КНИЖКА-ОТКРЫТИЕ

Ровно 45 лет назад, в конце лета 1969 года, в Ереване, в государственном издательстве "Айастан" вышла в свет очень маленькая, очень тоненькая, очень неприметная книжка. Без нормальной обложки, похожая скорее на брошюру, но своими параметрами (10x14) даже меньше брошюры. От брошюры книжку отличало и наличие суперобложки в невзрачных бело-серых тонах. В этих тонах и был запечатлен на суперобложке портрет Григора Нарекаци, выполненный в XII веке (взятый из рукописи 1173 года). А на ее развороте помещены слова Паруйра Севака: "Достаточно было его нескольких песен, чтобы он, Григор Нарекаци, стал величайшим поэтом Армении, но Нарекаци создал "Книгу скорбных песнопений", подобную храму Ахтамар в нашей поэзии, с той только разницей, что этот храм поэзии совершенно неподвластен всеразрушающему времени".

В ЭТУ ПЕРВУЮ КНИЖКУ ГРИГОРА НАРЕКАЦИ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ ВОШЛИ ТРИ ЕГО ПЕСНИ (ТАГИ) и 6 глав из поэмы "Книга скорбных песнопений" в переводах Наума Гребнева (Гребнев работал по подстрочникам Маргариты Дарбинян). Сами тексты заняли 32 странички. А всего-то в книжке было 50 страниц – завершалась она послесловием Левона Мкртчяна.

Может возникнуть вопрос: почему же первое русское издание Григора Нарекаци оказалось таким чрезмерно скромным – и в плане состава (6 глав из поэмы в 95 глав!), и в плане внешнего оформления? Ответ на этот вопрос очень прост: страна, время. В советское атеистическое время выходит в свет книжка с отрывками из поэмы, дышащей истинной, высокой верой в Бога, в его могущество и величие; поэмой, каждая глава которой начинается фразой: "Слово к Богу, идущее из глубин сердца". Это ведь уже само по себе – красноречивое свидетельство несоответствия духу эпохи, советской идеологии... И поэтому далеко не все поддерживали Левона Мкртчяна в его дерзновенном замысле – перевести "Книгу скорбных песнопений" на русский язык. В своем предисловии ко второму изданию сборника "Читая Нарекаци" (1997) Л. Мкртчян вспоминает, что, когда в середине 60-х годов он искал русского переводчика, который перевел бы отдельные главы из поэмы Нарекаци, один из армянских поэтов (старше него по возрасту и к тому же должностное лицо) сказал ему: "Пойми, дорогой Левон, есть национальные святыни, существующие только для нас. Нельзя и не надо их никому показывать. "Книга скорбных песнопений" Нарекаци существует уже тысячу лет, ты что, один такой умный, что захотел перевести "Книгу..." на русский язык?" "Я, конечно, не был таким умным,– пишет автор предисловия, – но я не верил и не верю в национальные святыни, которые нельзя показать другим".

То, что выход в свет на русском языке отрывков из поэмы мог быть чреват самыми неприятными последствиями, конечно же, понимал и сам Л. Мкртчян. Но не в его правилах было отступать от поставленной перед собой цели. А цель была – открыть всесоюзному читателю гениального армянского поэта X века. К ее воплощению он упорно шел с 1966 года: сделал с Вазгеном Геворкяном подстрочники отдельных отрывков из "Книги...", разослал подстрочники известным русским переводчикам, был в курсе их работы, потом опубликовал некоторые переводческие пробы... И остановил свой выбор на Н. Гребневе. Интересные детали, связанные с историей издания этой книжки, находим в статье Марины Новиковой "Уроки Левона Мкртчяна", помещенной в книге "Пусть не гаснет свет в окне Левона" (сост. К. Саакянц, Ереван, Изд-во РАУ, 2004, сс. 234-251).

НОВИКОВА ОБНАРОДОВАЛА СОХРАНИВШИЙСЯ В ЕЕ АРХИВЕ ОТКЛИК Л. МКРТЧЯНА на ее статью, опубликованную в московском журнале "Вопросы литературы" (1988, N1). Этот отклик, к сожалению, не был напечатан. А М. Новикова писала о "несвободе" в литературе, об идеологических "установках", которым непреложно должны были следовать советские писатели и критики, обращалась и к послесловию Л. Мкртчяна к книжке 1969 года, приводила из него цитаты. И вот как откликнулся Л. Мкртчян: "Издать впервые на русском языке небольшую книжку Нарекаци тогда было не так просто. Издатели помнили, что когда в 1960 году "Книга скорбных песнопений" вышла в переводе на современный армянский язык, то нашлись бдительные армянские умы, сделавшие все, чтобы в журнале "Коммунист" написали: вот, мол, в Армении издали молитвенник... В 1969 году председателем Госкомиздата Армении был А. Утмазян. Он мне сказал: "Печатай своего Нарекаци, но вне плана. Тогда в случае чего тебя (я работал по совместительству заведующим редакцией) снимут с работы. А я тебя, значит, буду защищать. А если будет плановое издание, в случае чего снимут меня. Кто же тогда будет тебя защищать?.." Я ему говорю: "Ладно, в случае чего тот, кого не снимут, будет защищать того, кого снимут". Не сняли, однако, никого. Обошлось. А могло и не обойтись..."

Эти слова помогают понять и то, почему первая русская книжка Нарекаци была внешне такой неброской, и то, как, в какой манере и форме было написано послесловие. Оно было, конечно же, в какой-то мере "приспособлено" к требованиям и духу советской идеологии. В отклике на статью М. Новиковой Л. Мкртчян вспоминал еще слова Лихтенберга о том, что "предисловие – это громоотвод". Таким вот "громоотводом" стало его послесловие; вполне возможно, что именно оно и способствовало изданию русской книжки Нарекаци. Мастерски подобраны были эпиграфы, особенно первый – слова М. Горького: "Бог – снимок с выдумки человека о себе самом как о существе, которое хочет и может быть всезнающим, всемогущим и совершенно справедливым". Второй – слова Юлиана Тувима: "Если меня одарил ты, господи, властью над словом, пусть закипит в моем сердце яростный гнев океанов". Да и сама статья с точки зрения требований идеологии была глубоко продумана. Начиналась она с упоминания о еретическом движении тондракийцев, с того, что Нарекаци подозревали в причастности к этому движению; да и по ходу изложения не раз встречались вполне приемлемые в плане соответствия духу времени мысли: "Нарекаци думал о боге, но говорил о людях, о противоречиях жизни"; "Нарекаци строил храм своей веры богу, и ценен для нас не храм веры поэта, а строительный материал, взятый поэтом из самой жизни, ценно то, с какой силой отразил поэт в своих страданиях жизненные противоречия и страдания своих современников" и т. д. Но поразительно, как сквозь эту умело сотканную идеологическую "завесу" автор сказал все то, что он имел сказать о Нарекаци, и сколько здесь глубоких, ценных и свежих мыслей! Я об этом уже писала, не хочу повторяться; упомяну только параллель Л. Мкртчяна "Нарекаци – Достоевский", впоследствии отмеченную и высоко оцененную известными писателями и критиками.

ИТАК, КНИЖКА УВИДЕЛА СВЕТ. В АРМЕНИИ ОНА БЫЛА ВСТРЕЧЕНА НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО. Первая же опубликованная на книжку реценция (газета "Комсомолец" от 10 сентября 1969 г.) была отрицательной, и называлась она "Горе от умствования". Резкой критике подверглись и переводы Н. Гребнева, воссоздавшего свободный стих Нарекаци стихом рифмованным, и само послесловие. В той же книге "Пусть не гаснет свет в окне Левона" Аршак Мадоян, прекрасный знаток древнеармянской и средневековой литературы, с которым Л. Мкртчян дружил и активно сотрудничал, в своей статье "Левон Мкртчян вблизи" вспоминает: "Однажды в киоске рядом с медицинским институтом Левон скупил все экземпляры газеты "Комсомолец", в которой была опубликована очень строгая критическая статья против этой книжки. Я поинтересовался, для чего он это сделал. Один экземпляр газеты Левон дал мне и весело, как это вообще было присуще ему, сказал, что бумага может пригодиться.

Статью бурно обсуждали в кулуарах университета, "оппоненты" критиковали Левона, ссылаясь на известного специалиста по Нарекаци профессора М. Мкряна, поддерживающего тогда автора статьи: мол, посмотрите, единственный специалист по Нарекаци недоволен работой Мкртчяна! А те, кто отговаривал издать "Нарек" на русском языке, говорили: "Вот видишь! Мы же предупреждали, а ты пренебрег нашим дружеским советом" (с. 49).

Можно представить себе душевное состояние Левона Мкртчяна... Но вдруг... все резко изменилось. По своему обыкновению Л. Мкртчян разослал книжку Нарекаци в разные города, в дар своим друзьям – поэтам, переводчикам, критикам. А когда в конце второй декады сентября 1969 года в Ереване отмечалось 100-летие Ованеса Туманяна, он подарил Нарекаци многим гостям. И вот спустя некоторое время стали приходить восторженные отзывы на книжку; кроме того, на нее положительно откликнулась всесоюзная периодика. Очень популярный в советские годы журнал "Юность" опубликовал в 1970 году (№ 10) стихотворение народного поэта Белоруссии Максима Танка "Читая Нарекаци" (перевод Я. Хелемского). Я помню, как в коридоре филфака университета поделился со мной этой радостью Л. Мкртчян, как вдохновенно прочел он наизусть строки:

Над книгою его стихотворений

Склоняюсь, как над бездной, не дыша.

От этих нареканий и прозрений

Вновь содрогается моя душа...

А вот что написал выдающийся литовский поэт Эдуардас Межелайтис (он был гостем туманяновских юбилейных торжеств) в своей статье о Нарекаци "Тревожный, как Бахов хорал": "Самый драгоценный из всех даров Армении, которые я привез с собой в Неманский край, - то был томик стихов Григора Нарекаци, ставший теперь моей настольной книгой. Часто беру ее в руки, чтобы вместе с автором терзаться и сетовать над неисповедимыми судьбами человека. Правда, сначала я не обратил особого внимания на книжку. Сунул в карман пиджака, принес в гостиницу и даже не перелистал. Зато наутро проснулся ни свет ни заря и, не зная, чем заняться, раскрыл томик. И чем дальше читал, тем больше захватывало дух. Наступила одна из счастливых минут жизни, когда дивишься человеческому гению и гордишься им. ...Нарекаци, один из интереснейших поэтов философского направления в мировой литературе, заслуживает целого исследования. ...Спасибо братской Армении за этот чудесный дар, который лежит теперь у меня на столе рядом с величайшими жемчужинами мировой поэзии".

ВЫСОКО ОТОЗВАЛИСЬ О КНИЖКЕ ИЗВЕСТНЫЕ СОВЕТСКИЕ КРИТИКИ Александр Дейч, Станислав Рассадин, поэт Лев Озеров... И маленькая книжечка 1969 года фактически проложила путь к изданию новых глав поэмы Нарекаци в переводе Наума Гребнева. В составленной Л. Мкртчяном и изданной в Ленинграде антологии "Армянская средневековая лирика" (1972, под ред. Марии Петровых) было помещено уже 17 глав, затем последовало отдельное, параллельное издание (оригинал и русский перевод) 1977 года, куда вошло еще 25 новых глав... На эту книгу появились глубокие, восторженные статьи и письма Чингиза Айтматова, Михаила Дудина, Миколы Бажана, Кайсына Кулиева; стихотворения, посвященные Григору Нарекаци... Все эти отклики собраны в двух составленных Л. Мкртчяном сборниках под названием "Читая Нарекаци" (1974, 1997).

В 1998 году, к 1700-летию принятия христианства в Армении, вышло новое издание гребневского перевода, где помещены еще четыре главы, а две главы, публикуемые до этого в отрывках, даны полностью. И, наконец, особо хочу отметить вышедшее уже после кончины Л. Мкртчяна и составленное Каринэ Саакянц (изд-во "Наири", 2009) издание глав оригинала и перевода (с учетом правок Н. Гребнева на машинописном тексте, любезно предоставленных его семьей) с роскошными, очень "нарекациевскими" иллюстрациями Артака Багдасаряна. Начиная с 1977 г. гребневский перевод выходил с предисловием Л. Мкртчяна "Мятежный гений". В своем письме от 5 февраля 1978 г. Ч. Айтматов писал ему: " Я не знаю, как тебя благодарить, Левон, за то, что ты прислал мне эту книгу. Но еще больше я благодарен тебе на твое предисловие к "Книге скорби". Если я скажу, что получил наслаждение от предисловия, то это не то слово. Ты мудр, Левон, и ты на многое открыл мои азиатские глаза".

Почему я отмечаю количество переведенных Гребневым глав в разных русских изданиях поэмы Нарекаци? Потому что, увы, ему так и не привелось осуществить полный перевод "Книги...". "Моя мечта по-прежнему – перевести Нарекаци до конца, – писал мне Наум Исаевич в январе 1982 года. – Может быть, эта мечта и осуществится, но это зависит не только от меня". А издательства, от которых это зависело, не заключили с Гребневым договор на полный перевод поэмы. В 80-е годы уже не было такого мнения, что Нарекаци вообще не надо переводить на русский язык. Но превалировало мнение, что перевод должен быть сделан в форме подлинника, т.е. нерифмованным, свободным стихом. Рассуждали приблизительно так: если гребневский перевод, не сохранивший форму стиха Нарекаци, имеет такой резонанс, то представляете, какой успех будут иметь переводы, воссоздавшие ее?.. Следовательно, нужны другие переводчики. Договоры заключили с Леонидом Милем (перевод был издан в Ереване в 1984 г.) и с Владимиром Микушевичем (перевод вышел в московском издательстве "Художественная литература" в 1985-м). В этих переводах была сохранена форма подлинника, но оказалась потерянной его мощная поэтическая, художественная сила (об этом тоже уже писалось). Сам Л. Мкртчян в предисловии к сборнику "Читая Нарекаци" 1997 года отмечал: "Наши надежды на то, что они (новые переводы. – М. Д.) окажутся лучше гребневского, на мой взгляд, не оправдались. И определенную долю ответственности за это несу я, так как был в числе тех, кто привлекал Миля и Микушевича к работе над новыми переводами Нарекаци" (с. 11).

...ВРЕМЯ ИДЕТ. ЗА ЭТИ ГОДЫ ИМЯ ГРИГОРА НАРЕКАЦИ ПРОЧНО ВОШЛО В КОНТЕКСТ средневековой мировой литературы. Именно так рассмотрено оно в предисловии известного медиевиста С. Аверинцева к изданному в Москве в 1988 году подстрочному переводу поэмы, выполненному сотрудницами Матенадарана М. Дарбинян и Л. Ханларян. Об этом же свидетельствует изданный московским академическим Институтом мировой литературы им. Горького в 2010 г. огромный том – "Григор Нарекаци и духовная культура средневековья" (сост. Б. Зулумян). Все это говорит о широком научном интересе к творчеству Нарекаци. Но для меня особенно важно, что Нарекаци полюбили русские читатели, истинные ценители поэзии. И именно благодаря переводу Н. Гребнева армянский поэт вошел в их духовный мир. Сегодня, уже во втором десятилетии нового века, мне радостно находить строки из этого перевода в самых разных публикациях: и в очерке Юрия Квееса "Легенда об аисте по имени Ованес" ("Литературная Армения, 2012, № 2), и в мемуарной повести доктора физико-математических наук Алексея Эйгенсона "Смотрящие в небо" ("Литературная Армения", 2012, № 3)...

Уже 45 лет (почти полвека!), как зажигает сердца и души русских читателей разных национальностей наш Григор Нарекаци. Его цитируют, его строками выражают свои чувства и мысли; гребневский перевод вдохновил выдающегося композитора Альфреда Шнитке на создание Хорового концерта, который исполняется во многих странах мира... Свершилось то, о чем поэт молил Бога в третьей главе своей "Книги...":

...И строки, полные моим страданьем,

Пусть станут для кого-то назиданьем.

...Пусть обратит мой труд, мое усердье

Себе во благо человек любой.

И стих мой, став молитвой и мольбой,

Да вымолит Господне милосердье.

И мне захотелось сегодня вспомнить, с чего же все начиналось, мысленно вернуться к этой почти полувековой истории рождения "русского" Нарекаци. И низко поклониться памяти тех, кому гениальный армянский поэт X века обязан этим рождением.

P.S. Я писала эту статью, когда узнала, что в середине сентября в Российско-Армянском (Славянском) университете состоится открытие мемориальной доски Левону Мкртчяну – основателю и первому ректору этого университета. И мне почему-то показалось, что есть какая-то незримая связь между тем, что я пишу, и этим событием. Много прекрасных дел свершил Левон Мкртчян, достойных памяти и увековечения... История "русского" Нарекаци – всего лишь одна из ярких, немеркнущих страниц его жизни.