ДОЛГ И СВЕРХЗАДАЧА СЕРГЕЯ МАЛАЯНА

Ничто не вечно в мире. Все уйдет,

Но вечно имя доброе живет.

Саади

Это было в 1973 году. Я только переехал в Ереван с Камчатки, где жил и работал врачом десять лет. Мало кого я тогда знал в Ереване, разве только нескольких врачей, в том числе и министра здравоохранения Армении Захария Нариманова. Неожиданно заболел мой тесть, известный в Шаумяновском районе и Арцахе юрист Ерванд Марутян (что-то с глазом), и так уже совпало, что в тот день я встречался с министром. Вот и пользуясь случаем, я попросил Захария Михайловича свести меня с каким-нибудь окулистом. Через час вместе с тестем мы посетили окулиста.

В крохотном кабинете за столом, заваленном горками книг, папок, бумаг, в белом халате сидел хозяин, что-то дописывая. Поставив точку, улыбаясь, подошел к нам. Я не успел представиться, как он заговорил. Оказывается, еще утром он прочитал в "Литературной газете" мою статью "Заповедь Гиппократа", и вдруг именно в это время ему позвонил сам министр, назвав мое имя... Наконец он завершил свою тираду, добавив: "Здесь прямо замешан перст Божий". Это был доктор медицинских наук, профессор Сергей Вартанович Малаян.

К счастью, ничего особенного с тестем не происходило, но зато этот самый "перст Божий" стал началом какой-то волшебной дружбы, которая трогательно укрепилась еще и потому, что мы оказались братьями по непереносимому горю: Сергея, как и меня, в августе 1937 года сталинщина лишила отца. Это было в Тбилиси. Сергей и его сестра Варвара с матерью Арусяк спаслись только благодаря Арташесу - брату их отца Вартана. Имя Арташеса гремело по всей Грузии: знаменитый офтальмолог. Именно это обстоятельство привело Сергея и Варвару в медицину, в офтальмологию. История долгая, драматичная, но скажу в двух словах лишь о том, что Сергей, став врачом, отказался от соблазнительной возможности остаться в Тбилиси у дяди Арташеса с его современной клиникой и аппаратурой. Прочитав в армянской газете "Коммунист" объявление о конкурсе в аспирантуру по офтальмологии, он отправился в Ереван. Его тянула туда, кроме прочего, и наука ...

...Встречались мы не очень часто. Однако мне после его смерти казалось, что мы просто не расставались. По его предложению с первых же дней знакомства мы без всякого брудершафта перешли на "ты". Наверное, это произошло из-за частых телефонных разговоров. Как правило, поводом становились мои публикации, особенно в "Литературной газете". И все же запали глубоко в душу именно наши встречи. Ибо именно тогда я открывал в нем удивительные черты настоящего интеллигента и патриота. Еще во время первой встречи он привел слова знаменитого испанского хирурга Хосе де Латаменди, которого я цитировал в той самой статье в "Литгазете": "Врач, знающий только медицину, не знает даже медицины". В этот миг он снял очки с толстыми стеклами, чтобы протереть платком, и я увидел, как сияют его зеленоватые глаза. Сергей считал, что врач действительно должен быть энциклопедистом, каковым, по сути, был сам. Считал, что врач каждые пять лет должен сдавать тест, как это делалось по окончании вуза на государственных экзаменах. Ибо известно, что каждые пять лет внушительно обновляются медицина и особенно медикаменты. Возмущался, когда из-за какого-нибудь невежды с дипломом врача в печати обобщенно оскверняют всю медицину, всех медиков...

Следуя своей давнишней привычке, после интересных встреч с интересными людьми делать записи в блокноте, я часто брался за перо даже непосредственно во время встреч или телефонных разговоров с Малаяном. И сейчас, в канун девяностолетия (как бешено летит время!) моего друга, я принялся копаться в своих записных книжках. Они мне позволяют освежить память о прошлом.

...Можно беспрекословно принять народную формулу: "Человек живет столько, сколько его помнят". Здесь есть некая утешительная жизненная логика. Помнят, как правило, родные и близкие, друзья и коллеги. Помнят, пока живут сами. Но с моим другом Сергеем Вартановичем Малаяном вопрос памяти стоит несколько иначе. Да, он ушел рано. В пятьдесят пять лет. Помнится, за год до его смерти он мне позвонил, поздравил с Новым, 1977 годом. Я не преминул отметить, что, согласно разнице в возрасте, я должен был поздравить первым. Сергей Вартанович не согласился и сказал:

- Я ведь позвонил, чтобы поздравить в первую очередь с изданием твоей книги "Исповедь", а уж потом с Новым годом, - и добавил: - Надеюсь, традиция не будет нарушена.

Улучив момент, я отправился к Малаяну. В целлофановом пакете была не только "Исповедь", но и бутылка тутовой водки. А день этот запомнился еще и потому, что накануне ему исполнилось пятьдесят четыре. Сергей сказал, что он с некоторой тревогой ждал именно этой даты - 54. Оказывается, в одной из моих книг он прочитал о том, что многие творческие люди прожили, словно сговорившись, по пятьдесят четыре года (плюс-минус несколько месяцев). Среди них и Декарт, и Петр Первый, и Ленин, и Туманян, и еще целая прорва имен. В этом он видел нечто мистическое.

...Сергей был тяжело болен. Сердце... В то же время безбожно много курил. Это было время, когда в "Литгазете" я (и не только) регулярно печатал проблемные статьи о курении. Он очень даже хорошо сознавал всю чудовищную опасность никотина, особенно для человека, перенесшего, пережившего инфаркт миокарда и страдающего последствиями сужения (стеноза) сосудов. А тут вдруг с утра до вечера в кровь поступает никотин, именно сужающий сосуды. Я бы в юбилейном адресе к доброму человеку и талантливому врачу не позволил себе заняться, так сказать, санитарным просвещением, если бы не одно глубоко запавшее в память обстоятельство, которое само по себе о многом говорит. Сергей Вартанович, как-то рдея, потушил сигарету, ввинчивая ее в переполненную окурками стеклянную пепельницу, и тихо сказал: "Это нелегкое дело - скрывать от родных и близких, в первую очередь домочадцев, ощутимое чувство приближения смерти, когда ты действенно осознаешь, что можешь уйти, не исполнив долг, не решив свою сверхзадачу".

Я спросил его о долге, о сверхзадаче, и он начал издалека. Суть и смысл сводились к тому, что с 1928 года, еще при его предшественниках, перед национальной офтальмологией стояли другие задачи, которые отражались в самих названиях диагностических, даже эпидемиологических больниц, клиник, диспансеров - трахоматозный, глаукоматозный. Речь шла о массовом распространении хронических вирусных заболеваний глаз (особенно в Севанском бассейне) и о помутнении хрусталика, которое без лечения приводит к слепоте. Такова была тогдашняя приоритетная стратегия отечественного здравоохранения, в частности национальной офтальмологии, у истоков которой стояли Гайк Катанян, Бабкен Мелик-Мусян, Сергей Малаян и другие. В разных лечебных заведениях Армении функционировали офтальмологические отделения, но национальному здравоохранению нужна была еще и действенная офтальмологическая наука.

Забегая вперед, скажу, что долгие годы спустя я рассказал Александру Малаяну, крепкая дружба с которым сегодня, по сути, является продолжением дружбы с его отцом, об одном поистине историческом, телефонном разговоре в апреле 1978 года, за четыре месяца до кончины Сергея Вартановича. Совершая путешествие по Армянской ССР, я посещал не только все административные районы республики, но и все тысячу шестьдесят семь населенных пунктов. Регулярно в газетах "Авангард" и "Комсомолец" печатали мои путевые репортажи. И вот, прочитав очередные путевые заметки, Сергей Вартанович позвонил мне (я тогда находился в Красносельске). Малаян не без радости поведал мне о том, что читал мой репортаж о Разданском и Севанском районах и особо отметил "освежение памяти нынешнего читателя о том, что еще недавно разданцев называли "слепыми ахтинцами". Под конец сказал, что подчеркнул в очерке строки о бывших ахтинцах... Работая сейчас над этими заметками, я нашел те самые строки: "В Разданском районе, как в капле воды, отражается история всей республики в целом. Старожилы района хорошо помнят, как их называли "слепыми ахтинцами". В бывшем Ахтинском крае свирепствовала трахома, и потому многие и многие потеряли зрение".

...В шестидесятых годах уже настала новая стратегическая необходимость создать современную офтальмологию с задачами на перспективу. Это и есть та самая сверхзадача и тот самый долг Сергея Малаяна. Это значит, что с целью создать специализированный комплексный офтальмологический центр надо построить новое здание. И в 1972 году в Ереване началось строительство будущего центра недалеко от Республиканской больницы. Строился центр на средства, заработанные Обществом слепых.

Строительство шло тяжело и долго. Болезнь отнимала у Малаяна силы. Тогда в СССР только-только начали делать аортокоронарное шунтирование, и, увы, не всегда удачно. Тем не менее главного офтальмолога Армении повезли в Москву в начале 1978 года, но было уже поздно. С его изношенным миокардом он остался бы на операционном столе. И он тайком от всех, кладя под язык крохотную белую бусинку нитроглицерина, продолжал оперировать, читать лекции студентам, ежедневно посещать стройплощадку центра, где к тому времени шли уже малярные работы.

7 июня 1978 года Малаян сделал в новом здании первую операцию - катаракты. Больному вернули свет. Неизвестно, кто в тот миг был счастливее, - больной или врач. Потом кто-то из медсестер скажет, что пациент благодарил Сергея Вартановича, который широко улыбнулся, затем как-то натренированно положил под язык нитроглицерин и тихо произнес: "Это надо благодарить мое сердце". Вся ирония состояла в том, что он одновременно достал сигарету и закурил.

...Сердце выдающегося врача и ученого, главного (многолетнего) офтальмолога Армении, дарившего тысячам современников свет, остановилось 31 июля 1978 года.

...Лет через двадцать после кончины Сергея состоялось то, что должно было состояться по логике и морали. Ставший уже известным в мире армянский Офтальмологический центр решением правительства был назван именем его основателя. В фойе клиники установлен бюст Сергея Вартановича Малаяна.

...Этот человек был настоящим знаменосцем. Шел впереди и вперед, преодолевая беды и кручины, чтобы до последнего удара сердца нести людям свет. Александр Сергеевич Малаян - доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой офтальмологии, главный офтальмолог Армении - совсем как отец.