НАШ ДОРОГОЙ АШОТ

Книги Антонины Михайловны Повелайтити-Маари - это ее воспоминания. Вот и сегодня мы предлагаем вниманию читателей один из таких ее рассказов - живой, теплый и очень добрый.

1952 год. Была уже поздняя осень. Мы с Гургеном жили тогда в Красноярске, район Дзержинского, на базарной площади, в избушке "на курьих ножках". Гурген недавно вернулся из больницы после шестимесячного лечения и еще чувствовал себя слабым.

ОН ВЫШЕЛ ПРОГУЛЯТЬСЯ ПО СОВЕТУ ВРАЧА, А Я КРУТИЛАСЬ ОКОЛО ПЕЧКИ, готовила обед. Вдруг стук в дверь. Заходит высокий мужчина богатырского телосложения, его красивое лицо и черные глаза говорили о доброте и благородстве. Представился: Ашот Санамян, художник. Это был тот самый Ашот, о котором, как о верном друге, часто и с любовью говорил Гурген. Оказалось, что Санамян живет в деревне, в 50 километрах от нас. Работает пчеловодом, узнал, что Маари здесь, тут же приехал.

Заходит Гурген: "Ашот джан, Гурген джан!" Какая радостная встреча. И давай по-армянски каждый о своем. Оба счастливы. И так всю ночь они разговаривали, смеялись, спорили. Ашот хохотал так громко, что я боялась, как бы наша избушка не развалилась. Но она выдержала.

С этого дня Ашот Санамян каждую субботу приезжал к нам. Ночевал и только в воскресенье вечером отправлялся к своим пчелам. Появление Ашота приносило так много радости Гургену, ибо он был первым читателем и критиком "Молодости", которую тогда писал Маари. Кроме Ашота никто не мог понять и оценить там творчество Гургена Маари. И на самом деле большая заслуга Санамяна в том, что Гурген творил, несмотря на слабое здоровье. Его верный друг поддерживал Гургена и морально, и материально. И если только по какой-нибудь причине Ашот не появлялся, мой муж страшно тосковал и ходил мрачным. С ним он не чувствовал себя оторванным от Армении. Вместе они вспоминали Ереван, своих знакомых, друзей и врагов. А как горячо они спорили об армянской культуре, литературе! Я боялась, что вот-вот вспыхнет война… Но войны не было, и опять слышу: "Гурген джан, Ашот джан! За твое здоровье!" Да, это были замечательные и интересные дни.

Санамян все рассказывал свою одиссею. "Ну и жизнь у меня! Вот уже 20 лет, как скитаюсь по тюрьмам и лагерям. А теперь вот в вечной ссылке. Будет ли конец нашим страданиям? Ведь вся молодость прошла в неволе. Я был студентом Ленинградской художественной академии, когда меня арестовали. Обвинили в участии в подпольной организации за независимость Армении. И пошла, пошла карусель, закрутилась… А ты помнишь, Гурген, нашу встречу в бакинской тюрьме? Кажется, там мы и отпраздновали 20-летний юбилей твоей литературной деятельности". "Конечно, помню, Ашот джан. Можно ли позабыть все это? Но ты и за решеткой не унывал. Все шутил и смеялся, да анекдоты рассказывал, поддерживал наш дух", - говорил Гурген. "Знаешь, старина, если бы не мой оптимизм, я бы не выдержал. Смеется паяц, счастье потерявший. Вот и сегодня мы продолжаем радоваться тому, что есть. И таким образом, мы выживаем всем врагам назло", - говорил Ашот, они поднимали рюмки "за нашу свободу!"

АШОТ ПРИЕЗЖАЛ НА САНКАХ, В СОПРОВОЖДЕНИИ БОЛЬШОЙ СОБАКИ (в лесах водились волки и медведи). Одет он был как настоящий Дед Мороз. И с большими подарками, как у Деда Мороза, - мясо, масло, мука, мед и другие продукты. И как только за окном скрипели сани, Гурген мчался во двор. "Наш Ашот приехал! Ура, Ашотик приехал! Антонина, приготовь что-нибудь, пировать будем! Еще просьба: не мешай нам разговаривать по-своему и самое главное – не командуй мной! Сколько захочу, столько и буду пить. Не твое дело". "А если опять заболеешь, Гурген, врачи ведь запретили, у тебя язва". "Никаких врачей, никакой язвы я не признаю", - отвечал Гурген. И я знала, что теперь всю ночь будут дымить своей махоркой (Ашот много курил), разговаривать и спорить. Я удивлялась, что Ашот мало пил, а все курил, но Гурген любил выпить. И вот в таком настроении говорил мне: "Тонечка, ты самая несчастная женщина в мире, потому что ты моя жена… И самая счастливая, потому что такой, как я, единственный в Красноярском крае…" Вот и пойми теперь его слова – счастливая или наоборот. Но постепенно я убедилась в том, что слова Гургена: "Ты самая несчастная женщина в мире, потому что ты моя жена", - самые правдивые.

Мои армяне много говорили о будущем. "Гурген, когда мы освободимся, конечно, твои книги будут печататься, как и раньше. Я бы хотел твое "Детство – отрочество" перевести на русский язык", - говорил Ашот. "Я буду только рад, что друг моих тяжелых дней Ашот Санамян будет моим переводчиком", - согласился Гурген. Так и получилось. Можно сказать, что все их мечты и предсказания сбылись.

Однажды Ашот привез к нам какого-то человека. Они обнялись с Гургеном, расцеловались, как братья, поговорили о чем-то серьезном, он ушел. "А знаешь, Тонечка, что за человек? Это же наш знаменитый юрист Чубар Чубарян. Это такая яркая и выдающаяся личность, каких мало. Его вызвало наше начальство, хотят перебросить в другой район. Потому он и спешил. Вот какие люди здесь", - заключил Гурген. Это был единственный раз, когда я имела честь видеть этого легендарного армянского юриста. Но много хорошего и удивительного я слышала о нем.

Итак, благодаря заботам Ашота осень и зима пробежали весело и даже с приключениями. В одну из субботних ночей мои армяне долго сидели и разговаривали. Я заснула. Вдруг слышу дикий голос Ашота. Потом смех и хохот обоих. Оказалось, что наш гость решил растопить железную печку, заложил дрова и зажег спичку. И вдруг из печки вылетает черная кошка. Ашот испугался и закричал диким голосом, как будто волка встретил. В избушке "на курьих ножках" мы жили втроем: Гурген, я и черная сибирская кошка, вот она от холода и устроилась в печке. После этого мы долго подшучивали над Ашотом: "Вот какой у нас Ашот, волков не боится, а черной кошки испугался!" Впоследствии по этим мотивам Гурген написал рассказ "Страх". В знак благодарности за теплую дружбу в тяжелые дни Гурген Маари посвятил Ашоту Санамяну стихотворение "Две березы".

КОГДА АШОТ УЕЗЖАЛ, ГУРГЕН ВСЕ РАССКАЗЫВАЛ МНЕ О НЕМ РАЗНЫЕ ИСТОРИИ: "Однажды всю бригаду заключенных и нас вместе с Ашотом отправили в другой лагерь. Около 300 км мы шли пешком. Страшно устали. Но все же шли. А были такие слабые, которые падали в обморок от усталости и дальше не могли идти. Конвой таких пристреливал. Наш Ашот, богатырь Ашот, брал их на свои плечи и тащил десятки километров. Таким образом, он спас не одного. Ашот Санамян – это редкая личность, символ доброты, гуманизма, самопожертвования и всего того хорошего, что должно быть в человеке", - говорил Гурген.

1954 год Лето. Очень жаркое лето. Мы уже в Ереване. Ведь Сталин-то умер. А Берия оказался врагом народа. Свободные ветры подули. Ашот вернулся через год. Дружба продолжалась. Санамян часто приходил к нам. Самые лучшие коньяки, вина, водка ждали его. Армянские фрукты украшали стол. Казалось, полное счастье. Но я удивлялась, что мои армяне, уже на родной земле, не смеялись так громко и вообще не смеялись. Хохота Ашота не услышишь. Они о чем-то тихо разговаривали и были озабочены. Что-то не так, что-то не то, поняла я.

Однажды зашел Ашот и давай докладывать: "Вчера иду по улице и вижу: недалеко от вокзала, напротив меня, человек идет согнувшись. Он тащит тяжелый мешок на плечах. Подходит. "Ашот, это ты?" "Да, я. А ты, кто будешь?" Странник кладет свой тяжелый мешок на землю, выпрямляя плечи, и на лице прекрасная улыбка появляется. "Чубар, дружище, это ты?" - обрадовался я. "Да, меня тоже освободили". "А что ты притащил в этом мешке?". "Книги, Ашот джан! Редкие книги, очень ценные". "Ты тащил их из Красноярска?" - спрашиваю. "Да, в Москве разгуливал с этим мешком. За такие книги стоило и пострадать". "Ну и человек!" Гурген вздохнул: "Удивительная натура! Настоящий интеллигент, человек огромной эрудиции. Похоже, он готов еще на 20 лет отправиться туда, лишь бы найти редкие книги. Чубар Чубарян – редкая и яркая личность. Страна может гордиться им. Но вот я часто задумываюсь над одним вопросом: вспомнит ли Армения славных своих сыновей, их мучительные пути-дорог", - мрачно сказал Гурген. "Да, и меня мучит этот вопрос… Неужели все было напрасно?" - задавался вопросами Ашот.

Прошли, промчались годы. Давно уже нет Гургена Маари и его верного друга Ашота Санамяна. Они вернулись, чтобы навеки остаться в родной земле. Я помню, в последние дни своей жизни в Паланге, Гурген очень тосковал об Ашоте. "Ашотика хочу видеть. Так хочется поговорить с ним". А в это время наш Ашот лежал в московской больнице, ему делали операцию ноги. Расширение вен. Это результат безмерной доброты.

Да, мир перевернулся, он менял свое лицо. Армения также очень изменилась. Интересно, что сказали бы они о сегодняшней Армении. Но, увы, их мнение уже никогда не узнаем. В нашем доме, в архиве Гургена Маари, хранятся дружеские шаржи Ашота Санамяна на тему "Гурген Маари в ссылке". Очень интересная работа. Ашот Санамян нарисовал также нашу сибирскую легендарную избушку, этот рисунок теперь украшает дом-музей Гургена Маари.

Дорогой, незабываемый наш Ашот! Пусть память о тебе и твоих благородных делах живет в сердце армянского народа и служит примером молодому поколению. А ты, Гурген джан, не ушел от нас, как показалось некоторым. На самом деле ты с нами. Гордо, уверенно разгуливаешь по белому свету, по родной армянской земле, как ни в чем не бывало. Твое обаяние, твой юмор, твою горькую сатиру, твою грусть, твою любовь ты оставил в прозе, в поэзии, в письмах, в своих произведениях. В них ты живешь, и вечно будешь жить. Ибо такие люди не умирают.