, тысячи и тысячи квадратных метров марли, не говоря уже о тоннах, так сказать, фронтовых лекарств.

КОКС ЧАСТО ПОВТОРЯЛА, ЧТО ЧЕЛОВЕК НЕ ДОЛЖЕН УМИРАТЬ ОТ БОЛИ, а раненые не должны страдать от боли. Она не без гордости рассказывала о том, что в Арцахе очень часто спасали от смерти пленных азербайджанцев - об этом подробно говорится в книге Валерия Марутяна "У войны долгий след". Своеобразными лекарствами она считала и замечательные питательные порошки, из которых варили калорийные супы. В народе их называли "Кокс-суп". Одной огромной банки хватало для целой семьи и на целую неделю. Сразу после освобождения Шуши она на тех же Ил-76 перевозила английские военные машины "скорой помощи" с гигантскими красными крестами на бортах. Помню, как во дворе Степанакертского госпиталя Керолайн сама села за руль такой машины, предложив командующему Армией самообороны Арцаха Сержу Саргсяну сесть рядом. Под хохот врачей и бурные аплодисменты раненых ловко водила машину с красным крестом по двору госпиталя. Затем она предложила сесть в машину основателю военно-медицинской службы Арцаха Валерию Марутяну. Признаюсь, счастливым был день тот...

Кстати, все тяжелые годы войны Кокс и ее гости останавливались в двухэтажном доме Валерия Марутяна. До освобождения Агдама жители Степанакерта по ночам переходили в подвалы. То же самое было у Валерия. Лишь Кокс спала на открытом балконе в спальном мешке. А вспомнил я об этом, чтобы поведать читателям, как Керолайн, которая не расставалась с записной книжкой и ручкой, по ночам подсчитывала количество ракет, которые из Шуши красными огнями летели на Степанакерт. Как-то утром рассказала о том, как ведет счет "летающим смертям". Каждый раз вначале насчитывала до сорока ракет. Это - количество одного залпа. И вот однажды, как она сказала, получилось десять раз по сорок. Четыреста ракет. Потом она озвучивала это число на всех пяти континентах.

...Конец 1992 года. Надо сказать, что после освобождения Шуши и Лачина, как это ни парадоксально звучит, нам легче не стало. Ежедневно бомбили Степанакерт, районные центры и окрестности зловещие МиГ-21 и Су-25. Агдам бил залпами ракет по Степанакерту, Аскерану, Норагюху и множеству сел. Именно в эту пору Кокс составляла очередную команду из врачей и специалистов по разминированию, а также своих коллег по палате лордов.

...В декабре 1992 года в команде Кокс оказался лорд Мэлком Пирсон с дочерью. Неделю он жил, находясь практически под нескончаемым огнем. Спокойный. Во время беседы улыбчивый. Поражался больше всего тому, что мир молчит, хотя все великие державы знали, что творится в Карабахе. Вскоре я узнал, что записи в блокноте Мэлкома были, как он говорил, своеобразным бикфордовым шнуром. На первом после визита в Арцах заседании палаты лордов Мэлком Пирсон просто поджег свой "бикфордов шнур" в палате лордов. Взрыв был услышан далеко за пределами Лондона. Он подробно рассказал обо всем, что видел собственными глазами, и показал собственные снимки трофейного орудия, изготовленного в европейских странах и больше всего в Турции.

Буквально через день после своего выступления он получил ультиматум из Турции. Оказывается, у этого мужественного, принципиального и мудрого шотландца были общие долевики по совместному страховому бизнесу. Ультиматум просто-таки суровый: "Или отказываешься публично от своих слов, или - разрываем контракт". Последнее означало потерю более четырех миллионов фунтов стерлингов. И Пирсон ответил с высокой трибуны легендарной палаты лордов: "Для меня жизнь одного ребенка, в данном случае карабахского, дороже всех денег". Кстати, Кокс однажды сказала, что семьи Пирсона и Солженицына крепко дружили. Во время поездки в Лондон я вместе с Керолайн посетил дом лорда, где тогда гостил сын великого автора "Архипелага ГУЛАГ" Игнат Солженицын. Она не могла не озвучить известные слова писателя о том, как по воле Ленина "Карабах отрезали к Азербайджану".

ПЕРЕД НАЧАЛОМ КАЖДОГО ВИЗИТА КОКС СОСТАВЛЯЛА ПЛАН - для того чтобы знать, каких специалистов прежде всего надо включить в очередную команду. И каждый раз связывалась со мной. В тот день я рассказал о том, что у нас возникла огромная проблема, - о судьбах тех раненых, которые прикованы к постели, к коляске... В основном ребята с повреждением позвоночника. Кокс на этот раз приехала с огромной командой - около двадцати человек. Почти все сотрудничали в Международной и Английской организации христианской солидарности, были крупными специалистами по невропатологии и хирургии. И вот в полуразрушенной бывшей школе N10 без окон, без дверей собрались около дюжины больных на колясках. У каждой коляски - жены, матери, дети с грустными глазами. Тотчас же учредили клинику с громким названием "Международная христианская солидарность". Через два месяца приехали строители со специальным оборудованием. И все это - в ходе войны. Вскоре здание школы приобрело вид всамделишной клиники. Позже привезли уже медицинское оборудование для лечебной физкультуры. Сегодня это современный Восстановительный центр, носящий имя Керолайн Кокс. Там лечатся (в том числе и в домашних условиях) сотни больных со сложными диагнозами.

...Как уже отмечалось, поводом для этих заметок послужил своеобразный юбилей баронессы Керолайн Кокс - ВОСЬМИДЕСЯТЫЙ визит в Арцах. Между первым и восьмидесятым посещениями простираются долгие, очень непростые, двадцать два года и четыре месяца. И невозможно не предварить этот и впрямь юбилейный визит благородной и поистине мужественной женщины, христианского деятеля, талантливого медика хотя бы небольшими воспоминаниями о том, как все это было. Сама она после каждой поездки составляет подробный отчет с целую брошюру. Думаю, кстати, они будут иметь огромную ценность для летописи Карабахской войны и истории Арцаха.

И пусть никого не удивляет (особенно азербайджанцев), почему вдруг эта женщина буквально после первого визита готова была жизнь отдать за христианский Арцах. Здесь есть абсолютная логика и закономерность, ибо то же самое можно сказать о ее отношении к христианским народам Судана, Эфиопии, Сербии, Северного Кипра. Кокс написала сотни статей и десятки монографий о трагических судьбах христиан, угнетаемых чаще всего исламистами пантюркистского толка. Побывала примерно в сорока странах мира, где давно исторически обустроены армянские колонии с церквами, школами, политическими партиями, культурными центрами, издательствами. Довольно часто я сопровождал группу и Кокс в том числе и в южном полушарии - Бразилии, Уругвае, Аргентине, Австралии. И везде у нее была одна цель, одна сверхзадача: Арцах, как она часто повторяла, обреченный на окончательную победу.

...Восемьдесят поездок, восемьдесят команд. Каждый раз с новым составом. Это значит - около восьмисот новых друзей Арцаха. И вот в ожидании восьмидесятого приезда моей сестры я задумался: какой все-таки визит был самый памятный? Начал было вспоминать, перелистывая страницы архивов, книг, газетных подшивок, и вскоре осознал, что все они памятные. Скажем, Степанакерт весь в пожарищах. Горит какой-то магазин. Вся группа Кокс, стоя цепочкой, спасает продукты, обувь или одежду. Или как-то на третьем дне пребывания в Арцахе Кокс вдруг захандрила. Оказалось, ей хочется непременно помолиться, а церквей нет. Я поменял маршрут, и мы поехали в Гандзасар. А вот рано утром 11 апреля 1992 года, когда мы должны были поехать в Шош (кстати, с нами были сын Елены Боннер Алеша и тележурналист Артур Григорян), кто-то позвонил мне и сказал, что ночью сожгли дотла село Марага, заживо сжигали армян. Я поменял маршрут. Через три часа мы увидели настоящий Освенцим. Азербайджанцев успели прогнать, но села уже не было. Осталось всего несколько человек. Целый день Кокс и тележурналист из Лондона Ваня Кули снимали весь этот ад. В нашу летопись вошли только эти кадры - других не было.

Еще один случай, связанный с телевидением. Кокс в Мартуни и Гандзасаре брала интервью у Монте Мелконяна - Аво, которого за пределами Карабаха мало тогда кто знал. Создали десятиминутный фильм. Она знала, что Аво и еще некоторых соотечественников из спюрка показывать нельзя. Как тогда говорили, Ереван запретил. Логика, конечно, была: всего-то два-три человека, а шуму наделают азербайджанцы на весь мир, назвав их экспедиционным корпусом. Тем не менее она обратилась к Сержу Саргсяну и получила добро. Фильм показали в спюрке. Вот тогда и родилась легенда Аво.

РАССКАЗЫВАТЬ О КЕРОЛАЙН КОКС И ЕЕ ВИЗИТАХ В КАРАБАХ можно очень долго - газетной площади не хватит. Посему завершу одним дорогим моему сердцу сюжетом.

4 января 1993 года. Летим в битком набитом (сорок человек) вертолете. Погода нелетная. Но не попасть в Степанакерт было нельзя. Через день - первое заседание первого в истории Арцаха избранного народом парламента. Кокс непременно должна там выступить от имени палаты лордов Великобритании. Были с нами депутаты Государственной и Московской Дум. Журналисты из Армении, России, из-за рубежа. Над селом Верин Оратаг летчики поняли, что лететь дальше нельзя. Приземлились. Заседание парламента перенести нельзя. Об этом узнала Керолайн и молча поднялась по трапу вертолета. Достала свой рюкзак, подошла ко мне и тихо спросила: "В каком направлении Степанакерт?" Я ответил, что тут дело не в направлении, а в том, что между Верин Оратагом и Степанакертом - огромная гора, на которой стоит храм Гандзасар. Показал рукой на гору.

Ничего не говоря, она отправилась в путь. И, конечно, тотчас же все мы пошли за ней. К полуночи перевалили за вершину. Дождались всех. На вершине нас встречала целая толпа из села Ванк - постарался сельсовет Верин Оратага. К утру прибыл большой грузовик - это уже постарался я. И мы успели к первому заседанию первого парламента Арцаха. Но сама Кокс целый год, где бы она ни была, рассказывала о том фантастическом переходе. И часто повторяла, что это ее историческая тропа.

И вот в начале 1994 года вместе с моим поистине фронтовым другом и бессменным командиром отряда вертолетчиков Сергеем Ванцяном и легендарным хирургом Валерием Марутяном мы полетели на ту самую вершину хребта, где в ту памятную ночь собралась вся команда Кокс. На борту вертолета был тяжелый базальтовый камень с надписью на трех языках: "Тропа Кокс". Керолайн в тот раз привезла с собой целую группу специалистов по разминированию. Это было запланировано еще два месяца назад. Тогда стало известно, что на освобожденных территориях то и дело взрываются на минах крестьяне, машины и даже коровы. И Кокс пригласила специалистов по разминированию, которые прославились тем, что спасли тысячи и тысячи жизней во Вьетнаме, Камбодже, Лаосе. Правда, ни сама баронесса, ни ее новая команда не знали, чего ради приземлился вертолет на вершине горы, откуда, правда, открывается волшебная панорама Арцаха. И вдруг кто-то из гостей громко прокричал на все голубое небо - "Тропа Кокс!". Все бросились к нему. Последней подошла Керолайн, ничего не понимая. Через минуту я увидел, какое у нее счастливое лицо. Долго стояла она молча у камня с ее именем. Перевела взгляд на меня. Широко улыбнулась. И бросилась целовать почему-то не меня, не Валерика, не Ванцяна, а вертолетчиков. Она, кстати, очень любила наших героических ребят...

Там же мы стрельнули в гандзасарское небо шампанским. Поздравляли второго спикера палаты лордов Великобритании, которая, не скрывая радости, громко сказала: "Я безмерно счастлива, что на земле у меня есть своя тропа".