ОН ЖИВЕТ В СВОЕМ ТЕАТРЕ

В последнее двадцатилетие мы нередко говорим об отсутствии лидеров-режиссеров в театре. И это не случайно: кризис в театральном искусстве начался задолго до перемен в общественно-политической жизни страны. Он начался с уходом блестящих мастеров армянской сцены - Вардана Аджемяна, Рачья Капланяна, которые ощущали театр как высочайший долг. Их спектакли дарили зрителям волнующее, возвышенное искусство, ради которого стоило жить в искусстве.

...70-е ГОДЫ ПРОШЛОГО ВЕКА. ИХ СЕГОДНЯ ПРИНЯТО НАЗЫВАТЬ ЗАСТОЙНЫМИ. Но это были годы расцвета армянского искусства - литературы, живописи, кинематографа, театра. Гастроли московских театров, сменявшие друг друга, имена режиссеров, актеров, теперь уже ставшие легендой, - Борис Равенских, Игорь Ильинский, Михаил Ульянов, Елена Гоголева, Юлия Борисова, Евгений Симонов, их восторженные слова, обращенные к Рачья Капланяну. В свободные от собственных спектаклей вечера они охотно стекались в недавно созданный Ереванский драматический театр, где царили страстная увлеченность сценой, самоотверженность и молодой задор.

Переполненный зал, неизменно аншлаговый, сцена, густо заполненная молодежью, среди которой было немало тех, кто сегодня широко признан, и он, Капланян, - человек магического обаяния, на которого все они, эти будущие мастера, смотрели с почтением и ученическим вниманием. Обаяние и редкий дар доверия к своим зрителям театра сегодняшнего идут именно из тех далеких лет - 70-х, когда зрители (которые тогда смотрели не только телевизор) были покорены навсегда теплым юмором, простодушием, бесшабашностью героев его спектаклей.

Впрочем, в театре артистам удалось сохранить не только имя своего создателя. Они смогли сохранить нечто гораздо более трудновыразимое, летучее, капризное - атмосферу творчества и игры, свободы и любви, о которых так мечтал Мастер. В этой атмосфере традиции 70-х не стали архивом. Они были пульсом, который задавал ритм существования, давал силы "держать удар" времени.

Капланян был свободный человек, редкий в этом смысле. Говорят, в те годы мы жили в атмосфере тотального подавления личности. Но откуда брались люди, крепко стоявшие на своем, делавшие свое дело? Да, он был официальным, номенклатурным лицом, держался рамок необходимой дисциплины, но человеком истинно творческим. Если бы не смелость Капланяна, его энергия и страсть, не было бы никакого Ереванского драматического театра и его знаменитых взрывных спектаклей.

Всю жизнь этот страстный и фанатичный искатель, повинуясь собственному ощущению времени, собственному дару и интуиции, пробивал в искусстве свою дорогу и внес в сценическое творчество много нового. В историю армянской сцены вошли такие его спектакли, как "Оптимистическая трагедия" Вс. Вишневского, "Дневник Анны Франк" Г.Гурича и А.Аккета, "Ночная невеста" К.Хоиньского, "Пригоршня мелочей" П.Мюллера, "Игрок" Достоевского, "Бесприданница" Островского, трагедии Шекспира. В репертуаре театра нашли достойное место А.Паронян, У.Сароян, Б.Шоу, А.Чехов, Ф.Дюрренматт, Г.Горин, П.Зейтунцян.

СПЕКТАКЛИ УДИВИТЕЛЬНОГО РЕЖИССЕРА - НЕСКУЧНЫЕ, ЯРКИЕ, ИМЕЛИ СРАЗУ несколько смысловых интеллектуальных пластов и, что случалось не столь уж часто, вызывали желание осмыслить и поспорить. С годами Рачья Капланян становится общепризнанным мастером сцены, завязывает тесные творческие взаимоотношения с замечательными поэтами, художниками: Сильвой Капутикян, Перчем Зейтунцяном, художником Василием Вартаняном - блестящим сценографом, чьи декорации и сегодня невозможно забыть. Совершенствуя совсем еще молодое искусство своего театра, он придавал особое значение выразительности мизансцены, а спектаклю в целом - музыкальную полифоничность развития, тревожную динамику и зрелищность.

О Капланяне нередко можно было слышать такие определения: искренность, яркая фантазия, театральность. Верно. Но ведь это можно сказать и о других режиссерах. Гораздо реже и ценнее соединение свободы, поэзии, интеллекта. И высшего артистизма чувств, ума, поведения. Артистизма личности и таланта. В Капланяне прельщало это сочетание, эта открытость души навстречу театру, сочетание влюбленности и строгого исполнения долга.

Капланян умел заражать своими идеями. Он был художественным руководителем по призванию. Те, кто присоединился к нему, пришли из студии, с курса, который он вел. Они верили в него, в его творческую программу, понимали друг друга с полуслова. Зрители, не пропускавшие ни одной премьеры, всякий раз убеждались: перед ними содружество людей одной крови, исповедующих общие идеи. Такое единство рождали спектакли, отвечающие потребностям времени и зрителя.

И актеры здесь были особенные, юные, обаятельные, заражающие зал любовью к театру. Они, как и их учитель, любили таинство театра, хотя отлично знали, что оно рождается только после мучительной работы. В результате контакт между сценой и залом устанавливался легко, без нажима или подыгрывания. В этом была главная, но не единственная причина успеха. Покоряла узнаваемость образов: они были простыми и человечными, не вызывали ассоциаций с ходульными персонажами иных конъюнктурных драм.

Капланян много внимания уделял технике актера, пресекал попытки имитировать действие, изображать захваченность жизненной ситуацией, щеголять интонацией, которая не выстрадана, не рождена действием. О подобной требовательности сегодня забывают, а между тем она была нормой.

Работая над пьесой, Капланян становился соавтором драматурга. Дополняя, предлагая новые варианты даже персонажей, довинчивал недовинченное, сокращал, добавлял, заражая своей увлеченностью, идеей. Но начало лежало в пьесе, он стремился довести пьесу до абсолюта. На репетициях он бывал воодушевленным, раскрытым, остроумным, еще более, чем обычно, обаятельным - его озаряли творческие находки и вдохновение.

ВСПОМИНАЕТСЯ АЖИОТАЖ ВОКРУГ СПЕКТАКЛЯ "ЛЮБОВЬ И СМЕХ" ОТЯНА. С первых же минут присутствующие на премьере были захвачены жизненностью происходящего, силой страсти, очищенной от театральной накипи, внутренней собранностью исполнителей, яркостью их игры. Говоря о постановке "Любовь и смех", народная артистка СССР С.Гиацинтова писала: "С первой же постановки я почувствовала руку Капланяна - ничто на сцене не делается ради холодной формы; ничто ради выдуманности или стремления к тому, чтобы выявить себя вне актера, вне автора. Форма спектакля найдена, как необходимость. Она совершенна потому, что взгляд на содержание этой комедии у режиссера современен. Выражена пьеса остроумно, чудесные выдумки сменяют одна другую".

Спектакли "Салемские колдуньи" и "60 лет и 3 часа", поставленные Капланяном в Академическом театре им. Сундукяна, великолепные постановки на сцене Ереванского драматического театра, получившие всесоюзное признание его постановки в московском Малом театре и в Театре Вахтангова стали творческими вехами стремительного роста режиссерского мастерства Капланяна.

Понять Рачья Капланяна - значит понять стихию. А он ладил с собственной стихией, действуя всегда от себя. Поэтому порой он бывал безжалостен к тем, кто пытался его утихомирить. Может, поэтому не всем было уютно в пределах его темперамента, духовной интенсивности, наэлектризованности. Капланян, как, впрочем, все творческие люди, был подвержен бесконечному самоанализу, сомнениям, творческим терзаниям. Любому актеру хватает с лихвой своего самокопания, а Капланяну приходилось держать в голове десятки актеров. Надо было видеть, как он беспокоился во время прогонов, как он смотрел обычный спектакль, повторяя за каждым его роль, слова, мимику, успевая следить за всеми сразу. А как он внимательно исследовал темноту зала, сверял реакции, ловил на лицах отсветы сцены. Он беспокоился. Да и как могло быть иначе, если изменилась атмосфера искусства. Возникали новые, молодые театральные явления. Все разные. Все непохожие. Театр Капланяна влиял на эту атмосферу и испытывал ее воздействие. Внося свое в театральный процесс, находил себя. Соревнуясь, самоопределялся.

...ПОМНЮ НАШУ ПОСЛЕДНЮЮ ВСТРЕЧУ НАКАНУНЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ДНЯ ТЕАТРА. Он встретил меня на пороге своей квартиры, как всегда, с доброй приветливой улыбкой. Довольно непривычно было видеть его в домашней обстановке. Очевидно, заметив мое удивление, он с капризным неудовольствием пожаловался на недомогание. Потом во время беседы оживился. Капланян говорил о тайне театра - эфемерной, исчезающей во времени, но странным образом сохраняющейся в душах людей. О людях, которые тонко и глубоко понимали законы театра. О себе самом, о том, как несбыточное вторгается в его собственные театральные чувствования, как ему открылась дорога в искусство. А потом, почувствовав снова недомогание, он сказал: "Человек стареет не под бременем лет, а потому, что отрекается от своего идеала. Кто-то правильно заметил, что годы покрывают морщинами лицо, а отказ от идеалов - душу". Душа его была по-детски наивна. Это было его последнее интервью нашей газете. Вскоре его не стало...

Для многих зрителей старшего поколения Рачья Капланян - легендарная история Ереванского драматического театра. Но дух основателя театра живет в наши дни - в романтической одухотворенности режиссера Армена Хандикяна, в жизненной полноте искусства актеров, в импульсивности и страстной гражданственности Артура Утмазяна. Он передал своим воспитанникам поэзию и правду высоких стремлений, предельную искренность, заботу о будущем своего и их общего театра.