БОЛЬШЕ ЧЕМ ГОРОД

3 апреля 1924 года в час ночи Совнарком Армянской ССР утвердил генеральный план Еревана, представленный академиком бывшей Императорской академии художеств 46-летним архитектором Александром Таманяном.

За пять лет до этого, в январе 1919 года, решив посвятить себя возрождению обретшей независимость Армении, Таманян переехал из послереволюционного Петрограда в Ереван. И, невзирая на то, что после падения Первой Республики ему пришлось на два года эмигрировать в Персию и там продолжить работу над генпланом, а после возвращения в Советскую Армению испытать колоссальное противодействие современников и удары судьбы, он смог осуществить свою миссию - создать столицу страны - город, способный возродить народ и стать цитаделью его государственности.

ПРОЕКТИРУЯ ЕРЕВАН И СОЗДАВАЯ НОВЫЙ ЯЗЫК ДЛЯ ЕЕ АРХИТЕКТУРЫ, Таманян обращался в равной степени к национальной и мировой традиции. Таманян прекрасно понимал значение главного города для нации, способность столицы быть центром возрождения национальной культуры. Таким примером для него был Санкт-Петербург, где он получил архитектурное образование и где произошло его формирование архитектора. Подобно русской столице, созданной в виде идеального города, раскрытого к Неве и к миру, Ереван был замыслен как идеальный город, раскрытый на национальный символ, на библейский Арарат и на окружающий его армянский мир.

Таманян расчертил столицу широким пространственным жестом, своеобразным космическим жестом, не обращая взора на частности существующего города. Градостроительная структура нового Еревана сохраняла лишь некоторые планировочные фрагменты царскорусского города и культовые здания (не только церкви, но и мечети). Большая часть культовых сооружений еще при жизни Таманяна, несмотря на все его протесты, была уничтожена. А взятый на вооружение радикализм подхода мастера в руках неумелых последователей привел к утрате многих ценных фрагментов застройки.

Отметание прошлого было присуще новой большевистской идеологии, сам же Таманян, приверженец традиций и прежнего порядка, в создании новой столицы стал подлинным модернистом. Исключительность Еревана в том, что он при очевидной традиционности форм многих построек - современен. Таманян, воспитанный на классике и исповедующий каноны классики, умел использовать их в современном контексте. Именно это соединение классики и современности составило не только форму его архитектуры, но и содержание его деятельности как градостроителя. Именно благодаря этому, являясь традиционалистом по форме, он был модернистом по сути.

"Он видел солнечный город", - сказал Чаренц на смерть Таманяна. Город солнца – в Ереване действительно много солнца, благодаря чему так радостно чувствуешь здесь себя. Город солнца – это идеальный город. Город мечты – в Ереване воплотилась мечта всех армян мира о своей независимости, о своей столице.

Феномен Еревана в том, что он является столицей всех армян, проживающих во всех частях мира. Отношение у этих людей к Еревану - не как у жителей больших стран, многие из которых в столице не бывают и относятся к ней как к месту, где штампуются предписания их жизненного уклада. Для армянина, живущего в России, США или Европе, Ереван ничего не значит в административном смысле, это во многом понятие духовное, нематериальное. Так было и в период советской власти, ибо Ереван не переставал оставаться общеармянской столицей.

В памяти сохранился облик пожилого армянина в поезде из Москвы в Ереван в конце 70-х. Этот человек впервые и навсегда ехал в Армению.Он был одной из бесчисленных жертв Геноцида, случайно уцелевший, ребенком оказавшийся за океаном. Оставив детей и внуков, он ехал в Армению, землю которой видел лишь во младенчестве. Как он волновался, когда мы с женой утвердительно отвечали на его вопросы, что да, это уже Армения, что в окне видна вершина Арарата и что поезд наш вполз в Ереван! К Еревану армяне стремятся как к идеалу. И в этом главное достижение Таманяна и тех, кто понимал и помогал ему. Они воплотили мечту народа, создав город, раскрытый на Арарат.

Ереван - это ощущение свободы, ощущение Армении.

ЕРЕВАН БЫЛ НЕ ТОЛЬКО ЗАДУМАН КАК ИДЕАЛЬНЫЙ ГОРОД, он и был спроектирован как идеальный город - в градостроительстве есть такое понятие, хотя оно и в большей степени философское, ибо на самом деле идеальных городов нет. Не стал им и Ереван. Его план – прекрасный план солнечного города – не раз перечеркивался в последующем.

90 лет – одна долгая жизнь. Для города - это жизнь четырех поколений. Четыре поколения жителей города, которые создали этот новый город и начали его же разрушать.

Идеи зодчего и идеология новых властителей страны сошлись ненадолго – 12 лет было отведено Таманяну для реализации своего плана. После его смерти началось разрушение и искажение всех ключевых принципов генплана.

Ереван сполна испытал мрак тоталитаризма. Говоря "он видел" в прошедшем времени, Чаренц скорее имел в виду не конец жизненного пути Таманяна, а конец его идей, предвидя грядущее, уже наступившее затмение. Жуткая эпоха сталинизма, пройдясь по Еревану, по его пространствам, изуродовала суть идеального города, донесла эти деформации до нашего времени. Идеальный Ереван был неотделим от Арарата. Это был город, раскрытый на Арарат. Я не раз писал об этом. Опера – площадь – Арарат. Главная ось таманяновского Еревана. По плану Таманяна широкая диагональная улица с площади раскрывала ее и пространство всего города на Арарат и превращала Арарат в главный сюжет города. Но уже на плане 1937 года улицы, раскрывающей перспективу на Арарат, нет. Сдвинув два здания, между ними поставили арку, и арка закрыла перспективу на Арарат. Так сталинская национальная политика закрыла взор Еревана на Арарат. Генплан 1949 года "исправил" все остальные национальные идеи Таманяна. Лишь одно значительное сооружение – каскад "Армения" - спустя несколько десятилетий будет построено в соответствии с идеями основателя города.

Многие считают арку главным признаком идентичности нашей архитектуры. Я не хочу углубляться в теорию архитектуры, приводя примеры арок практически во всех национальных архитектурах. Арка – это конструкция, знакомая всем народам, но ее прекрасная форма, конечно же, может иметь национальный оттенок. Неповторима тончайшая резьба каменных арок из армянского туфа и базальта. Это да. Но не только это. Дело не в самой арке как таковой, а в том, что высказано с ее помощью. У арки бывает разное значение – арка может быть зрячая, открывающая мир, и арка может быть слепая, таких бесчисленное множество в сталинском и неосталинском Ереване.

Не только и не столько в традиционных, считавшихся национальными, формах подлинная ценность, а в раскрытости к будущему, к прогрессу, современному духу и национальному пространству.

Рафо Исраелян говорил о том, что нет точки в Ереване, откуда можно любоваться Араратом. Не найдя возможности открыть панораму на Арарат из Еревана, Исраелян построил арку за городом. Арку Чаренца, сквозь которую открылась дивная панорама на Арарат и которая приблизила к нам Арарат.

СУЩЕСТВУЕТ ФОТОГРАФИЯ, НА КОТОРОЙ Антон Кочинян демонстрирует Леониду Брежневу макет площади с доминирующим объемом музейного комплекса. По времени, а это конец 1970 года, когда Брежнев посетил Армению, в Ереване происходил расцвет модернистской архитектуры. Все модернистские пространства уже были раскрыты в соответствии с таманяновским планом – в первую очередь Кольцевой бульвар и Главный проспект, многие постройки армянского модернизма еще не были реализованы. И именно в этот, казалось, еще столь светлый период жизни города был подготовлен проект его неосталинизации (или брежневского застоя, я не претендую на точность терминологии, это дело специалистов-историков). Музейное здание стало его символом. Символ оказался очень выразительным жестом, способным перекинуть мост назад к тоталитарному обществу и стать основой для создания соответствующего моста уже к нашему времени. От идей Таманяна остались только внешние формы, слепые арки. Сталинистская идеология внесла свои принципиальные коррективы в понимание смысла Еревана, уводя от создания идеального города для будущего развития к декоративному макету исторического прошлого.

Слепые арки – обман иллюзий. Как много их было и возникает в Ереване. Сейчас мы снимаем слепок с подобной идеологии, создавая бессмысленные неумелые арки. В течение уже многих лет с неизменной настойчивостью появляются проекты в виде арки на месте бывшего памятника вождю на площади. Вновь арка-обман, уводящая взор в сторону, в никуда, где уже новые арки – справа и слева - окончательно должны запутать сюжет городского пространства. Идет строительство города, где отсутствует идея и отсутствует профессионализм.

Ереван для нас больше чем город, а архитектура – больше чем профессия. У русских есть слово зодчий – как высший тип архитектора. Ереван всегда имел зодчего, кто был его совестью и обладателем главного знания о городе. После Таманяна таким зодчим был Рафо Исраелян, после Исраеляна - Джим Торосян.

Я ни в коем случае не хочу принизить роль многих и многих других первоклассных профессионалов, среди них были и выдающиеся архитекторы. Но те, кого я выделил, были нравственными ориентирами для общества, в первую очередь для коллег-архитекторов. Их мнение было главным.

И это, увы, не значит, что при них все было гладко. Город все равно рушился. Но они его старались сберечь. Они были совестью профессии.

Теперь новое время. Надеюсь, придут молодые.

Современный Ереван больше, чем когда-либо за последнее столетие, неевропейский город. Под понятием европейский город я имею в виду фундаментальные значения современного градостроительства – сбалансированность функциональных составляющих, решенность транспортных связей, экологичность, сохранение зеленой среды, сохранение исторической среды (в первую очередь, конечно, сохранение памятников). Т.е. я имею в виду те характеристики, которые обеспечивают высокое качество проживания в городе и высокую степень цивилизованного отношения к ценностям города, к его прошлому. И, естественно, я имею в виду сугубо профессиональные аспекты города – ансамблевость, силуэт, его панорамы. В Ереване с началом сталинской индустриализации приоритетными стали машинные заводские понятия: сначала строились заводы, затем строилось жилье для рабочих этих заводов, потом снова заводы и снова жилье. Город стал увеличиваться, терять контуры и структуру, терять идеал. Утрачивая комфортность и доброжелательность, приобретать отрицательные качества жизни и агрессивность.

КАК НАМ БЫТЬ? Не предпринимать больших проектов. Не ломать все ценное, что создано предшественниками. Не зариться на центр города. Подумать об его остальных частях. Вообще все больше думать, чем делать. Понять смысл идей и форм таманяновского города.

Груз имперского сознания – я имею в виду сознание, сформировавшееся в процессе многовекового нахождения в составе трех империй: Османской, Российской и Советской - мешает движению вперед. Гений Таманяна смог преодолеть этот барьер. Смогли и те, кто понимал смысл его идей и помогал реализовывать их.

Ереван – оплот нашей независимости. Таманян строил первую национальную столицу ХХ века - много раньше Бразилиа, Астаны. Москва создаст свой план в 1935-м, но то будет план утверждения сталинизма. Через год после смерти Таманяна Ереван тоже пойдет по этому пути подчинения тоталитарной идеологии. Но идеальный город Таманяна был независим от Третьего Рима - Москвы, как и столица Ани была независима от Второго Рима – Константинополя. Наши столицы означали нашу независимость.

Современная Москва далеко не во всем есть пример для современного Еревана. Вынужден повторяться, говоря о том, как неправильно ориентироваться в застройке Еревана на Москву. Москва сама стремится высвободиться из создавшегося градостроительного положения. Нынешняя постлужковская Москва – это большие усилия по преодолению агрессивности. Сегодня главные проекты в центре Москвы – это парки, зелень, пешеходные и велосипедные зоны, система парковок, позволившая освободить от автомобилей пространства для людей. Москва стремится стать городом, где можно не только ездить, но и ходить.

Но современная Москва это и увеличение пространства в 2,5 раза, хотя многие десятилетия город имел свои незыблемые границы – 109-километровый круг кольцевой автодороги. Присоединение территорий стало непреодолимым следствием проводимой 20 лет политики. Это стало выражением бессилия перед создавшимися градостроительными проблемами и перед валом денег. И это вновь ведет к продолжению прежних тенденций строительства агрессивных градостроительных образований – огромных спальных районов (так застраиваются новые территории), гигантских торговых молов, невозможности решить транспортную проблему, способную привести к градостроительному коллапсу.

Все существующие в Москве проблемы уже есть в Ереване и стремительно наращиваются. Все предыдущее время с момента начала разрушения идеального города шел процесс расширения территории города. Т.е. принималось самое нерациональное решение, ведущее к скорому созданию непреодолимых сложностей и ведущее к колоссальным затратам (изначально строительство на новых территориях наиболее выгодно экономически, но их эксплуатация, наоборот, затратна).

ИДЕАЛЬНЫЙ ЕРЕВАН ИМЕЛ СВОИ ГРАНИЦЫ: два каньона с запада и востока – Разданский и Норкский, северные склоны с Канакерским плато и Великий Масис на юге как "недоступный путь" (опять же по Чаренцу), как идеал. Ереван много уже себе забрал лишнего, осложняющего свою жизнь и жизнь всей Армении. Потому как Ереван не есть вся Армения, а Армения не есть только Ереван. Хотя и они неотделимы друг от друга и каждый может существовать лишь одновременно и неделимо - физически и духовно.

У Еревана есть ограничения – естественные границы города Таманяна. Все, что за ними, – условно запад и восток - это отдельные градостроительные образования, почти что отдельные города. Таманян, проектируя Ереван, видел его как центр Армении, он обосновывал место Еревана как очень удобное в окружении других населенных пунктов. Но эти населенные пункты были на расстоянии от столицы. Эти разрывы были важны, они обеспечивали равномерность расселения, обеспечивали необходимый для существования воздух (в прямом смысле чистоты экологической и в переносном смысле пространственной свободы). Сейчас же все пространство оказалось сдавленным, город оказался зажатым внешне и уже стесненным внутри. Идельность города утратилась – теперь уже не только как следствие давления идеологического, но технократического.

Захламление пространств вокруг города бетонными трущобами – мы знаем цену их надежности – временное явление. Морально они устарели давно, теперь и физически. Все эти постройки будут отпадать, как сухие листья. Но мы никогда от них не избавимся, если не избавимся в принципе. Важно придумать, как быть с этим. Не строить на освободных местах еще более уродливые монстры, а расчищать пространства. У нас немного земли, но достаточно, чтобы сажать деревья. Нам надо вернуться к идеалам Еревана. Стать честными, стать правдивыми. Перестать обманываться формами – арками, торговыми молами, дорогами вместо рек и бетоном взамен зелени. Сказать нет тем, для кого все это есть приоритеты, и сказать да тем, кто хочет вернуться к идеалу. Наивное движение к идеалу даст больше выгоды, чем прагматичный цинизм. Поскольку в первом случае выигрывают все, а во втором – никто, включая тех, кто на этом наживется.

Не надо считать, что времена изменились и мы не можем думать, как Таманян. Можем, поскольку масштаб Армении его времени и нашего времени не очень и разнится. А ценности его и нашего времени, главная из которых - возрождение Армении, - целиком сохраняют свое значение.

Надо задействовать процесс нового города. Стратегию нового идеального города. Не будь великого плана Таманяна, не было бы Еревана в его сути, а был бы только тот Ереван, который стал возникать и существует вопреки этому плану. И не было бы города общенационального символа и идеи, а было бы обычное место для проживания.

На самом деле все не так сложно – ведь идеал есть. Подлинный Ереван. Надо лишь начать путь возврата к нему.