РЕЖИССЕР ИЛИ ДЕЛЕЦ - ОБА ПОДХОДА ПОРОЧНЫ

Заподозрить доктора искусствоведения, члена-корреспондента АН, гуру отечественного театроведения Генрика ИОАННИСЯНА в том, что он рвется в ректоры ГИТиКа, невозможно при самой большой мнительности. А посему походы мэтра в высокие инстанции в попытке разъяснить, что высшее учебное заведение – это не рынок и театр в одном флаконе, могли бы показаться просто наивными. "Я закончил этот институт, и у меня есть моральный долг перед своей alma mater", - говорит Генрик Иоаннисян. "Моральный долг" - звучит атавизмом, но, согласитесь, что-то в этом есть…

- Господин Иоаннисян, что вас не устраивает в нынешней системе обучения? Ведь постоянно ведутся разговоры о концептуальных переменах, о стремлении шагать в ногу со временем.

- Если какое-то здание начинает рушиться, подпирая стены, его не укрепишь, что же говорить о косметическом ремонте? Следует смотреть в корень – нет ли ошибок в фундаменте? И был ли вообще фундамент крепким? Много лет спустя после окончания института я пришел к выводу, что и в те времена наш институт был скорее училищем, чем вузом. Формально он давал диплом о высшем образовании, но это было прекрасное училище, школа. Гулакян работал с нами так, что в 58-м году на смотре театральных вузов в Москве нас и школу-студию МХАТ оценили одинаково, а он сказал: "Не удивляйтесь, это не вопрос таланта, это вопрос правильной постановки работы". Не знаю, были ли в Европе, России театральные педагоги такого класса. Это был человек, которому удалось поднять театр имени Сундукяна действительно на академический уровень. В 58-м в Москве мне не приходилось удивляться. Так же, как в 87-м, я не удивлялся в Париже, когда смотрел в "Одеоне" "Венецианского купца" – казалось, все такое знакомое, даже реакция и уровень публики, даже занавес, который в финале поднимался вновь, только если этого потребует зритель. Я не утверждаю, что Гулакян был самым выдающимся армянским режиссером, но он был именно строителем театра, не меньшим, чем Рубен Симонов. Он был убежден, что любой человек, кем бы потом он ни стал – актером, театроведом, администратором или капельдинером, – должен пройти крещение сценой. Наша сегодняшняя проблема, можно сказать, трагедия, в каком-то убогом провинциальном модернизме, а это ужасное дело. В моем возрасте смешно считать себя человеком XXI века, но я убежден: старый добрый консерватизм значительно лучше.

- В смысле, прежде чем приступать к программированию, надо в любом случае выучить буквы?

- Примерно. Вот как отбирают студентов в высшую театральную школу в Лондоне? Абитуриент читает два текста – Шекспир и что-нибудь современное. Таким образом проверяют, в какой мере на него воздействует логос. Трогает ли его, цепляет ли художественный текст? И если нет – вопрос закрыт. Актер – это тот, кто загорается от текста, и в основе театра лежит литература. Я занимался средневековым театром и хорошо знаю, что такое цирк, это тоже театр, но специфический. А у драматического театра текстовая основа, и, если ты не способен ее прочувствовать, дальнейшие разговоры излишни. Я, например, на экзамене всегда спрашиваю – какую поэзию вы любите? Но сегодня поэзию не знают и не любят… Отсутствие литературной эрудиции - самая большая брешь в нашем сегодняшнем образовании. Гулакян утверждал, что никакие уроки сценречи не в силах помочь, если ты не начитан. Нам преподавала Айкуи Гарагаш, декламацию которой слышал Туманян и даже поцеловал ей руку. Она передала нам армянский язык тифлисской школы Овнанян и привила вкус к слову, к его звучанию.

А сегодня сценическая речь является побочным предметом, который преподает кто попало, люди, которые, возможно, не знают грамматики. И мы слышим, как сегодня говорят со сцены. У предыдущих поколений такой проблемы не было. Самый большой недостаток нашего сегодняшнего театра – отдаление от логоса.

- "Вкус к слову", "эрудиция", "логос" - это даже не атавистические критерии, это же немыслимая экзотика!..

- Можно и проще. Этот институт был основан Вавиком Варданяном. Приведу один пример того, как вел себя ректор. Студент докуривает сигарету и забрасывает окурок в дальний угол коридора. Ректор Вавик Варданян видит это и, не произнося ни звука, подходит, наклоняется, подбирает окурок и несет его в урну. Студент теряет дар речи. Вот это называется воспитанием. А если ты орешь: "Мне довелось сидеть!" - это конец всему.

- Ну почему же? Последний ректор вывесил прямо перед входом в институт десять заповедей: "не плеваться!", "не орать!", "не материться"…

- Это уже комедия! Хотя, если преподаватель позволяет себе опаздывать, входить в аудитории в расхристанном виде, чего же требовать от студента? Я не могу представить, чтобы мы в свое время вошли в институт небритыми или неопрятными. И это во времена, когда у каждого был один пиджак и две рубашки. Вагаршян, мэтр, народный артист, депутат Верховного Совета СССР, входя в институт, первый с улыбкой здоровался со встречным студентом-первокурсником. Гулакян был предельно строг. В Москве он назначил нам репетицию, на которую мы опоздали – ехали издалека, не знали города, - и он ужасно рассердился. А уже по приезде в Ереван вошел в аудиторию и начал первый урок с извинения – простите, я был неправ. Пожалуйста! Все это было воспитанием. Все это я не могу забыть, хотя прошло больше полувека. И я не могу руководствоваться иными принципами, входя в это здание.

- На официальном уровне принято считать, что последний ректор произвел революцию в учебном процессе, глобальную реформу. Вы разделяете эту точку зрения?

- Ничего подобного сделано не было. У меня очень противоречивое отношение к Армену Мазманяну. Он был моим студентом, и хорошим студентом, задающим умные вопросы. С тех пор мы дружили, он относился ко мне с пиететом. Потом произошла революция, и люди подверглись метаморфозам… Он приватизировал и продал АДРИ… Это одна сторона вопроса. В институте существовало недовольство – всеобщее. Знаете почему? Он ставил себя над всеми, мог наорать на любого. Это не могло не вызывать реакцию. Потом у всех снизили зарплаты. В финансовом отчете института была зафиксирована задолженность в 75 миллионов драмов. Замелькало слово "ссуда". Я не понимаю, на что, для каких целей учебное заведение должно брать банковскую ссуду? Еще одно обстоятельство из ряда вон – внутри вуза было создано чуть ли не министерство: руководитель администрации, пресс-секретари, помощники, референты, контролеры…

- С зарплатой в два-три раза большей, чем у преподавателя-академика… Тем не менее этот эксперимент считается весьма удачным, и звучат призывы продолжить правое дело.

- Нельзя руководить учебным заведением с подобных позиций. Нельзя все мерить деньгами и рыночными отношениями. Это называется вульгарным прагматизмом. И этот принцип был поднят на щит не Арменом Мазманяном, а нашими властями. Но есть еще один порочный подход. Надо раз и навсегда разделить театральное или кинообразование от собственно театра и кино. Режиссера или актера нельзя назначать ректором, институт должен строиться по университетскому принципу. Поручать режиссеру руководить учебным заведением в корне неправильно. Руководить артистами не значит представлять, что такое система образования. Ведь никому не приходило в голову назначать ректором Вардана Аджемяна или великого артиста Грачья Нерсесяна. Я убежден, что руководителем учебного заведения не может быть актер или режиссер – это должен быть театровед или киновед. Сегодня Школой-студией МХТ в Москве – лучшим учебным заведением – руководит театровед Анатолий Смелянский. Это верный подход. С 90-х нашим институтом руководили артисты, а теперь существующую ошибку удваивают. Теперь говорят о менеджере. Причем в наших сегодняшних реалиях руководство почему-то доверяют хитрым, склонным к авантюрам людям. Считается, что только они могут обеспечить экономический и финансовый рост. В действительности подобные люди служат только собственным интересам. Но почему-то интеллигентный человек доверия не вызывает. Избрать режиссера или дельца – оба эти подхода порочны. Хотя ищут именно такого. И говорят – это будет единственно правильным решением. Я сейчас озвучиваю точку зрения, которую довелось услышать из уст официального лица: "Человек, который представляет учебные и научные задачи, вопросы образования - да, мы с вами согласны. Но здесь есть и другие проблемы, и мы ищем человека, который будет обеспечивать финансовые вливания". Я с этой позицией категорически не согласен и считаю ее двойной ошибкой, которая приведет к нравственному краху. Впрочем, основа ему уже заложена.

- А если отвлечься от финансовой составляющей, что, на ваш взгляд, необходимо изменить собственно в системе арт-образования?

- Мы можем превратить это учреждение в приличную школу. Есть предметы, которые необходимо изучать, а их не проходят. Об уровне эстетики как предмета вообще говорить не приходится. Надо приглашать людей из Института философии. Теоретикам необходимо изучать язык – армянский и иностранный. Если приглашать кого-то из-за рубежа, это должны быть люди, которые действительно учат, а не превращать приглашение в дешевое мероприятие для галочки. И самое главное – актерское мастерство преподают режиссеры. А они озабочены не воспитанием индивидуальности - они реализуют какие-то свои идеи с преобладанием режиссерской концепции. Но изучает же художник рисунок, перспективу, анатомию, а в какой манере он будет рисовать – это его дело. Мне кажется, в театральном образовании также в первую очередь следует обеспечить этот академический уровень. Актеру необходима прикладная психология – мастерство условного поведения на сцене. Грим как отдельный предмет не существует, его вообще стали путать с косметикой. А грим следует рассматривать как художество. Слово, органика, грим, детали костюма – всему этому надо учиться, это есть профессиональная грамотность. Нельзя сломя голову кидаться в "космос", перелетая через азы, основы, школу.

- Здесь две проблемы – как увеличить качество неслучайных преподавателей и как уменьшить количество случайных студентов.

- Эти "количества" - вопрос вопросов. Вот у меня было две группы - сорок человек в аудитории! И в каждой группе умных внимательных глаз не больше семи пар. Когда-то на актерский принимали максимум 15 человек… То есть, что бы мы ни говорили, ситуация не слишком изменилась. Одаренные, культурные, воспитанные люди сохранились в той же пропорции. Даже в определенной степени они лучше нашего поколения, задают хорошие вопросы, подходят после лекции – создается реально хорошее впечатление. Но рядом есть масса случайных людей, которые либо с трудом нас терпят, либо подходят и честно говорят: можно я уйду? Теперь, когда вхожу в аудиторию, сразу говорю: кто хочет уйти, лучше это сделать сейчас, зачем сидеть и мучаться? Так нельзя! Принимают недопустимо много! Я даже не знаю, сколько режиссерских дипломов в год выдается в нашей маленькой стране. И сколько из этих дипломированных режиссеров элементарно умеют ставить мизансцены? По какому праву Институт театра и кино должен быть таким большим? Много лет назад я предлагал Сосу Саркисяну первые два года не говорить на темы режиссуры или театроведения, всех принимать на актерский. Пускай сначала практически усвоят актерское ремесло, хоть несколько раз выйдут к зрителю при свете рампы, а уже потом можно выделить четыре-пять человек и сделать режиссерский курс. Из них еще один-два человека, продолжив образование в университете, могут стать театроведами. Сос тогда сказал: в десятку стреляешь…

- Господин Иоаннисян, вы верите, что ваши аргументы найдут отклик у тех, кому предстоит назначать нового ректора?

- Если быть до конца откровенным – нет. Я просто думаю, нужно привести в институт приличного человека, с ученой степенью, культурного, умеющего системно мыслить. Если этот институт так или иначе существует, его просто необходимо привести в порядок.