ХУДОЖНИК, ДОЧЬ ХУДОЖНИКА

"Чтобы выразить то, что невозможно выразить языком символов, Мариам Хачатрян (Моко) использует абстракцию. Она создает фантастические пейзажи, среду, рожденную страстью мысли и способную радовать глаз и сердце. Из уверенной графической линии и  сложной многослойной колористической  палитры Моко рождаются картины-мечты, в которых присутствуют динамизм и насыщенность. Она сотрудничала с музыкантами, которые переводили созданные ею видимые плоскости в яркий, ритмический  звуковой ряд мощного звучания. Ведь работы Моко  воздействуют на все человеческие чувства одновременно", - написала искусствовед из Нью-Йорка Кетрин Хиксон о Моко Хачатрян, чья выставка открылась на днях в Российско-Армянском (Славянском) университете.

 ВЕРНИСАЖИ В  ВЫСТАВОЧНОМ ЗАЛЕ "АКВАРИУМ" РАУ – ДОБРАЯ ТРАДИЦИЯ, заложенная и лелеемая заведующей кафедрой мировой литературы и культурологии Лилит Меликсетян. Но нынешняя выставка, кажется, несколько вырвалась за рамки традиции. "Это жест художника по отношению к нашему небольшому выставочному залу, и это надежда по отношению к студентам", - говорит Лилит Суреновна. Если быть совсем уж точной, этот вернисаж не вырвался за рамки, а ворвался  в показавшийся сразу хрупким стеклянный "Аквариум".

Торнадо принято называть женскими именами. Моко Хачатрян – одна из них. Это женщина с зарядом в 100 000 вольт, по темпераменту. Человеческому, артистическому, художническому. То, что называют passion of living, пульсирует в каждом ее жесте, слове, мощным потоком обрушивается на зрителя с ее полотен. Темное, многослойное пространство вспыхивает световыми всполохами – светом, направленным не на человека, а от человека, создавая ощущение солнечного дня в зените, вырвавшегося из мрака. На миг заставляя остро почувствовать красоту жизни и ее ранимость.

"На девяносто процентов я не придумываю картину – я ее чувствую. Но толчком к работе может быть что угодно. Даже случайно услышанная на улице фраза может привести меня к какой-то трансформации.  Когда я стою перед холстом, я не думаю, о чем рисую, что-то руководит мной. Мной вообще всегда что-то руководит. В процессе бывают вещи, которые я понимаю – надо сделать так-то и так-то. Но начало и конец работы всегда бывают для меня загадкой", - говорит художник.

Именно художник. Художник – дочь художника. Потрясающего, уникального мастера Рудольфа Хачатряна. Чтобы осмелиться стать на путь его продолжателя и последователя, нужна незаурядная смелость. Моко ею явно обладала. Так же, как осознанным или интуитивным выбором другого, своего пути в искусстве.  Ведь только таким образом можно оставаться собой, а значит, повторить отца в главном. Значит, быть носителем его высокой фамилии, что для дочери Рудольфа Хачатряна крайне важно.

 "В ДЕТСТВЕ Я ОЧЕНЬ ХОТЕЛА БЫТЬ АКТРИСОЙ. НО РИСОВАТЬ НАЧАЛА С ДВУХ ЛЕТ. Я даже нашла письмо папы, адресованное моей сестре, которая намного меня старше. Это письмо меня поразило. Он писал: "Не пускай Моко подолгу играть во дворе".  Чувствовал, что даже в самом раннем детстве мне не стоило растрачивать энергию, знал, что у меня другое предназначение. У меня вообще все от папы – эмоциональность, способность меняться по нескольку раз на дню, доброта, человечность и даже болезни. Я унаследовала многие качества, которые были в папе и которые мне иногда даже мешают. А главное, что нас роднит, – это чувство света. Такое 3D, которое для меня очень важно", - говорит Моко Хачатрян.

Она блестяще окончила Художественное училище им. Терлемезяна и поступила на отделение живописи в институт, в котором проучилась до четвертого курса. А потом однажды повернулась и ушла – чтобы мастера соцреализма не "ставили ей руку". Признаться отцу в "акте гражданского неповиновения" было страшно. А он только сказал: "Я бы удивился, если бы моя дочь осталась". Это был акт безоговорочного уважения и доверия. Это доверие к дочери как профессионалу все росло – великий Рудольф Хачатрян, страдающий дальтонизмом и не различающий многих цветов, отдавал дочери свои скульптуры делать на них живопись. Это доверие, кажется, было для нее самым ценным в жизни.

 "Когда я только начинала, еще в училище, меня называли исключительно дочкой Рудольфа Хачатряна. Потом стали называть женой Ваана Ромеляна – мой муж достаточно сильный абстракционист. А теперь уже он иногда злится, когда его называют мужем Моко. Мне удалось это преодоление – ведь очень тяжело найти свой путь, когда за тобой такая личность, какой был мой отец. Или вообще не надо идти по его стопам", - считает Моко.

Но не идти по стопам у нее, кажется, не было шансов. Так дышали почва и судьба. Ведь кроме отца-классика еще при жизни была мать, прекрасно рисовавшая в молодости, закончившая Петербургскую академию художеств им. Репина, но ставшая искусствоведом. А вот сыну Моко удалось уйти от семейной традиции.  Он учится в Америке, и главная его страсть – читать рэп. Хотя живопись, говорят, он чувствует прекрасно. Это, наверное, здорово – жить в лучах света, которые излучают картины собственной матери.

"Я рисую в любое время суток – утром, днем, ночью. Не понимаю, когда художники говорят: хороший свет, плохой свет. Для меня подобного не существует, - говорит Моко. - Я рисую при любом свете и на следующий день вижу картину такой, какой  ее задумала. Рисовать можно и в темноте, если видишь  внутренним светом. Потому что  все изнутри и цвет - тоже. Сначала в моих работах доминировала фигуративность, потом появилась фигуративная абстракция, ушли все линии - они стали мне мешать. Сейчас это чистая абстракция. Все меняется, ничто не стоит на месте. А что  буду делать завтра, еще не знаю".  

 "ДРУГОЕ ИСКУССТВО" МОКО ХАЧАТРЯН, ДА И ОНА САМА, НАДЕЖНО ВПИСАНЫ в современный арт-контекст. Долгие годы она жила в Москве, находилась в эпицентрах арт-событий. География ее выставок широка – от Парижа и Лондона до Нью-Йорка и Кувейта. "На Западе меня ценят намного больше, чем здесь.  Они умеют более открыто выражать свои эмоции, свое восхищение" - говорит художник. Среди вернисажей Моко, состоявшихся в Ереване, один стоит особняком. Проект, осуществленный совместно с пианистом и композитором Айком Меликяном в Музее современного искусства  в те годы, когда был холод нетопленого зала и когда были свет и тепло, рождающиеся из синтеза живописи и музыки, когда звук обретал цвет, а цвет - звук.

"Обстоятельства сложились так, что сейчас я вернулась в Армению, но не думаю, что  осяду здесь надолго, - признается Моко. - К сожалению, не вижу здесь развития. Мне очень жаль здешних художников, музыкантов – артистов в широком смысле.  За ними не стоит ничего, что способно облегчить их жизнь. И я имею в виду не только материальную сторону. Мне кажется, здесь никого ничто не интересует в плане искусства.  А с другой стороны, думаю, что, если бы я не приехала в Армению, осталась в Москве, всего этого нового периода в моем творчестве не было бы. Это парадокс, но факт. И чем это объяснить, не знаю. Смерть папы  была для меня страшным стрессом.  Даже удивляюсь, как я из него вышла. Мы с ним были очень близки, особенно в последние годы, так больно осознавать, что именно тогда, когда я, кажется, окончательно доросла до его понимания, стала так остро в нем нуждаться, его не стало.  И теперь я знаю, что должна все время говорить о нем, высоко держать планку его имени. Я хочу, чтобы его не забывали.  К сожалению, молодежь сегодня мало кого знает. И это трагично".

"Высоко держать планку имени Рудольфа Хачатряна"… Для Моко Хачатрян  этот завет проявляется не только в воспоминаниях об отце. И даже не только в собственном творчестве. Сегодня она работает над проектом, который должен будет реализоваться в Центре современного искусства "Гафесчян". Совместная выставка Моко Хачатрян, Ваана Ромеляна и… Рудольфа Хачатряна. Чтобы увидели, почувствовали всю разность и единство династии. Чтобы помнили.