РОССЫПЬ

Наши гены старше нас

"Это особая манера восточной музыки - наслаждение певца звуком, переливами, затейливыми украшениями, как фантастические фрески древних зданий..." Восток жил в сердце Александра Спендиарова всегда. Восточный колорит музыки давался ему легко, он никогда не брал его из вторых рук, никогда не прибегал к стилизации, как это делали подчас увлеченные ориентализмом композиторы.

НАЧИНАЯ ОТ КРЫМСКИХ ТАТАРСКИХ ПЕСЕН И КОНЧАЯ ГОРЯЧИМ ПРИКОСНОВЕНИЕМ к подлинной армянской музыке, он всегда по-настоящему работал лишь на этом восточном материале, резко отличном от всего того, чему учила его северная лира в годы московского и петербургского приобщения к русской музыкальной культуре. Синтез, слияние двух музыкальных миров - русского и армянского? Бесспорно. Но тяга к восточному оставалась превалирующей, подавляющей.

Наши гены старше нас. В самой русской литературе выбирал он вещи, навеянные югом, восточным бытом, тяготеющие к библейским сказаниям. Лермонтов с его "Тремя пальмами", "Веткой Палестины" и "Бэлой" (вариант сюжета ненаписанной оперы) далеко не случаен в его списке увлечений. У Куприна он выбрал "Суламифь" (к сожалению, замысел остался невоплощенным), у Пушкина - "Бахчисарайский фонтан". Потом увлекся Ара Прекрасным и Семирамидой. Становятся особенно понятны слова его учителя Николая Андреевича Римского-Корсакова: "Вы по самому рождению своему человек восточный, у вас Восток, что называется, в крови... Это не то что я - у меня Восток несколько головной, умозрительный".

Когда на премьере балета на музыку "Трех пальм", поставленного в Берлине балетмейстером Фокиным, Спендиаров оказался рядом с Артуром Никишем и Рихардом Штраусом, они стали восхищаться подлинностью восточного колорита "Трех пальм", а потом спросили композитора, как он этого добился, Спендиаров ответил: "Я армянин". После этого вопросов у немецких коллег уже не возникало.

Летучий портрет

Грачья НЕРСИСЯН. Я помню его, стремительно идущего в сени чинар возле Большого зала филармонии. Почти каждый день и почти всегда в сопровождении нескольких спутников.{gallery}Golos/2014/02.2014/12/nel-3{/gallery}

СЕРОЕ ПРОСТОРНОЕ ПАЛЬТО ИЗ ГАБАРДИНА, выразительная нервная жестикуляция рук с неизменной сигаретой. Я бы сказала - трепетных рук. Он часто заносил их за спину, скрещивая ладони, - жест сугубо восточный, думаю, незапамятно-архаичный. Жест отдыхающего и размышляющего крестьянина, земледельца, гуляющего по осенней тропинке над пашней: труд окончен, но резонанс размышлений остался. Так ходит тот, кто гуляет в раздумье.

Крупное лицо в глубоких и тоже крупного мазка морщинах. Словно природа решила в данном случае не давать ничего мелкого, стертого, невыразительного. И, естественно, такое лицо должны были освещать огромные глаза. Просто большие не подошли бы. Излишне говорить, что щедрость их сияния останавливала даже тех, кто не знал, что перед ним Грачья Нерсисян. Свет этих невероятных по выразительности глаз ошеломлял. Глубь этой голубизны, величину ее не передали до сих пор ни один живописный портрет, ни один кинокадр. Такие лица, такие глаза в старину называли божественными. Это было добровольное отступление от натужных попыток передать на ограниченном человеческом языке суть недоступного нам явления красоты, гармонии, вообще любой законченности в природе.

Что было всего поразительней в Грачья: внешняя лепка, темперамент, актерский диапазон, обаяние личности, глубина человечности, стихийная неистовость гения? Кажется, еще никто не ответил на этот вопрос. Щедрость такого наделения, казалось, осознавала и сама природа. Странно, что мы называем шедевром только творение руки человеческой.

Я помню, как провожали его в последний путь. Такого искреннего поклонения не приходилось мне видеть ни до, ни после. То была сама любовь к театру в чистом виде.

Жаль, что моему поколению довелось увидеть лишь самые последние годы Грачья Нерсисяна. Когда он проходил по авансцене от одной кулисы до другой, опять же заламывая за спиной руки и вращая своими легендарными глазищами в крошечной роли Неизвестного в лермонтовском "Маскараде", трепет ужаса охватывал зал.

- Варпет, как вам удается достичь такого эффекта? - Как-то спросили у Грачья.

- Я ничего особенного не делаю, просто зрителям самим хочется бояться, - то ли всерьез, то ли с иронией ответил Нерсисян.